Удар шпаги - Бальфур Эндрю - Страница 57
- Предыдущая
- 57/82
- Следующая
Однако, когда я закончил свой рассказ, Саймон пришел к выводу, что маленький кавалер соврал всего лишь самую малость; он теперь понимал, почему я улыбался там, в каюте «Сан-Хуана», когда он хвастался мне своими подвигами и героическими делами.
На следующее утро мы снова отправились в путь и три дня брели по непроходимым лесным дебрям, не находя и следов того, что искали. Мы не переставали удивляться, почему индеец Чиапас выбрал столь трудный путь для бегства, ибо берег здесь состоял из сплошного нагромождения поросших лесом и густым кустарником обрывистых скал да промытых в них прибоем многочисленных глубоких расселин; видимо, «доны» шли за ним по пятам и у него не было другого выбора, как только бежать в лесную глушь.
Идти нам было немного полегче, и мы беседовали более свободно, поскольку нас теперь не отвлекали заботы о людях, об их питании, отдыхе, о безопасности, а также о сохранении тайны сокровищ мертвой головы. Сэр Джаспер без устали сыпал рассказами и анекдотами, так что порой я готов был лопнуть от смеха и даже Саймон иногда удостаивал его улыбки; к этому времени немного похолодало, мы приободрились, и, честное слово, во всех западных землях, по-моему, трудно было встретить трех более веселых искателей приключений. Когда мы делали привал, то беседовали о чем угодно, в том числе и об искусстве фехтования; и так случилось, что однажды сэр Джаспер, напомнив мне мои рассказы о драках с Диком Ханиманом и о схватке с французским задирой, предложил мне помериться с ним на рапирах. Поскольку он повсюду хвастал своим мастерством и тем, что по крайней мере одного противника убил на дуэли, чего со мной не случалось, я сначала было заколебался, но в конце концов, желая проверить, известен ли ему секретный прием де Кьюзака, поддался на уговоры и согласился. Мы сбросили нагрудники и, оставшись в одних рубашках, приступили к делу, выбрав для этой цели ровную площадку на берегу небольшого ручейка, предохранив острые концы наших шпаг костяными пуговицами и назначив Саймона главным судьей.
Вскоре я убедился, что сэр Джаспер далеко не слабый противник и если он не обладал мастерством де Кьюзака и силой де Папильона, то был настолько гибок и изворотлив, что напоминал мне тонкий побег дерева, называемого здесь «бамбуком». Его рапира извивалась ужом, мелькая то тут, то там; при этом он то и дело азартно вскрикивал и принимал, казалось бы, нелепые, но тем не менее труднопредсказуемые позы. Некоторое время я с трудом парировал его выпады, поскольку сказывалось долгое отсутствие практики, но, когда на теле выступил первый пот, я разогрелся и моя нескладная фигура с непомерно длинными руками начала давать мне преимущество, так что сэру Джасперу пришлось оставить свои ужимки и манерничанье и всерьез заняться защитой. Я пытался различными способами преодолеть ее, но он всякий раз успешно отбивал мои атаки и наконец, окончательно уверившись в победе, улыбнулся и насмешливо кивнул мне головой.
— Ха-ха, Джереми, — сказал он. — Где же этот твой знаменитый прием?
— Знаменитый прием? — переспросил я. — Вы имеете в виду прием де Кьюзака?
— Ну да!
— А вот он! — сказал я и вывернул кисть тем неуловимым молниеносным движением, которому научил меня человек, выброшенный волнами на берег Файфа. Шпага сэра Джаспера отлетела в сторону, и сам он остался стоять с таким озадаченным видом, что мы с Саймоном буквально покатились от хохота.
— Клянусь собственной головой! — растерянно проговорил маленький рыцарь, почесывая только что упомянутую деталь своей фигуры. Он подобрал рапиру, внимательно осмотрел ее, затем перевел взгляд на меня, после чего тихонько присвистнул себе под нос и молча надел камзол. В течение нескольких последующих часов он почти не заговаривал с нами и лишь вечером сообщил то, о чем мы не знали до сих пор: оказывается, он считался первым бойцом на шпагах в Лондоне. «И тем не менее, — добавил он, — здесь, на Тринидаде, я всего лишь второй!»
— Стыдитесь, сэр Джаспер, — возразил я. — Вы не принимаете во внимание «донов»!
— Да полно тебе, Джереми! — отмахнулся он. — Я готов признать твое превосходство, но что касается любого испанца… — он покачал головой и надолго замолк, глубоко переживая свое поражение. Я не вытерпел и попытался объяснить ему секрет приема де Кьюзака, однако то ли я был никуда не годным учителем, то ли он оказался тупым учеником, но ему никак не удавалось взять в толк, что главная хитрость здесь заключается в том… — впрочем, это предмет для особого разговора, а мне надо продолжать свое повествование.
Следующие три дня мы провели в пути, выйдя почти на самую крайнюю северную оконечность острова и не переставая восхищаться удивительными красотами леса. Здесь росли высокие стройные деревья с гладкими, точно полированными, стволами, иные с пучками необычных перистых листьев на макушке, но почти все, даже самые крупные, были сплошь усыпаны яркими цветами. На плоских, открытых солнцу террасах тянулись ряды грациозных пальм, некоторые с крупными зелеными орехами, другие без них, но тем не менее все одинаково великолепные; было здесь немало и гигантских деревьев сейба, хотя ни одно из них не соответствовало описанию индейца. Землю устилал плотный ковер из высокой жесткой травы, перевитой разнообразными вьющимися растениями, и низкого кустарника с диковинными ягодами и еще более диковинными цветами. Множество змей и всяких ползучих тварей копошилось здесь, и среди них я дважды видел тех — огромных волосатых пауков, о которых мне приходилось слышать: поистине они выглядели, как порождение ночного кошмара, — огромные, с жабу величиной, но во сто крат более страшные и отвратительные. Кое-где здесь попадались и сухопутные крабы; индейцы арраваков охотно их поедают и, говорят, считают деликатесом, хоть для меня краб без привкуса моря все равно, что яйцо без соли, по крайней мере, мне так кажется, поскольку я их не пробовал.
Я немало мог бы порассказать о деревьях, скрюченных и высохших, словно древние колдуны, о птицах с роскошным оперением и резким голосом, напоминающим крик осла, о гигантских жуках и бабочках, об огненных мухах, проносящихся сквозь мрак в ночное время, точно крылатые светлячки, но мне отлично известно, что существует множество подробнейших описаний этих удивительных мест, а я — всего лишь обыкновенный человек, о чем не раз уже упоминал, и не очень-то большой мастер выражать словами то, для чего обычный человеческий язык слишком беден; поэтому я продолжу рассказ о том, как мы отыскали сокровище мертвой головы и вместе с тем нечто такое, чего вовсе не ожидали найти и что едва не положило конец Джереми Коротышке, о чем вы узнаете в свое время.
Ярким солнечным утром, искупавшись в небольшом лесном озерце с чистой, прозрачной водой, мы поднялись на высокий водораздел и остановились, потрясенные великолепным зрелищем, открывшимся нам внизу; более того, мы убедились, что нашли наконец заветное дерево сейба, при виде которого разразились громким троекратным «ура». Сэр Джаспер приветствовал дерево в изысканных выражениях и произнес целую речь на тему о поощрении упорства и настойчивости, пока Саймон с серьезной миной не поинтересовался, не собирается ли он утащить огромное дерево на себе и известно ли ему доподлинно, что череп находится именно здесь, а если так, то сохранились ли в нем еще драгоценности, — после чего маленький рыцарь немного поостыл а успокоился, довольствуясь созерцанием величественной сцены, расстилавшейся перед нами.
С вершины водораздела нам были видны внизу три невысоких, поросших лесом горных хребта, расходившихся, точно лучи из центра, от единственной высокой скалы на самом берегу океана в южном направлении. Узкие извилистые долины пролегали между ними, а вдалеке, за самым отдаленным хребтом, простиралась безбрежная водная гладь, омывавшая восточное побережье острова и тянувшаяся до самого Старого Света и далее в неизвестность.
Все это было неописуемо красиво и, несомненно, достойно восторженного любования, однако мы неотрывно смотрели на вершину скалы — точку соединения всех трех хребтов, — ибо на ней, как и говорил индеец Чиапас, высилось огромное дерево, одинокое и могучее, раскинув в сторону неба и моря длинные ветви, которые даже с такого большого расстояния выглядели мертвыми и лишенными листвы. У подножия этого древнего лесного гиганта лежали другие деревья, поваленные ударом молнии, поразившей их с небес, но они почти истлели и развалились на части, источенные насекомыми и заросшие ползучими растениями-паразитами. Конечно, нам все это не было видно с того места, где мы стояли, и прошло целых четыре часа, прежде чем мы достигли основания гигантского дерева, так как сначала нам надо было спуститься, потом пересечь широкую долину с топким болотистым грунтом, где под ногами на каждом шагу лопались зловонные пузыри, а затем нам предстояло вскарабкаться на ближайший хребет и по нему добраться до цели; но в конце концов мы достигли вершины скалы и остановились, переводя дыхание и озираясь по сторонам.
- Предыдущая
- 57/82
- Следующая
