Иисус, которого я не знал - Янси Филип - Страница 55

В соответствии с этой притчей Иисус знал, что мир, который он оставил после себя, будет включать в себя бедных, голодных, заключенных, больных. Бедственное положение мира не удивляло его. Он строил планы, в которые оно входило: долгосрочный и краткосрочный план. Долгосрочный план включает его возвращение в силе и славе, чтобы установить порядок на планете Земля.

Краткосрочный план подразумевает передачу власти тем, кто в конечном итоге станет провозвестником свободы космоса. Он вознесся, чтобы мы могли занять его место.

«Где Бог, когда страдают люди?» — часто спрашивал я себя. Ответ на этот вопрос представляет собой другой вопрос: «Где церковь, когда страдают люди?»

Этот последний вопрос, конечно, крепкий орешек, и это та причина, по которой я говорю, что Вознесение отражает основное противоречие моей веры. Когда Иисус ушел, он оставил ключи от царства в наших дрожащих руках.

Через все мое стремление к Иисусу проходит следующий лейтмотив: моя потребность избавиться от слоя пыли и грязи, привнесенного самой Церковью. В моем случае представление об Иисусе было затемнено расизмом, нетерпимостью и мелочным законничеством фундаменталистской церкви Юга. Русская или европейская католическая церковь переживает совершенно иной процесс восстановления. «Ибо не только пыль, но также и очень много золота может скрыть истинную форму», — писал немец Ганс Кюнг о своих собственных исследованиях. Многие, слишком многие полностью прекращали поиски; отвергнутые церковью, они никогда не найдут Иисуса.

«Как жаль, что христианам так тяжело следовать за Иисусом», — замечает Анни Дилляр. Ее утверждение напоминает мне футболку, на которой, в связи с современной предвыборной гонкой, может стоять надпись: «Иисус спасет нас… от своих последователей». И еще одну сцену из новозеландского фильма «Небесные создания», в которой две девушки описывают мир их мечты: «Это как небеса, только лучше — там нет христиан!»

Эта проблема обозначилась давно. В своих заметках о церкви в Коринфе Фредерик Бюхнер пишет: «Они действительно были телом Христовым, как Павел писал о них в своей живущей по сей день метафоре — глаза, уши, руки Христа — но то рвение, с которым они продолжили свое дело, дело Божие в падшем мире, могло бы лишь привести Христа в ярость, озадачить и ошеломить его». В четвертом веке св. Августин писал с раздражением о высокомерии церкви: «Тучи небесные громом своим провозглашают то, что дом Господа должен быть построен по всей земле; а эти лягушки сидят в их болоте и квакают — „мы единственные христиане!”».

Я мог бы заполнить несколько страниц подобными яркими цитатами, каждая из которых подчеркивает рискованность этого занятия — вовлекать репутацию самого Господа Бога в наши игры. В отличие от Иисуса, мы не совершенно доносим Слово. Мы говорим, пользуясь искаженными синтаксическими конструкциями, заикаясь, смешивая разные языки, расставляя ударения не в тех местах. Когда мир ищет Иисуса, он видит, подобно ущербным людям в аллегории Платона, только тени, созданные светом, а не сам свет.

Почему мы так не похожи на ту церковь, которую описывал Иисус? Почему тело Христово так мало напоминает его самого? Если Иисус мог предвидеть такие ужасы, как крестовые походы, инквизиция, христианская работорговля, апартеид, то почему он так рано вознесся?

Я не могу дать достойного ответа на подобные вопросы, поскольку я сам являюсь частью проблемы. Если приглядеться, мой вопрос имеет очень личный характер: почему я так мало похож на него? Я всего лишь предлагаю три наблюдения, которые помогают мне разобраться в том, что произошло с того времени, как Иисус вознесся.

Во–первых, церковь принесла как свет, так и тьму. Во имя Христа святой Франциск целовал нищих и снимал с себя последнюю рубашку, мать Тереза основала Дом для умирающих, Уилберфорс освобождал рабов, генерал Бут основал из добровольцев Армию Спасения, а Дороти Дей кормила голодных. Такая деятельность продолжается: работая журналистом, я встречал педагогов, членов городской администрации, докторов и медсестер, лингвистов, медицинских работников и экологов, служащих по всему миру за маленькую оплату и еще меньшую известность только во имя Иисуса. С другой стороны, Микеланджело, Бах, Рембрандт, строители соборов и многие подобные им люди посвящали лучшие из своих творений «единственно славе Господа». С момента Вознесения влияние Бога на земле возросло. Я не вижу смысла в выравнивании шкалы весов, на одной чаше которых находятся неудачи церкви, а на другой ее успехи. Заключительное слово будет произнесено на собственном суде Бога. Первые главы Апокалипсиса показывают, насколько реалистично отношение Бога к церкви, и все же в других местах Новый Завет проясняет то, что Богу нравится в нас: мы — «особые сокровища», «приятный аромат», «дары, коими он радуется». Я не могу отрицать подобное утверждение, я могу его только принять на веру. Только Бог знает, что доставляет удовольствие Богу.

Во–вторых, Иисус принимает на себя полную ответственность за те части, из которых состоит его тело. «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал», — сказал он своим ученикам, и именно они, так восхищавшиеся им, вскоре покинули его в час его величайшей нужды. Мне вспоминается Петр, чьи хвастовство, любовь, горячий темперамент, страсть, которой он не находил должного применения, малодушное предательство демонстрируют в зачаточной форме девятнадцать веков церковной истории. На таких «камнях», как он, Иисус строил свою церковь, и он обещал, что врата ада не одолеют ее [23 - Чарльз Уильяме пишет, что Иисус «по–видимому, судя по комментариям религиозных лидеров его времени, никогда не надеялся на церковных чиновников. Самое большее, что он сделал, это дал обещание, что врата ада не одержат победы. Однако при взгляде на историю церкви, это обещание может показаться невыполненным».].

Я обретаю надежду, когда наблюдаю, как Иисус общается со своими учениками. Они никогда не разочаровывали его больше, чем в ночь предательства Иуды. Однако Иоанн говорит, что Иисус «до конца возлюбил их» и что он вверил им свое царство.

Наконец, проблема церкви не отличается от проблемы каждого отдельно взятого христианина. Как может простой набор мужчин и женщин составлять тело Христа? Я отвечаю на это другим вопросом: как может грешный человек, например я сам, быть принят как Сын Божий? Одно чудо делает возможным другое.

Я напоминаю себе, что возвышенные слова апостола Павла о невесте Христовой и о храме Божием были обращены к насквозь лживым индивидуалистам в таких местах, как Коринф. «Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах, чтобы преизбыточная сила была приписываема Богу, а не нам», — писал Павел в одном из самых точных утверждений, которые когда–либо были произнесены.

Романист Фленнери О’Коннор, которого никак нельзя обвинить в приукрашивании человеческих недостатков, однажды ответил на письмо читателя, который жаловался на положение церкви. «Мне кажется, что все ваше неудовлетворение церковью исходит из неполного понимания греха», — начал О’Коннор:

…то, чего вы, по всей видимости, в действительности требуете, это чтобы церковь основала Царство Небесное на земле прямо сейчас, чтобы Святой Дух сразу же сошел на все плотское. Святой Дух редко являет Себя на поверхности чего–либо. Вы требуете того, чтобы человек в один момент вернулся в то состояние, каким его создал Бог, вы упускаете из вида ужасную радикальную человеческую гордость, которая является причиной смерти. Христос был распят на земле, а церковь распята во времени… фундаментом церкви является Петр, который отрекся от Христа трижды и который сам не мог пройти по воде. Вы ожидаете от его последователей, что они будут ходить по воде. Вся человеческая природа решительно отвергает благодать, поскольку благодать преображает нас, и это преображение связано со страданием. Священники сопротивляются этому так же, как и все остальные. Требовать от церкви того, чтобы она была тем, чем вы хотите ее видеть, значило бы навязчиво требовать от Бога постоянного чудесного вмешательства в человеческие дела…