Две повести - Дочь. Сын - Белахова Мария Андреевна - Страница 7

• Предыдущая
• 7/45
• Следующая

Сейчас встретит Антон свою дочку, и Ирина Андреевна увидит в его глазах жалость. Одну только жалость к девочке и деликатную укоризну в ее адрес.

Поезд остановился.

Ирина Андреевна смотрит в окно — Антона Ивановича нет. Уже выходили последние пассажиры из вагона, когда она увидела мать.

— Мама! — крикнула Ирина Андреевна.

Екатерина Павловна зашагала быстрее и подошла к окну. Она что-то говорила, но шум стоял такой, что ни слова нельзя было разобрать.

В это время Ирина Андреевна увидела носильщика и подала ему знак. Екатерина Павловна вошла в вагон, когда носильщик уже связывал ремнями вещи.

— А вот и внучка! Здравствуй, детынька! — Она нагнулась, поцеловала девочку.

— Где Антон, скажи ради бога! — чуть не плача, спросила Ирина Андреевна.

— Еще позавчера улетел. Куда-то далеко.

— Как же он мог?!

— Послали. Какая-то там авария на самолете.

Как же это можно? Что она теперь будет делать?

— А когда вернется, он сказал? — раздраженно спросила Ирина Андреевна мать.

— Нет, не сказал. Сам не знает. А ты с ума-то не сходи! — рассердилась вдруг Екатерина Павловна. — «Когда» да «что»! Разве для тебя это впервые? На фронт улетел, вот и все. Давай выходи! Наташенька, детка, пойдем! — обратилась она к девочке.

Они вышли. Носильщик быстро шел по платформе, а Наташа, сутулясь, семенила короткими ножками, как будто они у нее были связаны. Так ходила она в паре с Галей, когда вся группа гуляла по улице. Так шла и теперь, держась за руку, с бабушкой. А когда Ирина Андреевна ушла вперед, чтоб не отстать от носильщика, Наташа как будто и не заметила этого, продолжая плестись по опустевшей платформе.

Дома девочка оставалась все такой же тусклой и безжизненной. Она не сказала ни одного слова, как ни старались бабушка и Ирина Андреевна развеселить ее. Есть она тоже ничего не стала. А когда Ирина Андреевна уложила Наташу в кровать, она закрыла глаза и сразу уснула.

Ирина Андреевна тут же поехала в промтоварный распределитель. Она использовала все талоны — купила материал на платьица, чулочки, штанишки и туфельки для Наташи.

Прошло больше трех часов, а Наташа все спала. Она лежала раскидавшись, с красным, пылающим лицом. Ирина Андреевна пощупала лоб и тут же сунула под мышку девочке градусник. Через пять минут вытащила его — тридцать девять и пять!

Правда говорят, что болезнь к человеку приходит, когда не выдерживают нервы.

Глава IV

Наташа болела долго и тяжело. Слабый организм девочки никак не мог справиться с двухсторонним воспалением легких. Лечение не давало эффекта. Высокая температура не спадала. Пожилой доктор, лечивший Наташу, все больше хмурился.

О том, что жена приехала из Ленинграда с дочерью, Антон Иванович Березов узнал через несколько дней. Из Бухареста он позвонил в Наркомат авиационной промышленности и попросил секретаршу соединиться по городскому телефону с Ириной Андреевной. Секретарша держала у каждого уха по трубке и передавала ему все, что говорила Ирина Андреевна, и Ирине Андреевне — то, что сказал Антон Иванович.

Вероятно, Березов просил кого-то из наркомата оказать помощь жене, потому что на другой же день к ней привезли известного профессора-педиатра. Потом помогли достать пенициллин, который тогда только что начали применять. Этот чудесный препарат спас жизнь Наташе.

Непрерывные волнения и заботы, тревожные бессонные ночи, страх за жизнь девочки крепко привязали Ирину Андреевну к Наташе. Привязали — не то слово, оно выражает что-то внешнее. Наташа стала частью души Ирины Андреевны. Теперь ей и в голову не приходила мысль, понравится Наташа мужу или нет.

Отправляя в Ленинград вещи, в которых приехала Наташа, Ирина Андреевна послала и письмо Раисе Яковлевне. Она рассказала о болезни Наташи и спрашивала, как живет Галя. Ирина Андреевна чувствовала себя виноватой перед этой девочкой. Хоть невольно, но она заставила ее страдать. Раиса Яковлевна быстро ответила на письмо. Она дала советы в отношении лечения Наташи и сообщила, что Галя уже живет у родителей, которые крепко полюбили ее.

Как только Наташа стала поправляться, Ирина Андреевна открыла швейную машинку, и началась пошивка платьиц, рубашек, фартучков. Екатерина Павловна распустила старую мягкую шерстяную кофточку и начала вязать носочки. Прошел уже май, в квартире стояла жара, но бабушку это не смущало.

— Готовь сани летом, а телегу зимой!

Спицы так и сверкали в ее руках. А когда бабушка вязала варежки, Наташа каждый час требовала примерки и с удовольствием продевала худую ручонку сквозь квадрат спиц.

Почти ежедневно Ирина Андреевна писала мужу письма, рассказывая о Наташе все, до мельчайших подробностей. И, находясь за тысячу километров, никогда еще не видев своей дочки, Антон Иванович уже многое узнал о ней. Наташа не выговаривает букв «с» и «ш», заменяя их одной «ч». Это очень потешно! Ночью больная попросит пить и благодарит: «Чпачибо, мамуча!»

Дочка умненькая и с лукавинкой. Ей дают лекарство, она отстраняет руку: «Чпачибо, не хочу!»

Антон Иванович в письмах и телеграммах настойчиво требует, чтобы Ирина Андреевна сообщила ему новые подробности о Наташе, срочно сфотографировала ее и прислала ему карточки. Ирина Андреевна только пожимает плечами. Чудак! Какая фотография, если девочка еще лежит в постели? Приезжал бы ты, Антон, скорее! Разве напишешь обо всем? Наташа выздоравливала. На щеках ее появился нежный румянец. В ярких цветных платьицах, с большими бантами в волосах она стала неузнаваемой. Но Ирина Андреевна огорчалась — там, в яслях, Наташа была иная, более естественная. Теперь какая-то деланная, ненастоящая.

Трудно взрослым понять маленького человека. Ирина Андреевна знала и видела, как жила Наташа до сих пор, И, несмотря на это, она удивлялась и огорчалась состоянием скованности и напряженности, в котором находилась девочка. А ведь Наташе было нелегко. Слишком много всего нового сразу обрушилось на нее. Приезд мамы, поездка в машине, в поезде, тяжелая болезнь, новый дом, где нет детей, нет подруг. На стене висит портрет братика Сережи, а живого его нет и Наташе не с кем играть. В квартире странные, незнакомые вещи: большие кровати, высокие столы, буфеты, трельяж, телефон, который сам звонит и с которым мама разговаривает. Все надо понять, запомнить все названия, которые трудно иногда выговорить.

Легче всего Наташа освоилась с кухней. Ей нравились кастрюли, сковородки, запах вкусной пищи и, главное, нравилось помогать бабушке — резать морковку, капусту, лепить из теста пироги. Но мама не позволяла ей долго оставаться в кухне.

— Здесь жарко и душно, — говорила она. Наташе не жарко, не душно. Хорошо с бабушкой! Но она позорно шла в комнату, сутулясь и спотыкаясь. Странное дело: если девочка делала что-нибудь неохотно, она становилась обмякшей и тусклой.

Наташа давно уже вместе со всеми ждала папу. Она хорошо узнавала его на всех фотокарточках, которые давала ей Ирина Андреевна. Мама и бабушка говорили, что папа скоро приедет. Слово «скоро» Наташа понимала как «сейчас», и сама бежала к двери, если раздавался звонок. Но пока приходили только письма от папы.

Когда Ирина Андреевна кончила пошивки для Наташи, считая, что у девочки на первое время все есть, Антон Иванович прислал маленький чемоданчик. Там оказалась уйма красивых вещей для Наташи — панталончики, рубашечки, шапочки, шарфики, носочки, разноцветные ленты и два платьица.

— Целое приданое! — восторгалась бабушка.

Наташа увешивалась подарками, смотрела на себя в зеркало и впервые после болезни громко смеялась. В чемоданчике лежало письмо, адресованное Наташе Березовой.

«Моя любимая, хорошая дочка! — писал отец. — Как я рад, что ты выздоровела. Я очень скучаю по тебе. Скоро приеду и привезу тебе большую куклу. Когда она ложится спать, то закрывает глаза.

Поправляйся, не хворай больше. Поцелуй маму и бабушку. Твой папа».

Когда Ирина Андреевна прочитала Наташе письмо, та подошла к ней и сказала:

• Предыдущая
• 7/45
• Следующая