Токей Ито (Художник А. Громов) - Вельскопф-Генрих Лизелотта - Страница 49

• Предыдущая
• 49/93
• Следующая

— Но не сегодня. Я дал парню понять, чтобы он сегодня ночью держался подальше, потому что так желает Роуч, который хочет вас принять у себя, пока вы еще не уехали.

— Тобиас! Ты сошел с ума!

Разведчик не мог знать, что переживает Кэт, не мог в темноте видеть ее лица.

— Я решилась, — сказала она наконец. — Мой отец пожелал бы, чтобы я это сделала.

— Хорошо.

Тобиас все не уходил. Он извлек письмо и подал его Кэт.

— Адамс ждет, когда вы оставите форт, — сказал он. — Он хочет взять вас в жены. Адамс — честный человек. Верьте ему. Вы же знаете, он всегда был за вашего отца.

— Это ты верно говоришь, Тобиас. — Кэт вздохнула. — Ты еще увидишь Адамса?

— Я могу передать ему ваш ответ.

Когда Роуч и фельдшер закрыли крышку люка, узник пошевелился. Он оставил место, на котором стоял, и снова подошел к стене. Его цепи звенели. Он терпеть не мог лежать в грязи на полу подвала и прислонился к стене.

Снаружи завывал ветер. Иногда что-то посверкивало в сумраке: отдельные заблудившиеся снежинки медленно залетали через окошко. Узник следил за ними пока они не таяли на полу.

Он был изможден, но сон не шел к нему. В полудреме он предался своим размышлениям, впадая временами в лихорадочный бред. Он думал о своей палатке, о матери, о сестре. Думал о своем мустанге, о просторе прерий. Он вспоминал боевых друзей, которых не надеялся больше увидеть. Узник слышал, что его народ потерпел поражение, изгнан из родных мест; это ему со злорадством живописал охранник. Слышал узник, что и сам он болен и дни его сочтены. Уже несколько дней, как он перестал принимать пищу, ведь руки и ноги под тяжестью оков все равно почти перестали ему повиноваться, ему и в голову не пришло попросить воды, в которой ему теперь тоже было отказано, и узник понял, что уже не изображает равнодушие, а и на самом деле стал ко всему равнодушен. Однако когда появились Роуч с фельдшером, оказалось, что не все еще умерло в нем. Будь у него возможность, он тут же убил бы Роуча. Нет, индеец не был все-таки настолько сломлен, чтобы спокойно переносить голос и присутствие кэптена Роуча.

Наступила ночь. Дакота перестал слышать шаги и скрип внутренней двери — эти звуки были ему хорошо известны, — значит, Роуч улегся в постель. Послышался храп. Узник сдерживал кашель, старался получше прислушаться. Дело в том, что караульный, который каждую ночь находился в комнате коменданта, покинул дом. Дакота слышал, как он вышел и запер дверь. Шло время, а он так и не возвращался. У Токей Ито возникло подозрение, которое он в сущности лелеял днем и ночью. Он надеялся, что Роуч прикажет его убить. И он ждал убийцу в тиши каждой ночи. И вот ушел караульный. Почему? Не должно ли произойти что-то, о чем комендант как бы ничего не знает?..

Около полуночи дверь в комнату коменданта отворилась. Кто-то вошел и запер ее за собой. Послышались шаги. Не шаги караульного — легкие, осторожные шаги. Скрипнула доска, и все стихло.

Потом послышалось какое-то царапанье по крышке люка. И вот она поднялась. Была спущена лестница. Две маленькие ноги в высоких сапогах со ступеньки на ступеньку переступали вниз.

Слабый свет луны все-таки проникал через окошко. Дакота различил девушку. Она спустилась на пол, осмотрелась вокруг и подошла к нему. Послышался шепот.

— Я Кэт, дочь майора Смита. Отец мой умер. Я скоро уезжаю отсюда навсегда. Тобиас просил меня поговорить с тобой.

— Да? — и это «да» было более движением губ, чем звуком.

— Война окончена. Получен приказ о твоем освобождении.

— Чем кончилась война?

— Вашим поражением. Правда, вначале были одержаны большие победы. Ваши вожди Ситтинг Булл и Крези Хорс уничтожили отряд генерала Кастера, и сам Кастер был убит. Были разбиты генералы Крук, Бентин и Рено, но потом ваши воины выдохлись, боеприпасы иссякли. И им пришлось уходить.

— Где Рэд Фокс?

— Поехал в агентуру. Он будет там переводчиком.

— Что делает Адамс?

— Ушел в Канаду. Он не хочет оставаться в стране, где убили его отца. Старик не захотел расстаться со своей землей. Когда пришли Длинные Ножи, он с ружьем в руках отбивался от них. Они схватили его и, как у них принято, облили горячей смолой, вываляли в перьях и загоняли до смерти. Так умеют мучить белые люди.

— Что Адамс будет делать в Канаде?

— Он хочет взять в аренду у Меховой компании капканы и вместе с Томасом и Тэо заняться отловом бобров. Если удастся получить землю, он будет разводить скот и сеять хлеб. Его судьба сходна с судьбой одного краснокожего. Он говорит, что готов стать вашим братом и жить вместе с вами.

— Адамс, который говорил такие слова, что ты мне сообщаешь, будет нас все же презирать, потому что мы не ходим за плугом и не разводим скот.

— Вы научитесь этому, — возразила Кэт.

Во дворе послышались шаги. Кэт подалась назад, к лестнице. Шаги отдалились и стихли.

— Теперь иди! — сказал узник. — Ты была достаточно смелой.

— Я иду. Когда будешь на свободе, приходи в Канаду. Там тебя никто не будет преследовать. Мы будем недалеко от границы, около поросших лесом гор.

— Скажи Тобиасу: я буду бороться за свою жизнь. Хау.

— Прощай!

Кэт быстро поднялась наверх и втащила лестницу.

Дакота обдумывал новости, которые сообщила Кэт Смит. Ему было только двадцать четыре года, и он снова видел перед собой цель. С этого момента он решил бороться за свою жизнь, бороться до тех пор, пока Роуч не вынужден будет освободить его…

Через четырнадцать дней в сумрачное послеобеденное время в неурочный час к узнику заявился охранник, церемонно извлек из кармана два ключа, показал их дакоте.

— Ты должен явиться к коменданту, — сказал он, — к кэптену Роучу, Веди себя прилично. От этого зависит твоя жизнь.

Он разомкнул кандалы и цепь, снял путы с ног. Дакота не показал вида, какое он почувствовал облегчение.

— Теперь вперед, — приказал конвоир, вытаскивая револьвер. — Наверх по лестнице. И чтобы мне без фокусов.

Дакота молча подчинился.

Он вступил в рабочую комнату коменданта и узнал за письменным столом Роуча. Четыре драгуна с револьверами наготове охраняли капитана. Роуч по своему обыкновению откинулся в кресле и держал в пальцах сигарету. На его лице было написано все, что может чувствовать злобный карьерист в момент своего торжества. Он сморщил нос, когда перед ним остановился индеец в покрытой грязью и кровью одежде. Он посмотрел на дакоту, как на животное, которое оценивают на рынке.

— Ты, кажется, серьезно болен, воспаление легких или что-то в этом роде. — Роуч не скрывал своего злорадства. — Фельдшер сказал — воспаление легких. В Вашингтоне не высказывают опасений по поводу твоего освобождения, если ты образумился и распишешься в том, что беспрекословно отправишься в резервацию. — Роуч поиграл бумагой. — Ну как? Подумал ты об этом?

— Что я сам отправлюсь в резервацию?

— Ну конечно. За свое племя тебе расписываться уже не требуется. Оно давно там.

— Я обязуюсь беспрекословно идти в резервацию.

— Великолепно. Вот что сделало несколько месяцев подвала! — Роуч пододвинул дакоте документ. — Подписывай!

Индеец внимательно прочитал документ. Он содержал действительно не более того, что сказал Роуч. Дакота подписал его.

— Своего оружия ты, конечно, больше не получишь. Ты будешь теперь превращаться из дикаря в цивилизованного человека. Завтра Тобиас везет письмо на форт Робинсон, он может взять тебя с собой. Своего коня забирай, эту бестию никуда не приспособишь. И смотри же, чтобы ты избавил нас и от другого хищника — черного волка, который сделал округу небезопасной. Это, должно быть, твоя собака?!

Дакота пожал плечами.

Роуч посмотрел вокруг.

— Где же Тобиас? — спросил он присутствующих. — Ему было приказано прийти. Дверь открылась.

— Ага, Тобиас! Вот твой подопечный. Он завтра отправится с тобой в резервацию. Сегодня он может переночевать в казарме.

• Предыдущая
• 49/93
• Следующая