Тетя Жанна - Сименон Жорж - Страница 9

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая

— Нет.

— Тогда что? Почему вы не хотите его позвать?

Его голос становился нетерпеливым, агрессивным.

— Потому что он не может тебя выслушать.

— Он заболел? Из-за того, что я уехал на машине?

— Нет.

Минута колебаний.

— Мама что-нибудь выкинула?

— Твой папа умер, Анри.

Снова повисла тишина, на этот раз более продолжительная и впечатляющая, потом тусклый голос парнишки произнес кому-то, находящемуся рядом:

«Мой отец умер».

— Алло! Ты слушаешь меня?

— Да. А где мама?

— Мама лежит.

Он проворчал сквозь зубы:

— Понимаю.

— Где ты сейчас?

Ей показалось, что он плачет, причем, может быть, не так от огорчения, как оттого, что оказался сбитым с толку, от ощущения, что все вокруг него рушится.

— Я далеко. Не знаю, что буду делать. Я не могу вернуться.

— Где ты?

— В какой-то маленькой деревне в Кальвадосе, больше чем в трехстах километрах от дома. Машина сломалась, что-то серьезное с трансмиссией.

Уже больше часа над ней работают в гараже. Я не сумел сразу дозвониться.

Тут что-то с телефонной линией. Мне не дадут отсюда уехать на машине, если я не заплачу за ремонт, а у меня нет больше денег. Я хотел, чтобы отец сказал владельцу гаража…

— Позови-ка его к телефону.

Когда она пообещала подошедшему мужчине, что деньги будут заплачены, то снова услыхала голос парнишки:

— Спасибо, тетя.

— Ты один?

Он заколебался:

— Нет.

— С друзьями?

— Один друг и две подружки. Лучше вам сказать, потому что вы и так узнаете.

— Ты обещаешь, что поедешь с максимальной осторожностью?

— Да.

— Я буду ждать тебя всю ночь. Не торопись.

— Спасибо.

Они снова оба замолчали, потом, не зная, что сказать, повесили трубки.

— Думаю, что тебе снова надо менять пеленки, маленький писун.

И опять лестница, более высокая и крутая, чем в ее воспоминаниях.

Спустившись снова, Жанна посадила малыша на пол в кухне, и, пока готовила еду, он очень мило крутился рядом, играя с ее ногами. Она успела дать ему поесть, привести себя в порядок и уложить его обратно в кровать, прежде чем наконец разразилась гроза, и первые раскаты грома застали ее в момент, когда она ела сыр на кухне, и ей пришлось там зажечь лампы. В других комнатах свет она не включала, так что почти весь дом погрузился во тьму.

Тотчас же с неба словно водопад хлынул, загремев по оцинкованной крыше конторы, по вымощенному двору, ставшему черным и блестящим, по подоконникам; дождь переполнял водостоки и бурлил в них. Молнии сверкали одна за другой, неистовые раскаты грома прямо-таки раскалывали небо.

Из-за этого грохота Жанна не слышала ничего другого, поэтому она даже подпрыгнула от удивления, когда, повернувшись, в проеме двери увидела свою невестку — бледную, с кругами под блестевшими глазами. Та спустилась на ощупь в темноте, не осмеливаясь от страха перед громом и молнией включить электричество.

Луиза не знала ни что сказать, ни куда себя деть. Можно было подумать, что она не у себя дома и чувствует себя здесь посторонней. Она сняла свое утреннее черное платье и надела темно-фиолетовый халат, который все время запахивала плотнее, словно ей было холодно.

Жанна почувствовала некоторую неловкость оттого, что ее застали врасплох здесь, во время еды, и ее первым порывом было встать, словно она осознала свою ошибку.

— Сиди, — сказала Луиза, придвигая к ней полированный стул и садясь на краешек.

— Звонил Анри.

— Я знаю.

— Ты слышала разговор?

— Да.

— Я не знала, как мне поступить, и предпочла ему все рассказать.

— Ты права. Пусть лучше он сразу все узнает.

— Хочешь что-нибудь съесть?

— Я не голодна.

— Ты же с утра ничего не ела.

— Я не голодна.

Она подпрыгнула на месте при очень сильном ударе грома, и губы ее беззвучно зашевелились, будто она забормотала молитву.

— Жанна!

— Да?

— Мне страшно.

— Чего ты боишься?

— Грозы! Смерти! Алиса уехала?

— Да.

— Я знала, что она уедет, что ей не хватит смелости ночевать в этом доме, что она не заберет с собой ребенка. Мне страшно, Жанна!

— Тебе нечего бояться.

— Послушай! Это прямо над нами.

И действительно, они услышали треск дерева в одном из близлежащих садов. Не сдержавшись, Луиза в сильном возбуждении резко вскочила и порывистыми шагами принялась мерить кухню.

Кинув уголком глаза быстрый взгляд на неподвижную Жанну, она бросила:

— Ты меня презираешь, верно?

— Да нет же, Луиза.

— Тогда ты жалеешь меня. Это то же самое.

— Ты не нуждаешься в жалости.

— Ты так только говоришь, а думаешь иначе! Ты сама прекрасно знаешь, что думаешь иначе! Я боюсь, Жанна! Зачем Робер так сделал? Только не говори, что это моя вина. Это не так! Уверяю тебя, это не так! Нужно мне верить, Жанна. Необходимо, чтобы хоть кто-нибудь мне верил. Этим утром я была не в себе. Я уж и не помню всего, что наговорила тебе, но это, конечно, было гадко. Я хотела тебе причинить боль. У меня была потребность сделать тебе больно. Ты мне не веришь?

— Верю.

— Ты уверена, что все окна хорошо закрыты?

— Я обошла весь дом.

— Третий этаж тоже?

— Я ходила и на третий.

— Ну и как там?

— Все необходимое сделано. Его положили в голубой комнате.

— Знаю. Я слышала.

— Ты не хочешь пойти со мной взглянуть на него?

Она закричала:

— Только не это! Я не могу. Ты что, не понимаешь, что это выше моих сил? Я боюсь! Повторяю тебе — я боюсь, я умираю от страха, а ты не хочешь меня услышать.

— Тебе лучше сесть.

— Я не могу сидеть. У меня болит все тело, а уж голова…

— Я сейчас приготовлю тебе чашку кофе.

— Ты очень любезна.

И пока Жанна ставила кипятить воду, Луиза задумчиво прошептала:

— Зачем ты все это делаешь? Почему ты приехала именно сегодня? Говорили, что ты знала, как у нас идут дела, и что ты хотела…

Ее лицо изменилось, черты лица напряглись, а глаза приобрели инквизиторский блеск, как когда-то, когда она была маленькой девочкой.

— Неужели ты ничего не знала?

— Нет. Я приехала потому, что…

Но невестка не слушала ее, отдавшись только своим мыслям, и Жанне не удалось закончить фразу.

— Никто тебе не писал?

— Нет.

— И твой брат никогда не жаловался на меня?

— Я не получала от него известий более двадцати лет. Он не знал даже, где я жила!

Забавно, что голос Луизы менялся в зависимости от грозы. При сильных раскатах грома и ярких молниях она говорила смиренно, умоляюще, жалобно, но как только некоторое затишье возвращало ей надежду, что все скоро закончится, она делалась более твердой, становилась язвительной. Тогда ее голова наклонялась вперед, и смотрела она исподлобья.

— Признайся, ты ведь знала, что твой отец умер?

— Я случайно прочитала объявление во французской газете.

— Это в Южной-то Америке?

Жанна почувствовала не очень ловко расставленную ловушку.

— Нет. В Каире.

— Значит, верно, что ты жила в Каире?

— Ну и что?

— Ничего.

Она, кажется, говорила сегодня утром, что кто-то встречал Жанну? Луиза знала об этом больше, чем хотела показать.

— Это было объявление нотариуса?

Там Жанна читала лишь случайно попадавшие к ней французские газеты; происходило это редко, поэтому прочитывала она их от корки до корки. В один прекрасный день ее взгляд остановился на колонке частных объявлений:

«Месье Бижуа, нотариус в Пон-Сен-Жан, разыскивает по поводу крупного наследства Жанну-Марию-Гортензию Мартино, рожденную в Пон-Сен-Жане 5 июня 1894 года. Просьба срочно ответить письмом или поставить в известность представителей консульства».

— Почему ты не подавала признаков жизни?

После минутного колебания она устало прошептала:

— Сама не знаю.

— Ты поняла, что речь шла о твоем отце?

— Да. Никакого другого наследства не существовало. Но было уже слишком поздно, чтобы я могла успеть приехать на похороны. Со дня его смерти прошло два месяца.

• Предыдущая
• 9/32
• Следующая