Настоящее сокровище - Симмонс Сюзанна - Страница 21

• Предыдущая
• 21/47
• Следующая

— Да.

Тори задумчиво смотрела на подругу.

— Митчелл предупреждал меня об этом.

— О чем именно?

— Он сказал, что истинный сын Шотландии живет и умирает с оружием в руках, — неохотно ответила девушка.

— Это правда.

— А еще он сказал, что в душе каждый шотландец — воин, — с трудом сохраняя ровный тон, добавила Тори.

— Полагаю, и это правда. — Элис скрестила руки на груди.

Тори почувствовала, как лицо ее заливается краской.

— А я ответила ему на это: «Кто предупрежден, тот вооружен».

Элис нахмурилась.

— И как он на это отреагировал?

Сердце Тори билось тяжелыми болезненными толчками, руки стали влажными.

— Он сказал, что никакого предупреждения не будет.

— Он был честен с тобой.

— Я знаю.

— Они пойдут на все, чтобы получить то, что им нужно, — тихо проговорила Элис.

— И это я знаю.

— И, зная все это, ты тем не менее хочешь уехать с этим человеком.

— Хочу.

— Тогда вот что я скажу тебе, Виктория Сторм: ты настоящая шотландка.

Элис боялась за Викторию и гордилась ею. И все же она сочла своим долгом сделать последнее предупреждение:

— Ты знаешь, как зовут его члены клана? Тори покачала головой:

— Я знаю, что у него множество имен и титулов.

— Я назову тебе имя, которым он дорожит больше всего, во всяком случае, так мне сказал Маккламфа, а я думаю, он знает, что говорит. Это имя вселяет страх в сердца всех, кому оно знакомо, ибо официальный титул Митчелла звучит так: «Глава имени, клана и рода Стормов».

— Я не вижу в этом ничего угрожающего, — с нерешительной улыбкой заметила Тори.

— На протяжении тысячелетия и даже больше, во времена Столетней войны и древних дальриадских королей, во времена, когда жили Уильям Уоллес, Брюс и Роб Рой Макгрегор, в годы битв под Стерлинг-Бриджем и Баннокберном и жестокой Каллоденской битвы, когда кровь текла рекой, человека, носившего этот титул, все называли просто Стормом7.

«И что мне делать с этим Митчеллом Стормом?» — уже в который раз спрашивала себя Тори. Она вышла из дома через боковую дверь и пересекла зеленые лужайки, оставив позади себя поместье.

Но она направлялась не в сторону океана, как можно было предположить. В этом случае она непременно сбросила бы сандалии и шла бы босиком по нагретому солнцем песку, время от времени наклоняясь и поднимая понравившиеся ракушки. Временами она замедляла бы шаг и смотрела вдаль на однообразный и вечно меняющийся океан, и слушала ритмичный шум волн, набегающих друг за другом на берег.

Нет, Тори отправлялась к океану, когда хотела расслабиться и обрести душевное равновесие, но не тогда, когда ей требовалось принять важное решение.

В этот день даже сады не могли принести ей успокоения — они были слишком упорядоченными, слишком правильными, а краски и запахи цветов мешали сосредоточиться.

Было только одно место, куда она могла пойти в этот день, а именно: в Стоакровую чащу, как она назвала ее еще в детстве.

В действительности «чаща» представляла собой небольшой лесок, состоявший из лиственных деревьев, среди которых попадались плодоносящие вишни и яблони, разросшиеся кусты сирени, куртины дикой ползучей глицинии и лаванды. Рощицу окаймляли раскидистые ели и некое подобие живой изгороди.

А в глубине, в самом центре «чащи» росло ее дерево. Оно было старым. Очень старым. Самым старым деревом в округе. У него был толстый сучковатый ствол и корявые ветви. Самые нижние из них росли так близко к земле, что в конце концов пустили корни, итеперь у дерева было три отдельных ствола.

У дерева Тори были плотные зеленые листья, которые с наступлением осени приобретали ярко-красный цвет. Дерево служило приютом для многих лесных обитателей: птиц, белок и даже филина. Однажды Виктория, поздно возвращаясь домой, услышала его уханье.

В пяти-шести футах от земли толстые ветви росли горизонтально и образовывали широкое удобное сиденье, где было хорошо сидеть и наблюдать за жизнью Стоакровой чащи. Тори, изучившая дерево как свои пять пальцев, с легкостью взбиралась по сучьям на свой лесной трон, прислонялась спиной к стволу, протягивала ноги на соседние ветви и, слегка покачиваясь, размышляла. Летом густая листва полностью скрывала ее убежище от посторонних глаз, и девушка чувствовала себя там в полной безопасности.

Таким было дерево Тори.

Только Элис знала о существовании и местонахождении этого дерева. Однако у нее хватало деликатности никогда не ходить туда.

Это было место Виктории.

Вот куда направлялась сегодня Тори — взволнованная, нерешительная, сомневающаяся. Она вдруг осознала, что ей уже тридцать лет и всю свою жизнь она жила не так, как ей хотелось.

Может быть, она просто повторяла жизнь своей матери?

Мэрилин Сторм умерла в сорок пять лет от внезапной тяжелой болезни. С тех пор прошло уже десять лет, но Тори все еще тосковала и грустила по ней.

А может быть, она живет жизнью своего отца?

Эндрю Сторм Четвертый до конца дней своих служил идеалам, принципам ицелям, поставленным Эндрю Стормом Первым: сохранить род и фамильное состояние для будущих поколений. Он умер через два месяца после преждевременной смерти жены от сердечного приступа.

Так, может быть, она просто продолжала дело своих родителей?

Она жила в том же доме, ее окружали та же мебель, те же картины, и даже дворецкий был тот же, что служил при ее родителях. Она продолжала возглавлять благотворительный фонд, организованный ее матерью, и финансовую империю, созданную отцом.

Она вращалась в том же кругу, что и ее родители; виделась с теми же людьми и встречалась с молодым человеком — милым надежным Питером, — которого выбрали ей родители.

Она вела тот образ жизни, который должна была вести по представлениям тех людей, с которыми общалась.

Не пора ли начать жить своей жизнью?

Правда, Виктория Сторм не знала, какой она должна быть — ее жизнь.

— Но у меня еще есть время узнать это, — пробормотала она, взбираясь на дерево. Ловко ухватившись за ветку, она подтянулась, опустилась на импровизированное сиденье и устроилась поудобнее, как уже делала сотни и даже тысячи раз за последние двадцать с хвостиком лет.

Тори исполнила обычный ритуал, который включал ласковое похлопывание по стволу и негромкое, чтобы слышали только она и дерево, приветствие: «Привет, это я, Виктория».

Она не сомневалась, что дерево ее слышит и по-своему тоже приветствует ее.

Потом Тори прислонилась головой к стволу в том месте, где кора была гладкой, и по своему обыкновению стала наматывать на палец цепочку с висевшим на ней медальоном.

Сегодня она взяла медальон в руки и, осторожно открыв его, всмотрелась в лицо, запечатленное на миниатюрном портрете. Портрет изображал молодую светловолосую женщину, ее длинные светлые волосы имели золотистый оттенок, и Тори подумала, что он становился особенно заметным при ярком солнце.

Кожа цвета слоновой кости, зеленовато-голубые глаза; женщина производила впечатление хорошенькой, но не красавицы в полном понимании этого слова, хотя, возможно, в том была вина художника, которому не хватило мастерства, чтобы передать живую прелесть лица незнакомки.

Тори не знала ни имени, ни возраста женщины. Волосы ее были заплетены в косы и закрывали уши. Ее прическа, а также манера письма художника говорили о том, что портрет был написан очень давно.

Тори нашла медальон в одной из комнат Сторм-Пойнта, куда никогда никто не заглядывал и где уже давно не убирались. Он лежал на дне старинного сундука в запыленной инкрустированной шкатулке.

В шесть лет девочка чувствовала себя немного одинокой, и женщина, изображенная на портрете, стала ее подругой. В жизни Тори было несколько случаев, когда грозившая ей опасность в последний момент отступала от нее, и с годами Тори начала думать, что молодая женщина с портрета — ее ангел-хранитель.

Девочка справедливо считала медальон своей собственностью и постоянно носила его на золотой цепочке рядом с сердцем.

• Предыдущая
• 21/47
• Следующая