Солдатами не рождаются - Симонов Константин Михайлович - Страница 61
- Предыдущая
- 61/176
- Следующая
– Сейчас еще раз свернем, – сказал провожатый.
Они дошли до широкого съезда влево, и Синцов подумал, что тут они и свернут, но провожатый не свернул.
– Это к артиллеристам на позиции, – сказал он. – Еще вправо один съезд будет, потом влево один, а там уж к нам. Артиллерии наставили – на каждый штык по орудию.
«Интересно, сколько штыков в батальоне? – подумал Синцов. – Наверно, от штатного комплекта – одно воспоминание. Все еще по старинке на штыки и считаем. „Смелого пуля боится, смелого штык не берет!“ Конечно, не берет, ни смелого, ни робкого! Если б немцы не техникой, а штыками нас брали, мы бы их давно за Берлин загнали».
Они прошли еще сто метров и увидели новый съезд, теперь вправо.
– Здесь «катюши» стоят, – сказал провожатый. – Видите, темнеют?
Синцов повернулся и увидел силуэт «катюши».
– Совсем при дороге стоят, – сказал провожатый. – Можно сказать, обнаглели: живем в открытую. За неделю только раз разведчик в небе покрутился. Или мороз на них влияет, или по расчету горючего уже не дотягивают.
– Вы кто по званию? – спросил Синцов.
– Старший сержант.
Синцов удивился. Думал: раз офицер связи, то хотя бы младший лейтенант.
– Потери были в полку, – отозвался провожатый. – Когда девятнадцатого ноября в наступление пошли, мало потеряли. А потом уже, в декабре, одну высотку брали, фронт ровняли: трое суток тыр-пыр, тыр-пыр…
Он вздохнул, не одобряя это «тыр-пыр».
– Лейтенант был, офицер связи, его – на роту, а меня – на его место.
Ветер дул прямо в лицо. Синцов на ходу потер рукавицами заледеневшие щеки и нос. Вещевой мешок, закинутый за одну лямку, упал на снег. Провожатый подхватил его.
– Давайте понесу, товарищ старший лейтенант.
– Несите, коли не лень.
– Больно легок, – прикидывая мешок на руке, сказал провожатый.
– Пехоте много не положено.
– Полушубок вам надо достать. Говорят, к наступлению в дивизию еще полушубков доставили.
– Мои полушубок в Сталинграде остался, – сказал Синцов.
– Как так в Сталинграде?
– В батальоне моем бывшем. Соединимся – возьму.
Провожатый присвистнул.
– До соединения еще далековато! – Потом сказал серьезно: – От нашего переднего края до центра города, если по прямой, сорок километров. Артиллеристы при мне считали. И половина – по открытому месту.
Синцов не ответил. Про полушубок сказал так, к слову. Конечно, со своим бывшим батальоном навряд ли встретишься, тут уж лотерея!
– А вот эта дорога к нам, – сворачивая впереди Синцова, сказал провожатый.
– Поливанова, комбата, не знали? – спросил Синцов о своем предшественнике.
– Нет. Я из первого батальона. У нас комбат с августа все тот же. А в третьем батальоне жизнь та же, а комбаты не задерживаются.
«Они не задержались, а я задержусь», – подумал Синцов.
Он уже несколько раз перед тяжелыми боями испытывал предчувствие, что какие бы ни были потери, а с ним ничего не случится, и слова о не задержавшихся в батальоне комбатах не испортили ему настроения.
Но провожатый, наверно, решил, что зря накаркал новому человеку, и опять стал говорить об артиллерии, что ее, как никогда, до черта наставлено и она завтра «как даст подготовочку, так у немцев на переднем крае сразу все умрет».
«Ну да, умрет! Какая ни будь артиллерия, а все же не щипцы – в каждый окоп не залезет и каждого немца не вынет», – подумал Синцов.
Дорога вывела в узкую балочку. Справа по снежному откосу темнели входы в землянки. Далеко впереди, там, куда тянулось устье балки, взлетела высоко в небо пулеметная трасса, и вдогонку сухо, морозно простучала очередь.
– Тишина-то какая, – сказал провожатый, выждав, не стрельнут ли еще.
И действительно, вся напряженность окружающей тишины почувствовалась лишь теперь, после этой вдруг простучавшей и бесследно потонувшей в снегах очереди.
– Вам к командиру полка, сюда, – показал провожатый на ближайшее темневшее в снегу пятно.
Маленькая землянка была тесно набита. Ближе всех к двери, с краю стола, сидел густоволосый большеголовый майор в накинутом на плечи полушубке. Он повернул к появившемуся из-под плащ-палатки Синцову крупное носатое армянское лицо, и Синцов, поняв, что это и есть командир полка майор Туманян, стал докладывать о прибытии.
– Обратитесь к заместителю командира дивизии, – сказал майор и недовольно повел тяжелой головой в сторону сидевшего в углу землянки гололобого полкового комиссара в очках.
Синцов, исправляя ошибку, попросил у того разрешения обратиться к командиру полка. Гололобый кивнул и, пока Синцов докладывал и предъявлял документы, подавшись вперед, внимательно смотрел на нового комбата.
Кроме этих двоих в землянке вокруг стола, впритык друг к другу, сидели еще три офицера: два молодых майора в шинелях, с артиллерийскими петлицами и третий, круглый, в полушубке, с большим артиллерийским биноклем на шее.
Когда Туманян, посмотрев документы Синцова, хмуро сказал, чтоб садился, крайний из артиллеристов, тоненький майор, тесня боком соседа, подвинулся, очистив Синцову краешек огибавшего стол накрытого соломой земляного выступа. Синцов сел.
– Бережной, – сказал гололобый и, раздвинув соседей, выпростав широкие плечи, потянулся короткой, толстой рукой. – Рад новому комбату. – Он стиснул руку Синцова и, еще раз раздвинув артиллеристов плечами, всунулся обратно. – Начальник штаба дивизии, – он кивнул на телефон, как будто телефон и был самим начальником штаба, – сказал, что вы старый сталинградец. Так?
– Так, – сказал Синцов.
– Тем более рад, – сказал Бережной. – И командир полка рад, только не имеет привычки показывать. А это наши боги войны, – поведя головой налево и направо, сказал он об артиллеристах. – Собственные, приданные и поддерживающие. В Сталинграде часто их у себя видели?
– С утра до вечера, – сказал Синцов. – Без них бы не жили.
– А где у вас огневые были? – спросил артиллерист в полушубке.
– Все огневые за Волгой, – сказал Синцов.
Еще в госпитале, слушая расспросы разных, в том числе, казалось бы, сведущих людей, он понял, что все же издали они плохо представляли себе действительное положение в Сталинграде, при котором уже в октябре нечего было и думать тащить через Волгу артиллерию на те узкие клочки берега, что еще оставались в наших руках.
– А связь? Телефонная?
– Телефонная.
– Не замыкало кабель под водой?
– Замыкало, – сказал Синцов. – Ракетами дублировали.
Пока шел этот разговор, Туманян, не обращая на него внимания, занимался своим делом. Позвонил по телефону, вызвал «двойку», потребовал какого-то Ильина и, узнав, что тот спит, приказал разбудить.
– Сюда вызвать хочешь? – спросил Бережной.
Туманян молча кивнул, подождал и сказал в трубку:
– Ильин, батальон можете оставить?.. Так. Понятно. Тогда через тридцать минут явитесь ко мне. А прежде чем уйти, вызовите к себе командиров рот…
– Он оторвался от трубки и посмотрел на часы. – На двадцать два сорок.
Туманян положил трубку, и Синцов тоже посмотрел на часы. Двадцать два сорок – через час. Этот Ильин исполняет обязанности командира батальона, потому и придет сюда. А когда они вдвоем вернутся в батальон, командиры рот уже будут собраны для первого знакомства.
Командир полка, видимо, не любил терять времени, да и обстановка не позволяла.
– С вашего разрешения, товарищ полковой комиссар, мы пойдем, – сказал тоненький артиллерийский майор, вытаскиваясь из-за стола.
Синцов встал и освободил проход.
– А чего пойдете, сидите, – сказал Бережной. – Вы боги, от вас секретов нет.
– Зайдем к начальнику штаба, еще раз кое-что уточним, – сказал тоненький майор.
Второй артиллерист тоже вылез из-за стола. Поднялся в круглый в полушубке.
– Разрешите отбыть, – сказал он, не входя в объяснение причин. И, протискиваясь мимо Синцова, добавил: – С вами неплохо бы до утра увидеться; мой НП недалеко от вашего.
Проводив глазами артиллеристов, Туманян развернул карту и начал не с вопросов к Синцову, а прямо с обстановки на фронте полка, с противника.
- Предыдущая
- 61/176
- Следующая