Привычка жить - Симонова Мария - Страница 25

• Предыдущая
• 25/60
• Следующая

Это был личный шанс шерифа избавиться одним махом от ненавистного спецназа и его наставника, да вот как бы самому без головы не остаться. Решение выходило трудным, почти неподъемным, врожденную осторожность, которую многие принимали за тугодумство, Враньешу приходилось сейчас преодолевать с превеликим трудом. Но шериф осилил себя:

— Морган. Дуй в караулку — поднимай тревожную группу, пускай пока осмотрят двор, но тихо. Тревогу не поднимать. Убийцу надо взять без шума.

Враньеш осветил своих солдат фонарем и ни на одной физиономии не увидал жажды покидать уютный, надежно защищенный крепкими стенами и залитый кровью тюремный подвал. На лице Моргана, вместо готовности выполнить приказ, читалось: это кто же такой, что уложил ДВУХ кугуаров и как, интересно, ты, шериф, собираешься его взять, да еще без шума. Собственно, и Враньеш думал о том же — по спине его до сих пор носились мурашки, вызывая желание сунуть лезвие кинжала за шиворот и почесаться.

— Что стал?! Бегом!!! А то живо у меня этажом ниже окажешься! — гаркнул шериф, видя, что солдаты растеряны. — Лукар, ты с ним. Бегом, марш!!!

Это подействовало: солдаты знали, что означает нижний этаж с ОСОБЫМИ казематами. Корм для Лорда. Только вякни, и не проживешь даже десяток ударов сердца. Пяток и то не проживешь. Лорд является за добычей молниеносно, особенно перед рассветом.

— Что я, крайний, что ли? — пробормотал, подбирая свою рогатину, Хлыст, до того сосредоточенно вытиравший выпачканные в крови руки о замусоленную тряпицу. Металлический запах крови перебивался спиртным: подозревая яд, солдат не пожалел на дезинфекцию водки из личной фляги.

— А там, во дворе, между прочим, не только эти… убийца, — поправился он, делая добрый глоток, — а еще и Мамуля. Зачем лишний раз нервировать старушку?

Шериф выхватил самострел, ткнул оборзевшего солдата в грудь:

— А ну, пошел! Оба пошли, я сказал! Вы у меня что, перечить?!!

Когда они, хоть и нехотя, но подчинились, шериф окликнул:

— Пека! — помедлил, но следующий приказ и подавно никто в одиночку не возьмется выполнять — скорее предпочтут свидание с голодной Мамулей. — И ты, Ажан! Бегом к Бенджаму, зовите его сюда. Ну, живо!

Солдаты неторопливо затопотали вверх по лестнице, и Враньеш услышал, как нервно и пьяно хохотнул Хлыст:

— Ну, Пека, ты прям как знал — не стал подмываться. Небось, чтоб два раза не возиться…

Шериф сплюнул и только теперь осознал, что остался один. А убийцы вполне могли и не выходить во двор, а затаиться в коридоре, где должен дежурить южанин. Точно! Он и есть убийца. И где же он мог затаиться? Ну, скажем, за пожарным щитом. А может, ошибка, и южанина уже тоже… Враньеш отмахнулся от жалкой мыслишки и поежился — меж лопаток пот струился не хуже мутного весеннего потока. Надо бы проверить камеры, но Враньеш никак не мог заставить себя сделать первый шаг в коридор. За заключенных головой отвечает шериф, и Смерть-герцог не станет слушать всякие там оправдания, а живо отправит в нижние казематы.

Мысли путались и явно заходили на очередной круг. Враньеш тряхнул головой и решил — была не была. На ватных ногах он преодолел последний пролет и выглянул в коридор, где его ждал новый удар: на полу валялась сорванная с петель тяжелая казематная дверь — какая-то из камер была взломана. Мрак и еще три раза мрак! Тот, кто доложит об исчезновении заложника герцогу, будет казнен через десять ударов сердца. Ну и что теперь делать? Родная рота в глухих южных болотах на самой границе Имрана вдруг показалась ему чуть ли не пределом мечтаний. Неплохо бы оказаться сейчас подальше от Гнилой Берлоги, и Гамбар с ней — с карьерой — тут бы голову уберечь.

А может, убийца прячется в камере и поджидает? Шериф почувствовал, что ему не хватает дыхания: всё это время он даже забыл делать это банальное — вдох-выдох. Уф… первый осторожный шаг дался с колоссальным трудом, потом пошло легче, он крался, держа в вытянутой руке самострел, так и норовящий вывернуться из мокрой, как мышь, ладони. Другой рукой Враньеш держал фонарь. Кружок света выделывал по полу невероятные кренделя, когда возле пожарного щита материализовалась темная высокая фигура. В сумраке она выглядела прямым воплощением смерти. Не надо было Лорда поминать, ох не надо! — мелькнула у шерифа заполошная мысль, а палец сам нажал спусковой крючок. Оба дротика вылетели одновременно, но черный силуэт чуть сместился, и шериф услышал бессильное цоканье зарядов о пожарный щит.

Он остался беззащитен, замахал фонарем, чувствуя себя загнанным зайцем, зажмурился и услышал голос:

— Ты тороплив, шериф Враньеш. Ну, да ума не займешь, — старый Бенджам оф Марин шагнул вперед, и его сухое до ужаса лицо оказалось в полосе света фонаря. — Не трясись, вряд ли он до сих пор в замке. Надо высылать погоню. Но никакой тревоги: рев от нее на все окрестности слышен. Пусть думает, что мы еще не хватились.

Шериф почувствовал, как подкашиваются ноги, оперся о стену, испытывая вместе с тем и огромное облегчение. Рядом с Бенджамом не страшен, пожалуй, и Лорд… — он с досадой шлепнул себя по лбу за неуместное поминание и старательно оплевал Гамбар.

Андрей отключил М-связь и отстегнул разъем шлема, с раздражением заметив, как подрагивает рука.

Только что под покровом ночи на лагерь было совершено нападение. Не открытое, когда враг поднимает шум, и благодаря М-связи каждому из давно и крепко сплоченной бригады автоматически становится ясно, кому и что следует делать. На сей раз противник, непонятно откуда взявшийся, подошел бесшумно и пытался перерезать охранение. Жорку Крутого спасло лишь то, что они действовали простыми ножами, а он — не то чтобы по инструкции, а скорее по ночной прохладе — не стал опускать нашейные пластины комбинезона. И не только его спас этот «хомут», но, возможно, и всю группу, настолько быстро и почти неуловимо двигались нападавшие в довольно густом и на вид непроходимом лесу. Не открой Крутой заполошную стрельбу и не разбуди тем самым весь лагерь, неизвестно еще, чем бы всё закончилось. Именно благодаря пулевому оружию, о наличии которого ночные гости, видимо, не подозревали, удалось, ранив, взять одного из нападавших.

Андрей не привык к такой вот партизанской войне, когда не твари, а люди, которым ты ничего плохого не сделал, а, напротив, собираешься спасти, подбираются к тебе во мраке с намерением перерезать горло.

— Черт, да откуда здесь взялись эти дикари? — Красный подергал свой огненный чубчик и растерянно обвел взглядом бойцов, собравшихся у командирской палатки, куда привели пленного. — Словно заранее о нас разведали и до ночи в засаде сидели.

— Пария, что ж ты хочешь, — процедил Кирпич. — Здесь всё время воюют и грабят. Странно, что они тут дошли до феодализма — всё ж таки продвинутый общественный строй с сельским хозяйством и всяким прочим…

— Всё правильно, — пояснил Потапов. — Как раз для феодализма типичны грабеж и насилие. Как мы их проморгали — вот в чем вопрос?

— Да они тут хитрые, как черти, и бесшумные, точно звери. Там по опушке вроде какая-то колея проходит, типа, дорога. Вот и промышляют разбойнички, небось, каждую ночь. А тут — мы.

— Думаешь, это не объект их натравил?

— Я пока ничего не думаю. Вот Шаман посмотрит и всё обскажет.

У капитана Прошина было в группе такое прозвище — Шаман. О его корнях Андрей ничего не знал, любопытствовал, конечно, пару раз спрашивал у «стариков», но получал в ответ только отговорки и странные взгляды.

— А чего на него смотреть? — хмуро спросил Андрей, не очень представлявший себе дальнейшую судьбу пленного: не здесь же его держать, под охраной, в отдельной палатке. Допросить и отпустить обратно в лес — всё, что остается. Всё равно его подельники уже знают, где лагерь. «Не пришлось бы в связи с этим сниматься…»

• Предыдущая
• 25/60
• Следующая