Третья стихия - Симонова Мария - Страница 47

• Предыдущая
• 47/69
• Следующая

— Будь по-твоему. Смотри.

Они стояли с минуту молча, словно отгородившись прозрачным колпаком от остального мира, просто глядя друг другу в глаза. Потом она опустила взгляд и неопределенно усмехнулась, качнув головой. Выдержав паузу, сказала:

— Уговорил. Пожалуй, я согласна тебе помочь.

— Само собой. Таков был уговор.

— Скрепленный подписью, печатью и нерушимой клятвой?

— Нет, только твоим словом.

— Не жульничай. Я сказала «может быть».

— Выходит, я ослышался? Или кто-то другой произнес только что «я согласна»?

— Ладно. Будет тебе корабль.

Она поглядела в том направлении, где его спутники, сидя на травке, отдавали сейчас должное сотворенному ею обеду. Любопытное зрелище представлял собой со стороны насыщающийся Бол Бродяга: его руки подносили пищу корту, и та исчезала в нем, совершенно непостижимым образом достигая, видимо, тех элементов организма, куда пище следует отправляться после попадания в рот.

— Это твой будущий экипаж? — спросила Стел.

— Там поглядим, — отмахнулся он. — Ты, я надеюсь, не против, чтобы приступить прямо теперь?

Она лукаво прищурилась, чуть дернув плечом.

— Торопишься? Но ты ведь, кажется, хотел отведать мою стряпню?

— Я сказал «может быть». Не стоит нагружаться перед работой. — Он деловито посмотрел на солнце. — Думаю, я могу рассчитывать на сутки. Как считаешь, уложимся?

— Если не отвлекаться, управимся к утру. В спокойном ее ответе прозвучала едва слышная горькая нотка.

— Подробности обсудим по ходу дела, — заключил Карриган, словно не заметив этой нотки, и развернулся, внимательно оглядывая поляну и что-то прикидывая в уме. Потом отошел к пирующим и, взяв бесцеремонно за края скатерть с обедом, скомандовал:

— Примите кувшины.

— Зачем это? — удивилась Рейчел, оторвавшаяся только что от куриной ножки, держа теперь ее в руке, как маленький жезл.

— Иначе упадут.

Кувшины были торопливо подхвачены, после чего Карриган отбуксировал скатерть, роняя по дороге блюда, под деревья у края поляны.

— Я буду занят примерно в течение суток, — сказал он подтянувшейся следом за скатертью троице. — В вашем распоряжении окрестности, на поляну прошу не выходить в целях вашей же безопасности.

— А какого хрена нам тут ждать? — любезно поинтересовался Петр.

— Репчатого, — не менее любезно отозвался Карриган, уже направляясь к противоположному от Стел краю поляны. В принципе, ничто не мешало Петру удалиться прямо сейчас в любом выбранном им направлении, не дожидаясь явления загадочного репчатого хрена. Тем паче, что никакая погоня ему в данной местности наверняка уже не грозила, а именно к этому он, как помнится, изначально стремился. Однако уходить он никуда не стал, а вместо этого опустился на траву рядом с Болом и Рейчел, и они все вместе молча продолжили трапезу, наблюдая между делом за происходящим на поляне. Поначалу, правда, ничего сверхъестественного там не вершилось: Карриган и Стел уселись на разных концах поляны лицами друг к другу и сидели так, не шевелясь, словно окаменели или скорее — уснули среди бела дня с открытыми глазами.

— Медитируют, — предположил Бол Бродяга, запивая это свое предположение вином из резного металлического кубка. Вино, как перед тем и пища, таинственно кануло в пустой промежуток позади его рта.

— Это у них такой бесконтактный секс, — выдала свой взгляд на происходящее Рейчел.

— Кто о чем, а обезьяна — все о бананах, — пробурчал Петр, опуская медленно на землю свой кубок и глядя пристально куда-то в центр поляны: там над самыми верхушками трав начало возникать бледно-золотое мерцание. Остальные также отключились временно от трапезы и стали наблюдать за странным атмосферным явлением, позабыв о комментариях. Мерцание постепенно разрасталось, принимая форму легкого золотого облака, внутри которого зарождалось что-то зыбкое, неясное, едва пока уловимое для глаза. Но происходило это таинственное зарождение очень медленно. Так что зрители, понаблюдав какое-то время, в конце концов вернулись к трапезе, не забывая, однако, поглядывать между делом на поляну.

Капризное время, имеющее обыкновение то мчаться, как экстренный поезд, то ползти наподобие улитки, а порой и просто бессовестно спать, струилось ленивой медленной рекой над заповедным уголком земной природы. Изысканный обед был уже давно съеден, вина выпиты, и солнце пробиралось уже сквозь верхушки деревьев к горизонту, когда золотое сияние заняло все пространство над поляной, окутывая собою нечто пока необъяснимое, сложное и изменчивое, растущее там, внутри, вспыхивая, перетекая и застывая в гармонии все новых форм и деталей, слой за слоем, как бы возводя себя самое. Солнце в конце концов опустилось за лес, и вкрадчивый сумрак сгустился между деревьями, подползая осторожно со всех сторон к поляне, а зрители все сидели у ее края, забыв о сне, наблюдая, как двое в полном безмолвии творят над диким островком земли нечто неведомое и, должно быть, чуждое ей, но тем не менее каким-то непостижимым образом с нею гармонирующее. С наступлением темноты двоих свидетелей таинства незаметно сморило сном, третий же, сам не имеющий конкретной формы, уснул лишь под утро, когда загадочное творение в золотом ореоле, выросшем к тому времени в грандиозный мерцающий купол, начало наконец приобретать определенные очертания.

Очнулся Михаил от того, что тело его куда-то катилось, катилось, катилось и в конце концов обо что-то ударилось. Он сжался, ожидая боли, но ее не было: раны, полученные в базовой реальности, не искалечили его тело. Пострадал его внутренний Проводник — это он зализывал сейчас раны где-то в потаенном уголке души. Только размышлять об этом было некогда: сейчас Михаилу предстояло разбираться со странным поведением и местонахождением их общего с Проводником бренного тела.

Не успел он открыть глаза, как уже катился в обратную сторону, ноги придавило по пути чем-то тяжелым, а под ребра ткнулось что-то острое. Вместе с ним по полу тесного помещения мотало двух разнокалиберных вампиров — Бельмонда и, соответственно, Попрыгунчика.

Михаил помнил, как в отделении их всех захватили имперцы, помнил убитого Седого и как сам он обнимал Илли… Но что же случилось потом?.. Если их бросили в катер, то многое можно было объяснить: условия транспортировки ничем не отличались от их недавних злоключений в милицейской галоше. Стихийное бедствие какое-то.

Значит, опять в плену. Однако куда сильнее факта нового заключения Михаила обеспокоило отсутствие Илли. Может быть, ей предоставили отдельную каюту?.. Да здесь ли она вообще?.. Что-то о последних событиях наверняка должны были знать Попрыгунчик с Бельмондом. В любом случае их следовало расспросить, и как можно скорее.

Поэтому Михаил, не собираясь дожидаться окончания девятибалльной качки, сграбастал Попрыгунчика за лацкан его бежевого пиджака и собрался уже приступить к допросу, как их обоих садануло еще раз об стену и накрыло сверху Бельмондом, а потом так прижало, что было никак не отделиться от стены, притянувшей всех троих к себе, вроде как магнит — любимые гвозди.

В этот момент избыточная плотность воздуха, характерная для реальности третьего рода, стала ощутимо падать. Михаил увидел, как изменяются на глазах лица спутников, обретая постепенно цвета, присущие человеческим лицам в нормальном мире. Михаил понял, что катер меняет реальности, и пожалел задним умом, что в мире загробных метаморфоз ему так и не попалось ни одного зеркала. Хотя, может, оно и к лучшему: глянул бы там разок на свое отражение и приобрел бы пожизненную фобию к зеркалам. «Посинеть мы всегда успеем», — решил про себя Михаил.

Потом притянувшая их стена вроде бы размагнитилась, Бельмонд отвалился на пол. Комната боль — ше не ходила ходуном, и собственное тело, если поставить его на ноги, уже должно было держаться. Но вставать Михаил пока что не рискнул, тем более что для общения этого и не требовалось. Он заметил, а что его рука продолжает сжимать ворот Попрыгунчика, и, не отпуская, спросил:

• Предыдущая
• 47/69
• Следующая