Против Рубена Волфа - Зузак Маркус - Страница 23
- Предыдущая
- 23/23
Нет.
Мы можем только так…
Вот единственный способ.
Такие мы. Вот так мы это говорим, показываем одним доступным нам способом.
Это кое-что значит. За этим кое-что есть.
Я возвращаюсь.
В свой угол.
Зубами, зубами стаскиваю левую перчатку. Отдаю Бугаю, который забирает ее правой.
Где-то в толпе мать с отцом, смотрят.
Пульс дает пустой такт.
Судья что-то выкрикивает.
«Пой».
Это он такое кричит?
Нет, вообще-то, это было «Бой»…
Мы с Рубом смотрим друг на друга. Он идет мне навстречу. И я иду. Толпа взрывается.
Один кулак в перчатке. Второй голый.
Вот так.
Руб выбрасывает руку и хлещет мне в подбородок.
Всё, конец. Я убит, я… Но я бью в ответ, немного мимо. Падать нельзя. Сегодня никак. Только не сейчас, когда все зависит от того, смогу ли я устоять.
Я получаю еще один, и на этот раз мир стекленеет. Вот Руб напротив меня, в одной перчатке. Обе руки висят вдоль тела. И снова тишина набирает силу. Ее разрывает Перри. Знакомые слова.
– Прикончи его, – кричи Перри.
Руб смотрит на него. Смотрит на меня.
Отвечает ему.
– Нет.
Я обнаруживаю их. Родителей.
И отключаюсь.
Брат подхватывает меня и удерживает на ногах.
Не сознавая того, я плачу. Плачу, уткнувшись брату в шею, а он не дает мне упасть.
Рубака Рубен Волф. Держит меня.
Рубиться против Рубена Волфа. Это тяжко.
Рубака Рубен Волф. Его бой – в душе. Рубаки Рубена. Как и у всех нас.
Драться с Рубеном Волфом. Это не драться против него, нет. Это что-то другое…
– Живой? – спрашивает он. Шепотом.
Я не отвечаю. Я только плачу брату в горло и вишу у него на плечах. Кисти рук у меня онемели, вены горят. Сердце – гиря, болит, и где-то в нем я могу представить обиду побитой собаки.
Я понимаю, что больше ничего не произошло. Бьет гонг, и все кончено. Мы стоим посреди ринга.
– Закончили, – говорю я.
– Знаю, – Руб улыбается. Я это чувствую.
И даже в следующие минуты, пока мы возвращаемся в раздевалку сквозь гудящую толпу, момент тянется. Он несет меня до раздевалки, помогает переодеться и вместе со мной ждет, ждет появления Руба.
Сегодня мы отвалим поскорее – в основном, из-за мамы. Мы все встречаемся в фургоне.
На улице холодный воздух бьет меня по щекам.
Домой мы опять едем в полном молчании.
На крыльце миссис Волф останавливается и обнимает нас обоих. А еще она обнимает отца. И они заходят в дом.
А мы, стоя на улице, все же слышим, как Сара спрашивает с кухни:
– Так кто победил?
И ответ мы слышим:
– Никто.
Это отец.
Ма окликает нас из кухни.
– Ужинать будете, парни? Я грею!
– А что там? – спрашивает Руб с надеждой.
– Как всегда!
Руб оборачивается ко мне и говорит:
– Опять проклятый гороховый суп. По-зорище.
– Да, – соглашаюсь я, – но он отличный все-таки.
– Да знаю.
Я открываю сетчатую дверь и иду на кухню. Я смотрю, что там творится, и запах домашней обыденности пробивается мне в нос.
– Эй, Руб?
Мы на крыльце, хлебаем в потемках гороховый суп.
– Чего?
– Ты через пару недель выиграешь титул в легком весе, да же?
– Наверное, но на будущий год я не играю. Перри скажу скоро. – Смеется. – А отличный это был замес до поры, а? Перри, поединки, все такое.
И я вдруг тоже почему-то смеюсь.
– Ага, типа того.
Руб с отвращением глядит в свою тарелку.
– Сегодня вообще какой-то кошмар.
Нагребает ложку и выливает обратно в суп.
Проезжает машина.
Гавкает Пушок.
– Мы идем, – кричит Руб. Поднимается на ноги. – Давай тарелку.
Он уносит тарелки в дом, возвращается, и мы спускаемся с крыльца, чтобы выгулять чертова Пушка.
В воротах я останавливаю брата.
Я спрашиваю его:
– А чем ты займешься, когда закончишь с боксом?
Он отвечает не раздумывая:
– Погонюсь за своей жизнью и поймаю ее.
Мы накидываем капюшоны и выходим.
Улица.
Мир.
Мы.
- Предыдущая
- 23/23
