Выбери любимый жанр

Тамралипта и Тиллоттама - Ефремов Иван Антонович - Страница 7


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

7

Красота Тиллоттамы была настолько чистой, что все эти мысли пришли к нему позже, когда он увидел ее в танце. Тело девушки дышало страстью, знало страсть и подчинялось ей, и плакало о том, что не сбываются мечты, что остается лишь яростный порыв, без нежного ответа, без высокого стремления, порыв, тяжелыми цепями опутывающий душу. И душа, словно пленная птица, бьется за двойной решеткой — низкой жизни и низкой страсти… Вот почему печальным сидел Тамралипта, глядя на танцы той, что стала ему дороже всего на свете. Впервые его остро пронзило ощущение осквернения храма, уже законченного в его душе тремя великими строителями — Любовью, Страстью и Фантазией. Нечаянно подслушанный разговор еще больше заострил лезвие ножа, терзавшего пламенное сердце Тамралипты. И художник решил сам спросить обо всем у Тиллоттамы, смутно надеясь, что правда — а ничего кроме правды он не ждал от Тиллоттамы — окажется горьким лекарством. И поможет справиться с тем новым, непонятным и нехорошим, что помимо его воли поселилось в душе, росло и укреплялось мучительно быстро…

Но карма готовила ему более серьезный удар, как будто обрадовавшись тому, что в душе художника нашлось слабое, уязвимое место.

Художник спросил и, еще не получив ответа, понял, что тронул наболевшую рану.

Как хороша была девадази в полутьме у колонны, выгнувшаяся тугой струной и с гордо поднятой головой. Ее гладкая смуглая кожа поблескивала полированным металлом, серебряные украшения — она была в танцевальном наряде — подчеркивали черноту ее тяжелых кос, глаз, бровей.

После резкого ответа Тиллоттамы и ее бурного отчаяния, когда девадази распростерлась на полу, художник как будто онемел. Страдая и негодуя, Тамралипта продолжал тупо молчать, собирая разбежавшиеся мысли. Он опомнился только тогда, когда из глубины храма донесся медный удар, и девушка исчезла в темноте. Художник позвал ее — ответа не было. Он обежал дворик, надеясь найти Тиллоттаму, прячущейся за одной из колонн, и, не найдя там никого, вошел во мрак храма. Осторожно ступая, чтобы не наткнуться на что-нибудь в темноте, он направился на едва заметный свет где-то в глубине и оказался перед огромной статуей Шивы. Огонек блестел позади высокого пьедестала, откуда доносился громкий шепот. Опасаясь, что забрался в святилище, Тамралипта бесшумно обогнул пьедестал. Позади него две колонны поддерживали громадный венец Шивы и отгораживали широкую нишу, скрытую в задней стене святилища. Бронзовый светильник освещал пестрые циновки и войлочные ковры. Широкое низкое ложе было покрыто голубым кашмирским покрывалом. Перед ложем, опустив голову, стояла Тиллоттама с бурно вздымавшейся грудью. Высокий жрец с неприятным жестким лицом обнимал ее, раздувая ноздри, и страстно шептал:

— Ты — моя Ашвини, божественная апсара-кобылица!

Прежде чем окаменевший художник сообразил, что именно он видит, жрец распустил завязку, скреплявшую нагрудники девадази. Прекрасные груди Тиллоттамы обнажились, поднялись в долгом вздохе, и на них легла большая рука жреца, сдавливая их хищно согнутыми пальцами. Жрец притянул к себе девушку, прижался к ее спине. Она покорно откинула голову на его плечо и закрыла глаза. Руки безвольно упали вдоль тела. Неведомо как отстегнутый, с бедер девушки упал широкий пояс, жалобно звякнув большим бубенчиком.

С остановившимся дыханием художник стал отступать назад за статую. Важнее всего ему сейчас казалось не выдать себя, чтобы Тиллоттама не узнала, что он оказался нечаянным свидетелем… в последний миг их свидания… в час их разлуки.

Сердце художника заныло от угрюмой тоски — ведь Тиллоттама шла на это добровольно. Никакого сопротивления, нет, больше того — грудь ее часто дышала, глаза закрывались в податливой страсти… он просто глупец!

Тамралипта бросился к выходу, задыхаясь и широко раскинув руки, чтобы не удариться во мраке. За спиной раздался тихий вскрик и зазвенели колокольчики ножных браслетов Тиллоттамы, то отрывисто, то частым трепещущим звоном.

Едва во мраке замаячил просвет прохода, художник одним прыжком выскочил во двор, спрыгнул со ступенек и побежал по улице так, словно за ним гнался демон. И действительно, демоны ревности и печали нещадно терзали и жалили его впервые исполнившееся большой любви сердце… В ту же ночь он уехал из Бхутесвара домой в Дели и, не находя покоя, отправился в Гималаи…

Тамралипта отшвырнул одеяло, как будто холодная и пустая келья наполнилась душным зноем ночей Бхутесвара.

Зачем он полюбил именно эту прекрасную девадази? Разве мало чудесных девушек в его стране, славящейся красотой своих женщин? Много прелестных цветов усеивали поле памяти художника. Цепкая память хранила их всех, когда-либо встреченных и остановивших его внимание: юную мать, поднявшую смеющегося ребенка к озаренной солнцем листве дерева, мгновенный изгиб тела девушки-водоноски, отблеск луны под ресницами поднятого вверх лица, невыразимо прекрасного в миг любовного вдохновения, завитки развеваемого ветром волос вокруг маленького ушка и круглой нежной щеки — все это, когда-то встреченное в жизни, мгновенно утрачиваемое другими людьми, связалось в душе художника в неповторимый венок человеческой красоты.

Но Тиллоттама — в ней было все — венок улыбок, отблески движения и цвета, красивые формы, и Тамралипта наделил юную женщину всем очарованием мира. Его мира, его страны, наполненной плодотворным зноем солнца, влажным дыханием могучих морских ветров. Плодородная земля рождала буйство растительной жизни, неистово стремившейся к солнцу и небу, насыщавшей бесчисленных животных, несчетные массы людей. Здесь расцветать и созревать было нужно быстро, наливаясь всей силой кипучей жизни, чтобы успеть вручить ее следующим поколениям, ибо силы тропической природы, порождавшей изобилие животных и растений, также быстро убивали, обуславливая ускоренную смену поколений, убыстренный круговорот жизни и смерти, порождения и разрушения. Оттого так силен культ Шивы, из всех богов наиболее соответствующий душе природы тропической Индии. Оттого образ прекрасной женщины, созданный индийскими художниками, мечтательно воспетый поэтами в народных сказаниях тысячелетия тому назад, так отличается от образа красоты других стран и непонятен теперь, когда городская жизнь оттолкнула человека от верного чувства природы. А в прошлом Тамралипта находил один и тот же образ Парамрати, очаровавший его и слившийся с его мечтами и представлениями. Скульпторы и живописцы Древней Индии были едины в своих стремлениях. Красные фрески пещерных храмов Аджанты с их черноволосыми, узкоглазыми нагими принцессами, бесчисленные скульптуры храма Махадевы в Кондоре, воздвигнутого восемьсот лет назад. Сплетающаяся с деревом девушка-якши в древнейших двухтысячелетних храмах в Бхархуте и джайнской Чайтье в Матхуре… — он и не знал тогда, что там родилась и жила Тиллоттама… — везде и всюду чувственная сила в постоянной любовной истоме…

И не столь древние изваяния храма Вишну в Бадаме, статуи Сакхи в Кандравате, в Мальве, в храме Солнца в Конараке, даже в далекой Бирме — все созданные художниками различных народностей Индии шестьсот-тысячу лет назад.

Самым ярким и сильным выражением древнего идеала женской красоты он считал статую во внешнем зале Чайтья в храмах Карли. Чета, мужчина и женщина, была высечена прямо из каменной стены пещеры. Женщина невысокого роста изображала плавное движение танца. Правая нога, ступившая вперед и налево, перекрещивалась с согнутой в колене и отставленной назад и вправо левой ногой. Разрушенная временем правая рука когда-то тянулась вперед, а левая обнимала за талию мужчину. Толстые браслеты на щиколотках, узенький плетеный пояс поперек бедер со свисавшей посредине гирляндой и огромные серьги в ушах составляли весь наряд женщины. Круглое лицо было подпорчено временем, но еще хранило отпечаток веселой красоты, отличавшейся от распространенной теперь среди индийских женщин. Широкий и низкий лоб, огромные, широко расставленные глаза, маленький закругленный нос, небольшой рот с полными, раскрывшимися, как лепестки, губами. Узкие плечи, прямые и круглые, ноги и руки тонкие и маленькие. Крепкие, тесно посаженные груди выдавались широкими полушариями. Ниже стан женщины сужался к высокой талии. Отсюда, немного выше уровня пупка, крутыми дугами очерчивались очень широкие бедра. Могучие линии бедер стекали вниз и круто стягивались выше колен, где ноги казались даже чересчур тонкими по контрасту с мощью бедер.

7
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело