Четверо из России (сборник) - Клепов Василий Степанович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая

Теперь я уже не боялся старика: он сидит, как крот, ослепленный в своей пещере, и вряд ли рискнет показаться наружу при дневном свете, когда у нас есть винтовка. А если все-таки выползет, ему не удастся выстрелить мне в спину: мои верные товарищи меня предупредят. Поэтому я не стал карабкаться к тропинке над ущельем, а спустился к самому ручью, где мы побоялись идти в прошлый раз с Димкой.

Чем дальше я шел, тем угрюмее становилось ущелье. Местами огромные камни, как плотины, преграждали путь ручью; он образовывал озерца и пруды, откуда падал гремящими водопадами.

Скоро мне стали попадаться те самые кристаллы, которые мы приняли за золото. Сначала я собирал их в карман, но их становилось все больше, и я, наконец, прекратил это пустое занятие. Меня сейчас интересовала котловина в верховьях ручья. «Именно в ней — разгадка Золотой Долины», — думал я.

Котловина была больше, чем мы предполагали. За поворотом, где она огибала скалу, открывалось продолжение впадины. И везде я видел следы работы людей: углубления, ниши…

Я взобрался на один из выступов и ударил киркой в скалу. Посыпались искры, а кирка зазвенела, будто я стукнул ею о железо. Я ударил сильнее, и мне удалось отбить от скалы небольшой камешек. Он был очень тяжелым и блестел.

«Ого! — подумал я. — Это не камешек, а что-то другое».

Я стал бить скалу в разных местах, и везде от нее отлетали такие же тяжелые, блестящие куски.

«Это и есть, конечно, медная руда», — решил я и, набив ею полные карманы, вышел на тропинку.

Теперь мне все стало ясно. Одного только я не понимал, зачем этот кощей охраняет руду? Если бы золото — тогда понятно. Золото можно продать, но кому нужна руда?

Надо же было так случиться, что я получил ответ на этот вопрос уже через несколько минут!

Недалеко от котловины мне послышалось, что кто-то раздвигает кусты и идет навстречу. Я отпрянул в сторону и спрятался за молодую широкую елку. Шли старик и Белотелов. Поравнявшись со мной, они остановились. Белотелов горячо что-то доказывал. Он говорил о какой-то выгодной сделке и о том, что другого выхода нет, но в чем дело, я не мог понять. А старика словно прорвало.

— Идиот, дурак! — неожиданно вскрикнул он и зашепелявил: — Я берег этот клад двадцать лет… для чего? Чтобы ты вздумал его продавать, когда богатштво почти твое? Что эти пятьдешат тышач долларов, ешли тут меди на дешатки миллионов!

— Но ты пойми, — настаивал Белотелов, — материалы Окунева меняют все дело. Туляков уже поставил всех на ноги. Сюда снаряжается экспедиция. Документы не стоят теперь ни гроша.

— Где немцы? — отрывисто спросил старик. — Ты шлышал шегодня шводку?

— Слышал, — с досадой протянул Белотелов. — Никакого продвижения. Бои местного значения и перестрелка патрулей.

— Ну что они медлят! — вскричал старик и злобно рванул ветку елки, так что деревце даже закачалось.

И тут только я понял окончательно, что это за подлые люди. Оказывается, в архивах Острогорского исполкома хранились документы о Золотой Долине, и это не давало покоя старику. Он боялся, что кто-нибудь опять начнет интересоваться Долиной и догадается, какое богатство в ней скрыто. Еще больше забеспокоился старик, когда узнал, что за документами охотится агент какого-то англичанина или американца Уркарта. Тогда старик дал задание Белотелову выкрасть документы из архива, что тот и сделал, воспользовавшись доверчивостью дяди Паши и не постеснявшись подвести друга под исключение из партии.

Наша находка, о которой Белотелов узнал у Тулякова, была поэтому для негодяев все равно, что нож в горло. И Белотелов поспешил найти агента этого Уркарта, чтобы взять свое хотя бы за документы, которые не имели теперь никакой цены.

Но старик рассуждал не так.

— Нет, Генрих, нет! — бормотал он. — Бумаги продавать не надо. Еще не вше потеряно. Может, придут немцы. Тогда моя штарая купшая шнова приобретет шилу.

Тут он перешел на шепот, но я стоял рядом, и мне все хорошо было слышно:

— Надо шрошно найти Голенищева. Он живет по Шоветшкой, номер один. Голенищев ш ними швязан. Пушть вызовет шегодня же ночью бомбардировщиков. Он это может. И пусть разнешут Оштрогоршк в пух и прах. Можно шказать им, что в Оштрогоршке появилшя важный военный объект. Голенищев это может. Отдай ему в конце концов вше наше золото — игра штоит швеч.

— Ты, пожалуй, прав, папа! Это — шанс.

Так вот, оказывается, в чем тут дело! Старик и Белотелов — отец и сын! Но почему старик зовет его Генрихом, если я сам слышал, как дядя Паша говорил: «Пантелеймон»?

— Тебя я прошу, Генрих, об одном. Вштань шам, понимаешь, шам, ш ракетницей в городшком шаду и, когда они полетят, укажи им Шоветшкую площадь. Пушть разлетятшя в прах и ишполком, и горный инштитут ш этими проклятыми окуневшкими документами. И еще одно — убери, ешли можешь, этого Вашьку, а может, и его дружка, как его…

— Димку, — подсказал Белотелов.

— Да, да… Теперь только они нам опашны, больше никто.

— С ними есть еще один.

— Ну тот при них прошто бобиком служит.

«Знали бы вы бобика, — подумал я, — этот бобик кусается».

Белотелов ехидно спросил:

— А Тулякова?

— Того, по знакомштву, шам уберу!

Они повернули обратно к Зверюге, и я уже не слышал, о чем они говорили еще.

Меня била дрожь. За себя я уже не боялся, а боялся за наш город, за маму и академика Тулякова, которых этот жадный кощей только что приговорил к уничтожению.

Опередить негодяев я не мог, так как тропинка была самым коротким путем к Зверюге. Да если бы я и бежал прямиком через лес, заросли были здесь так густы, что я проплутал бы в них до ночи.

Когда я, наконец, выбрался к Зверюге, то сразу понял, почему Димка и Левка не предупредили меня о том, что враги пошли вдоль ручья мне навстречу. Они ловили уклейку! Как вам это нравится? А около них опять прыгала и заливалась смехом Белка. Тоже — птичка!

— Марш отсюда! — заорал я не своим голосом, и вид у меня был, наверно, такой страшный, что, не сказав даже «подумаешь», Белка пустилась от реки во все лопатки. А рыболовам я только бросил: — Эх вы, друзья! Вот из-за таких друзей люди и получают иногда нож в спину.

Левка был, конечно, чечако. Но теперь я доверял ему больше, чем Димке. Все-таки Димка здорово опростоволосился с этой Белкой. Он, видите ли, хотел похвастаться перед ней тем, как ловко дергает из воды уклеек. Она визжала и хлопала в ладоши над каждой рыбкой, а он, дурак, таял и все просмотрел — и Белотелова, и старика, и то, как они увязались следом за мной по ручью.

Поэтому я сделал вид, что Димки здесь вроде как и нет, а советовался и говорил с одним Левкой.

— Ты понимаешь теперь, Левка, что к чему? — спросил я, рассказав все, что подслушал у этих злыдней. — Мне надо срочно бежать в Острогорск, чтобы опередить Белотелова и сорвать их злодейский план. И я сейчас же побегу. А тебя, — я подчеркнул «тебя», чтобы Димка понял, как низко он пал, — тебя прошу не спускать глаз со старика… Вот винтовка, в ней еще три патрона, в крайнем случае, можешь пустить ее в ход.

— Знаешь, Молокоед… — начал, как ни в чем не бывало, Димка, но я даже не взглянул на него и подал руку Левке: — Прощай, старина! Надеюсь на тебя, как на самого себя.

Уже вечерело, когда я выбежал к Черным Скалам. Я не стал ждать попутную машину, так как боялся, что старик опять увязался за мной, и помчался что есть духу по тракту в Острогорск.

«Неужели не будет никакой машины? — думал я, вспомнив, что сегодня выходной день, и тут же решил: — Пусть далеко до Острогорска, но я должен все эти восемьдесят километров пробежать, чтобы успеть хотя бы до полуночи».

Я считал, сколько же мне надо пробегать в час, чтобы быть в городе к двенадцати ночи. Получалось по тринадцати с лишним километров. Многовато. Но надо!

• Предыдущая
• 31/88
• Следующая