Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 15
- Предыдущая
- 15/93
- Следующая
– Милости просим в Братталид, Гудрид дочь Торбьёрна. Твой отец помог мне с маленькими детьми в самые тяжелые для нас годы, и я всегда жалела, что не видела его собственную дочь. Ты, конечно, устала с дороги и голодна, так что угощайся, пока мы дождемся Торбьёрна с его людьми.
Она пригласила Гудрид войти в дом. В очаге весело горел огонь, и зажгли уже много ламп, которые светили ярче дневного света, скудно просачивающегося через отверстие для выхода дыма и маленькое окошко, Гудрид обратила внимание на то, что стены были увешаны коврами, и сердце ее забилось от радости. Как хорошо оказаться в таком богато убранном доме и сидеть рядом с Тьодхильд у северной стены!
Торстейн подвел Эрика к почетному сиденью, а сам сел слева от отца. А Торвальд вернулся к прерванной ради гостей работе.
Гудрид так старалась произнести хорошее впечатление, что чуть не опрокинула миску с водой, которую подала ей Тьодхильд для умывания. Девушка не осмеливалась поднять глаз, пока хозяйка сама не протянула ей чашку с парным молоком. Перекрестившись, Гудрид сделала маленький глоток.
– Пей, не бойся, девочка, – сказала Тьодхильд. – Ты крещеная, а потому знаешь, что Христос завещал нам поступать с другими людьми так же, как мы бы хотели, чтобы поступали с нами. Когда я впервые оказалась в Братталиде, то больше всего я желала попить свежего молока.
– Не забивай девушке голову, – хмыкнул Эрик. – Я будто слышу речи того священника, которого привез с собой Лейв. Он уверял меня, что земля плоская, ибо так учит церковь! Но только простофиля может ляпнуть такое бывалому мореплавателю. Мне пришлось заткнуть уши и выпроводить этого лгуна со двора.
Смех Эрика перешел в раздирающий кашель, и все умолкли. Широкое, доброе лицо Торстейна омрачилось.
– Отец, я схожу к Гамли и Гриме. Может, Грима что-нибудь новое посоветует?
– Да что там новое? – брюзгливо возразил Эрик. – Хотя люди и говорят, что она колдунья, но я ни во что ее не ставлю: она толком-то и руны вырезать не умеет. А ее снадобья мне ни капли не помогли. Я просто старею.
Гудрид нерешительно произнесла:
– Ты не пробовал горечавку, Эрик сын Торвальда? По дороге сюда я заметила, что ее много растет на лугу. А от кашля хорошо помогает мать-и-мачеха и марьянник. Моя приемная мать выучила меня некоторым заклинаниям над травами…
Внезапно она смутилась и покраснела, не осмеливаясь взглянуть на Тьодхильд. Наверное, хозяйка дома окажется против старых целебных средств, раз она исповедует новую веру в своей церкви.
– Угощайся солониной, Гудрид, – громко сказала Тьодхильд. – Потом я покажу тебе наш двор и место, где ты сможешь приготовить свои отвары, пока вещи не распакованы. Мне-то самой тяжело наклоняться к огню.
Гудрид с облегчением перевела дух и встретила одобрительный взгляд Торстейна сына Эрика. Может, ее пригласили в дом, не дожидаясь остальных, потому что видели в ней будущую невестку? Мысли об этом были и у нее, и у Торбьёрна! А Торстейн был так добр.
Она отвернулась и обвела взглядом зал: он был великолепен, с обшитыми деревом стенами и прямыми столбами, подпирающими крышу, с ровным утрамбованным полом. Она похвалила дом и добавила, что он выглядит совсем новым.
– Да, – довольно ответил Эрик, – этот дом построен прошлым летом, когда старый сгорел. Одна глупая служанка Тьодхильд оставила дверь открытой, а сама пошла за материалом для своего ткацкого станка, и злые духи ворвались внутрь.
– А я и не знала, что в Гренландии столько древесины, – сказала Гудрид, оглядывая широкие доски на стенах.
– Да, с древесиной здесь неплохо. Многое из того, что ты видишь, прибило к берегу у Бревенного Мыса. Именно там вы с Торбьёрном и построите себе дом.
Сердце в груди у Гудрид замерло. Их новый дом будет совсем поблизости! Ей поскорее хотелось покончить с ужином. Тьодхильд наконец поднялась из-за стола, и все поблагодарили ее за ужин.
А Гудрид вслед за Тьодхильд и Торстейном вышла на залитый солнцем двор, тогда как Эрик остался на своем почетном сиденье. Солнце слепило ей глаза, и доносившиеся со двора звуки стучали в голове, пока Тьодхильд вела ее мимо дома и амбаров, прямиком к бурому крутому утесу, с которого открывался чудесный вид на внутренную часть фьорда. Тьодхильд показала рукой на зеленую косу, которая тянулась перед ними.
– Там будет твой дом, Гудрид. Эрик держал эту землю незанятой как раз для такого случая. Когда вы выкорчуете и сожжете кустарники, там будет славное пастбище, а в серединной бухточке найдется место для лодки. Отсюда тебе не видно, но к юго-востоку от Бревенного Мыса прямо из ледника берет свое начало речка. Ты быстро поймешь, что лучше тебе держаться подальше от течения в устье реки: вода там прямо как в котле кипит. А теперь пойдем, я покажу тебе свою усадьбу.
Тьодхильд шла медленно, величественно, и Гудрид не спеша могла помечтать, как она будет помогать по хозяйству в Братталиде, когда будет жить здесь. У Тьодхильд была опытная домоправительница Хальти-Альдис, и Гудрид сама могла убедиться в этом, видя надежные запасы молока и еще мясо и рыбу, подвешенные над очагом. Похоже, что прислуги и рабов на дворе хватало, ибо все вокруг было ухоженным и прибранным. Над всем царило такое спокойствие, что никто бы не подумал, что хозяин и его жена с некоторых пор не уживаются вместе.
Взглянув на кладовые, где Тьодхильд хранила шерсть и лен, она направилась к небольшой церковке, стоявшей на возвышении к югу от главного дома. Невдалеке журчали два ручья, сбегая по отлогому склону, образуя собой речку, и Гудрид пришло в голову, что Тьодхильд и Эрик сами похожи на эти ручьи. Разница в том, что они не хотят слиться в одно целое. Так что главной трудностью для Гудрид в Братталиде будет примирение со старой верой Эрика и новой – Тьодхильд.
Прежде чем войти в церковь, Тьодхильд перекрестилась и оставила за собой западную дверь открытой. При свете из этой двери, да еще маленького окошка в восточной стене Гудрид различила красноватые плиты из песчаника, которыми был выложен пол, и большую шкуру белого медведя, лежащую перед полкой с маленьким крестом и лампой. Гудрид сразу перекрестилась и обвела глазами все это уютное треугольное помещение церкви, покрытой дерном.
– Как здесь красиво! – сказала она Тьодхильд. – Никогда не видела такой огромной медвежьей шкуры…
– Да, медведь этот пару зим назад повадился к нам на двор. Эрик не хотел убивать его. А дерево, из которого сделана церковь, называется красной березой. Не так давно мы купили его у купцов с норвежского корабля. Лейв возвращался домой и заметил людей, потерпевших кораблекрушение в шхерах возле берегов Гренландии. Он взял их с собой, а следующей весной отправился назад, за их древесиной, которую они везли на корабле. Им она уже не понадобилась: они слишком долго ждали помощи в шхерах и вскоре после того, как оказались у нас, умерли. Эрику не понравилось, что Лейв отдал мне эту древесину на строительство церкви, но Лейв сознавал свой долг, тем более что именно он привез с собой священника.
– А где теперь ваш священник? – спросила Гудрид.
Тьодхильд села на скамью и сделала Гудрид знак, чтобы та села рядом с ней.
– Я расскажу тебе и об этом тоже. Лейв отправился к королю Олаву сыну Трюггви в Норвегию, после того как погостил у вас с Торбьёрном в Исландии. В то время в Норвегии было много доблестных исландцев, и король Олав уговорил некоторых из них взять с собой назад в Исландию святых отцов, чтобы обратить язычников в новую веру. Король удерживал Кьяртана сына Олава и многих других сыновей хёвдингов в качестве заложников, но Лейв никогда не беспокоился о себе, ибо когда стало известно, что король захватил его, то следующее норвежское судно, которое бы поплыло в Гренландию, точно нашло бы там свою смерть. Король Олав – мой друг, и он хотел, чтобы мы тоже приобщились к истинной вере, а потому он попросил Лейва взять с собой в Гренландию английского священника, ученого мужа, твердого в вере, но вспыльчивого.
Тьодхильд прихлопнула комара и продолжала:
- Предыдущая
- 15/93
- Следующая
