Сага о Гудрид - Сивер Кирстен А. - Страница 17
- Предыдущая
- 17/93
- Следующая
Пока они бежали к склону, Торстейн негромко рассказывал Гудрид:
– Всякий раз, когда Торгрим Тролль остается на лето в Гренландии, начинаются распри. Он и его шурин слывут главными забияками в округе. Надеюсь, что мой шурин сможет за себя постоять. Хотя надо сказать, что Фрейдис машет топором получше своего мужа.
Гудрид охотно верила в это. Фрейдис дочь Эрика, с круглым, хмурым лицом и крепко сбитым телом, напоминала разгневанного тюленя. Она очень мило встретила Гудрид в первый раз, но когда поняла, что Тьодхильд благоволит к девушке и что Гудрид крещеная, то не упускала случая лишний раз злобно заметить, что есть же люди, которые заявились сюда, в Гренландию, и живут себе припеваючи на содержании у других. Эрикова родня умела усмирить ее, но самого Торварда она не уважала и вышла за него замуж только ради его богатства.
И вот теперь Фрейдис дочь Эрика стояла впереди остальных зрителей и смотрела на четырех дерущихся. Гудрид с облегчением заметила, что они нападают друг на друга с голыми руками, без оружия. Ей, как и другим женщинам, приходилось обрабатывать раны многим вспыльчивым парням на тинге.
На руках Фрейдис всякий раз побрякивали обручья, когда она потрясала кулаками, подбадривая своего тщедушного муженька:
– Торвард, не прячься за спиной у Гудольва, словно теленок! А ты, Гудольв, овечья душа, поднажми, и ты уложишь их обоих!
Эрик, верхом на лошади, врезался прямо в дерущихся, когда к месту события подоспели Торстейн и Гудрид. Торстейн протолкнулся сквозь толпу зевак и встал рядом с отцом. Его лицо, обычно добродушное, теперь пылало гневом.
– Отец и я не желаем, чтобы кто-то нарушал мир на тинге! Так что расходитесь, добрые люди, и возвращайтесь к своим делам. И ты тоже, Фрейдис! – И Торстейн сердито посмотрел на сводную сестру.
Фрейдис держалась заносчиво, однако ослушаться не посмела. Она направилась прямо к Гудрид.
– Торстейну захотелось перед тобой покрасоваться, Гудрид. Нетрудно заметить, что и ты на него заглядываешься!
Гудрид улыбнулась и промолчала. А Фрейдис уставилась на нее своими круглыми, выпуклыми глазами, и продолжала:
– Ты, конечно же, понимаешь, что за Лейвом бегать бесполезно. Если он вернется целым и невредимым из своей поездки – жениться он не собирается: он и сам сказал мне об этом, когда я предлагала ему посвататься к сестре Торварда.
– Для меня выберет жениха мой отец, – отметила Гудрид. – Так же, как и твой отец выдал тебя замуж по своему усмотрению.
Фрейдис злобно дернулась, но язык попридержала. А Гудрид повернулась к ней спиной и посмотрела в сторону блестящего зеркального фьорда, на поверхности которого качались маленькие лодки, словно листва в бочке с водой. В лодках сидели люди, и это наверняка были влюбленные: они переговаривались, отгоняя от себя комаров… С берега доносились нежные и мелодичные звуки. Это Стейн учил Торкеля играть на свирели, вырезанной из дудника.
Гудрид медленно поднималась к дому, охваченная непонятной, внезапной тоской. Уже зацветали лютики, колокольчики и ослинники, но девушка почти не замечала красоты вокруг себя. Остановившись у порога, она затем повернула к пригорку, с которого открывался вид на Бревенный Мыс. Оттуда были хорошо видны и двор, и стены будущего Торбьёрнова дома, но жилище это не носило следов жизни: оно выглядело пустым и заброшенным. Тяжесть легла на сердце.
Направляясь обратно к дому, Гудрид бросила взгляд на большую березу, стоящую на холме. Эрик, когда строил себе дом, оставил это дерево, ибо верил, что под ним живет домовой Братталида. Вот что-то мелькнуло возле ствола: это было серое, кругленькое существо. Потом оно пропало за холмом. Гудрид перекрестилась и поспешила в дом.
Собака Тьодхильд сонно тявкнула на девушку, и служанка Турид Златокожая выглянула посмотреть, кто там. Она сказала Гудрид:
– Тьодхильд еще не ложилась, она разговаривает с Торбьёрном, так что проходи, не бойся.
Огонь в очаге уже не горел, и угли были убраны на ночь. Единственным источником света в большом доме была лампа рядом со спальной нишей Тьодхильд. Гудрид смогла различить отца и Тьодхильд, которые сидели в другом конце зала, причем так натянуто, словно бы оба находились в гостях. Она услышала, как ее отец говорил:
– Гудрид получила хорошее воспитание и научилась вести хозяйство. А кроме того, ее приемная мать сама была искусной целительницей и обучила ее своим премудростям. И хотя Гудрид многое умеет и даже обучена руническому письму, она никогда не занималась ворожбой. Я сам был против того, чтобы она пела для Торбьёрг-прорицательницы, но ее очень просили все остальные. Она у меня славная девочка, крещеная. Ты и сама ее уже знаешь.
– Не беспокойся, Торбьёрн, мне действительно понравилась твоя дочка. И все видят, что она хорошо воспитана и умеет ткать и работать по дому. Я верю, что ее травяные отвары помогли Эрику, хотя до выздоровления ему далеко. Я завела этот разговор только потому, что женщины из Херьольвова Фьорда обращаются к Торбьёрг, чтобы ворожить. Плохо, что Торкель с Херьольвова Мыса отправляется на охоту, вместо того чтобы поехать на тинг и заставить замолчать всех этих сплетниц…
Тьодхильд подняла глаза на Гудрид как раз тогда, когда девушка собиралась проскользнуть незамеченной к своей постели, которую она делила вместе с Торкатлой.
– Что-то случилось, Гудрид?
Гудрид почувствовала себя на виду, словно прозрачный малек креветки.
– Нет, ничего, я просто устала. И еще комары одолели.
Она попыталась улыбнуться.
– Надеюсь, что от храпа Торкатлы они разлетятся.
Словно радуясь тому, что разговор с Тьодхильд оказался прерванным, Торбьёрн с легкостью сказал:
– Эрик Рыжий говорит, что завтра будет ветер, так что комаров останется совсем немного. Спокойной ночи, Гудрид.
Гудрид подошла к отцу и поцеловала его. От него пахло свежестью, загорелой кожей и чистым льняным бельем, а глаза у него были такими приветливыми, что если бы с ними не было Тьодхильд, то Гудрид обязательно поделилась бы с ним увиденным, когда домовой показался ей у холма. Девушке очень хотелось знать, что думает об этом отец и что могло бы значить это видение.
– Спокойной ночи, отец. Спокойной ночи, Тьодхильд.
Она поклонилась им обоим и залезла на кровать, потеснив Торкатлу, которая уже спала, повернувшись к ней своей могучей широкой спиной.
Пушистый кот Халльдис спал у нее в ногах, и Гудрид осторожно вползла под одеяло, чтобы не потревожить животное – то единственное, что еще сохраняло живую связь с приемной матерью девушки. Она закрыла глаза, но долго не могла уснуть. В эту летнюю ночь все любили друг друга, а она лежит тут, рядом со старой, храпящей женщиной, и никому она не нужна.
Она прижалась мокрой щекой к подушке и попыталась утешиться тем, что отец защищал ее от сплетен, которые распускали люди, думая, что она занимается колдовством вместе с Торбьёрг-прорицательницей. И Тьодхильд поверила ему. Глупо было бы ожидать, что Торстейн или кто-нибудь другой посватается к ней прежде, чем они с Торбьёрном покажут, на что они способны и построят собственный дом.
На следующий день дул такой сильный северо-восточный ветер, что, казалось, траву на площадке тинга вырвет с корнем.
У Гудрид разболелась голова, да так, что ей было даже тяжело дышать. Позднее, днем, когда она остановилась у кладовой, чтобы перевести дыхание, мимо нее медленно ехал Эрик Рыжий с одним из своих слуг. Несмотря на недуги и старость, Эрик выглядел настоящим важным хёвдингом, и одет он был в красный плащ, затканный серебром. Заметив Гудрид, он сказал:
– Что же ты не идешь к молодежи, на площадку тинга?
– Я… я сейчас пойду, как только мне станет полегче. Это, наверное, из-за погоды…
Эрик подъехал к Гудрид, положил руку ей на плечо и заглянул прямо в глаза.
– Этот священник Тьодхильд, пустомеля, думает, что его святая вода может исцелить людей. Против твоего недомогания есть только одно лекарство: все пройдет, когда ветер переменится. И если бы священник сумел повлиять на ветер, тогда, может быть, и я бы у него полечился, хе-хе!
- Предыдущая
- 17/93
- Следующая
