Рубин - Скай Кристина - Страница 79
- Предыдущая
- 79/109
- Следующая
Для него, только для него. И он знал это, слишком хорошо знал. Вокруг них стояла тишина, раздавался только тихий плеск водопада и беспокойный шелест ткани. Пэйджен спокойно наблюдал за ней в этой напряженной тишине, лишь один мускул подергивался на его челюсти.
Его палец вдруг неподвижно застыл, перестал ласкать бархатный жар лона Баррет. Пэйджен заставлял ее ждать, он наблюдал за ее ожиданием, наблюдал за дрожью, предательски охватившей ее тело, ставшее мягким и слабым от желания. В тот момент он заставил ее хотеть близости, как и обещал раньше.
Сухие губы Баррет дрожали. Голод был теперь частью ее, он проник в ее плоть и кровь. Она приподняла бедра и судорожно изогнулась.
– Пэйджен...
Ее руки давно были свободны и стучали в его грудь в беспомощной ярости. В неосознанном желании.
– Скажи мне, Angrezi. Говори. Я хочу всю тебя, и твою память тоже.
– Я... О Боже, нет...
– Скажи, что ты хочешь меня. Скажи, что ты хочешь этого.
Его пальцы легким движением коснулись живота.
– Прочь, Пэйджен!
Тени и дым. Огонь, смешанный с неотступным страхом. Господи, почему они всегда вместе?
– Отпусти меня!
– Очень хорошо. Если ты так решила...
Пэйджен медленно ослаблял напряжение тела, лицо становилось неподвижным, и Баррет тут же поняла, что пустота еще хуже, чем страх. Она плотно зажмурила глаза и вонзила ногти в его плечи. После такого неистового ответа глаза Пэйджена затуманились.
– Открой глаза, маленький сокол. Открой свои мысли. Смотри на меня, когда я ласкаю тебя. Смотри на меня, когда твое тело горит огнем.
Жаркая краска залила щеки Баррет, но она сделала, как он приказал, она была способна думать только о всепоглощающей власти его прикосновений.
– Боже, как чиста твоя страсть. Это бывает редко, так редко. И заставляет меня хотеть...
Пэйджен резко сжал зубы, обрывая себя на полуслове.
И тогда его искусный палец снова шевельнулся, проникая в ее гладкий жар в поисках запретной цели. Медленно и осторожно он уходил все глубже, пока не нашел крошечный бархатный гребешок, начавший пульсировать при первом же его прикосновении. Баррет шумно выдохнула. Она по-кошачьи изгибалась дугой, она чувствовала себя легкомысленной и распутной, размышляя о таких невозможных вещах, как доверие, надежда и вечность. О вещах, которых никогда не могло быть. Особенно между такими врагами, как они.
В глубокой тишине Пэйджен наблюдал за ней, видя отблески радости, такие редкие для ее лица. Он не пропустил ни одной детали ее реакции – ни одного слабого вздоха, ни бездыханной дрожи ее страсти.
– Я... я ненавижу тебя, Пэйджен. Не думай... о-о-о... не думай, что это что-то большее, чем простое вожделение. Ты... ты заставил меня!
Губы Пэйджена изогнулись в слабой улыбке, его язык проскользнул между ее губами и вошел в рот неторопливо, как будто впереди у них была целая вечность, вызвав ответный стон. Его горячее и влажное дыхание, пахнущее дымным ароматом травяных настоев Миты, проникало во все клеточки ее тела. И каждое мучительно-неторопливое движение языка повторялось пальцами.
Баррет нетерпеливо извивалась, ее язык неистово сопротивлялся вторжению. Пэйджен вошел еще глубже, и его пальцы повторили натиск его языка. Прижавшись губами, сплетя языки, они погружались в лихорадочную бесконечность жара, и руки Пэйджена продолжали свое могущественное волшебство.
– Ты напряжена, Циннамон. Боже, ты так напряглась... Расслабься...
Пэйджен снова двинулся вглубь, совершенно овладев ее телом. Желание охватило Баррет до самых кончиков ног. И тогда она впервые заподозрила, что игра зашла слишком далеко, что этот мужчина был искусным соблазнителем с тысячами возбуждающих уловок. Он был волшебником и могущественным чародеем. А она, несмотря на все ее намерения, была совершенно беззащитна против его мастерства.
Но понимание пришло слишком поздно, он уже завладел ею, поставил свое невидимое клеймо, такое же определенное, как золотая цепочка, охватывающая ее упругий живот. Его цепь. Его женщина.
Баррет задохнулась от этой мысли, внезапно захотев стать его собственностью, его любимой, его, и только его женщиной. И выпуклость пульсирующего мускула в паху Пэйджена подсказывала Баррет, что он чувствовал то же, что и она. Она упивалась своим открытием, ее охватило желание заставить его еще сильнее хотеть ее близости. Чтобы требовать его, как он требовал ее, прижаться к мужской твердости жаром женщины, пока раскаленная добела страсть не спалит их дотла. В тот момент Баррет чувствовала себя живой и безумно, отчаянно хотела жить, чего не случалось с ней уже многие месяцы. И только этот мужчина мог дать ей все, что она хотела.
Пэйджен почти рычал от страсти, трогая ладонью совершенный розовый сосок, заставляя его до боли напрягаться, потом медленно успокаивал его, чтобы начать все сначала.
Глубоко внутри ее тела его пальцы повторяли все его движения, сначала медленные и дразнящие, а потом переходя к дикому крещендо.
– Твоя кожа шепчет мне о жарких снах и потаенных уголках, Циннамон. Когда ты дрожишь, я думаю о зеленых весенних полях и восторге, который поднимет нас к самому небу.
И потом его пальцы сменил рот Пэйджена, он отвел влажный батист, трогал языком темно-розовый бутон, энергично восставший навстречу его прикосновению. Пэйджен гладил, покусывал и облизывал его. С каждым движением сладкое мучение Баррет становилось все более сильным. Внезапно ей страстно захотелось освободиться от всего, чтобы между ними ничего не осталось, кроме горячей кожи. Чтобы она ощущала только его губы и этот бархатный голод. Как будто в ответ на ее требование пуговицы расстегнулись сами собой, ткань распахнулась. Ее матово-розовые вздрагивающие груди устремились вперед, навстречу ласкам его губ и языка.
Но Пэйджен не шелохнулся. Он просто замер на время, глядя на нее, наблюдая за ее вспыхнувшим лицом. Пока она не высказала своего желания.
– Пэйджен...
Это был слабый, беспомощный стон.
– Ах, Циннамон, как ты прекрасна, – сказал он хрипло.
А потом он наклонил голову. С негромким шелестом атласный лиф соскользнул с плеч Баррет. Она лишь негромко застонала, как только он собрал губами лепестки жасмина с ее кожи, а затем захватил зубами напрягшийся розовый сосок. Вздрогнув, Баррет крепче уперлась пятками в камень, вся ее логика и скромность исчезли, все барьеры рухнули. Его рот был ласковым и обжигающим одновременно, и это доставляло ей непереносимое наслаждение.
Пэйджен овладевал ею сначала нежно и ласково, потом все более резко, ведомый своей собственной потребностью и голодом, мучившим его в течение долгих месяцев, с того вечера, когда они впервые встретились в Лондоне.
– Ты хочешь этого, Angrezi? Ты хочешь меня теперь?
Баррет извивалась, ее нервы были натянуты как струны. Ее ответ прозвучал еле слышно, но бесконечно страстно:
– Еще...
Щеки Баррет пунцово вспыхнули, когда она услышала свою собственную просьбу, но почему-то даже это чувство стыдливости исчезло, как только Пэйджен рассмеялся и подчинился ей, его губы и пальцы продолжали причинять ей сладкое мучение своими неторопливыми движениями.
Вспышка света. Огонь в давней лондонской ночи. И немедленно снова возник страх.
– Пэйджен! О Боже! Нет... я не могу...
– Да, Циннамон. Ты можешь намного больше. Теперь, когда ты пылаешь огнем для меня. Теперь, когда я вижу, что наслаждение захватывает тебя целиком.
Его ищущие ловкие пальцы продвинулись глубже, его зубы мучительно ласково завладели затвердевшим соском. Когда она выгнулась, Пэйджен встретил ее низким гортанным шепотом, опалившим ее и без того горящую кожу. Когда она застонала, он поймал этот звук своими приоткрытыми губами.
– Тебе нравится, Циннамон?
Ее ответом был только слабый сдавленный крик, сорвавшийся с губ. И когда рука Пэйджена стянула с нее бриджи, Баррет изогнулась под ним, охваченная беспокойным безумным огнем, в безмолвной мольбе о чем-то, чего она не могла назвать, не могла вспомнить, возможно, никогда не знала раньше.
- Предыдущая
- 79/109
- Следующая
