Алмазы Селона - Скидневская Ирина Владимировна - Страница 24
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
— Значит, вы понимаете меня? — оживился Баар. — Специфику этой работы?..
— Конечно. Они всегда опаздывают, срывают съемки, курят вам в лицо, стряхивают пепел вам на брюки, а когда разговаривают, фамильярно хлопают вас по плечу.
— Но с животными в рекламе работать еще хуже, — с отвращением сказал Баар.
— Этого больше не будет, — твердо пообещал Скальд.
Баар, всё еще колеблясь, включил четыре монитора в углах кабинета, должных помочь засвидетельствовать законность сделки, и заполнил типовой договор купли-продажи своего агентства. Когда покупатель перевел на его счет деньги и с формальностями было покончено, Баар откинулся на спинку кресла. Его бледное лицо постепенно розовело.
— Я должен уступить вам место? — нерешительно спросил он, приподнимаясь.
— Сидите. Скажите, господин Баар, вам угрожали впрямую? Если да, то каким образом и в чем заключалась суть угрозы?
— У каждого человека есть тщательно оберегаемые тайны, господин Икс, — взвешивая каждое слово, приглушенным голосом начал Баар. — И никто не хочет, чтобы о них узнали другие. Я раньше много думал над этим и пришел к выводу, что каждый все-таки имеет право на свои собственные секреты. Даже самым близким людям не всегда рассказываешь их. Они остаются в твоей памяти, в душе — или ранами, или грязными полосами, или ноющими, зудящими укусами… Одни из них ожесточают, другие тебя чему-то учат — если ты совестлив… А этот человек меня просто вывернул наизнанку… Он начал, как говорится, с моих младых ногтей и не упустил ни одного моего проступка или промаха. Все самое постыдное, даже грязное, пусть редкое, но все же случившееся в моей жизни стало ему каким-то образом известно. Все, все вспомнил, ничего не забыл — и украденные у матери две кредитки, и первый, неудачный, сексуальный опыт, и непорядочность по отношению к любимой женщине, которую я когда-то предал… Нет, он не уличал меня в некоторой моей нечистоплотности в отношениях с партнерами по бизнесу — кого этим сейчас проймешь? — он бил по больному, извлекал на божий свет то, чего я в самом деле стеснялся и хотел бы вымарать из своей жизни навсегда… Напомнил даже то, что я уже давно забыл. Он не угрожал, но дал понять, что пойди я против его воли, жизнь моя кончится, и я даже не предавался фантазиям на этот счет, не прогнозировал, потому что понял сразу и окончательно: она кончится во всех смыслах — как-то особенно позорно, постыдно, кончится физически, кончится морально, и не сразу, а что этот кошмар еще растянется… Он улыбался мне, а я, — Баар судорожно дернул шеей, — я сидел и чувствовал себя голым. Ничтожеством, нашкодившим мальчишкой, уличенным взрослыми. Да я бы и не то сделал, лишь бы никогда больше не слышать и не видеть его! Лишь бы никому больше не стала известна эта изнанка моей жизни. Знаете, когда умер мой отец, я был еще ребенком. Я очень любил его. Но первым делом — гнусно, конечно, но так и было! — с облегчением подумал, что вместе с отцом ушли некоторые мои маленькие тайны, известные только ему. Это был груз с плеч. А тут… Не презирайте меня, господин Икс…
— А другие? Вам что-нибудь известно об этом?
Баар отрицательно покачал головой.
— Я не обсуждал этого с ними. Это было легко — когда наступило завтра, все вокруг вели себя точно так же, как я… Конечно, господин Регенгуж не заслужил… Он всегда был очень порядочным… Но это сильнее…
Скальд поднялся и, кивнув на прощание, пошел к двери. Когда двери перед гостем плавно раздвинулись, Баар просяще произнес:
— Пожалуйста, никогда не упоминайте мое имя рядом с именем господина, — он судорожно вздохнул, — Анахайма…
Скальд тут же вернулся, так как забыл спросить, каким образом с ним связался Анахайм. Двери бесшумно распахнулись, и Скальд застыл на пороге: Баар сидел в кресле, сильно запрокинув назад голову. Глаза у него были широко раскрыты и неподвижны. Он был мертв.
Скальд осторожно оглянулся на озабоченно снующих по коридору людей и отступил назад, чтобы двери закрылись.
Брилли Эхт поджидала незнакомца возле своего двухместного автомобиля, остановившегося у самого пляжа. Теплое море, согретое огромным солнцем Имбры, лениво плескало на берег, чайки носились над белыми барашками волн, с резкими криками выхватывая из воды серебристых рыб.
Ветер шевелил длинные светлые волосы Брилли, она с удовольствием подставляла ему свое красивое, ухоженное лицо и наблюдала, как вишневый модуль человека, назначившего ей встречу в этом уединенном месте, фланирует в небе, завершая облет побережья. Наконец модуль сел у самой кромки воды, и Брилли наметанным глазом оценила простоту и элегантность летнего костюма, в который был одет светловолосый молодой мужчина, идущий ей навстречу по раскаленному песку. Вчера он связался с ней по ее личному номеру, что немного озадачивало, и с ходу предложил деньги — много денег. Она насторожилась, узнав, что речь идет о какой-то информации, которая интересует незнакомца, но сумма была слишком большой, и Брилли не смогла устоять. Кажется, мужчина назвался Скальдом…
— Прекрасно выглядите! — крикнул он издалека.
Она и сама это знала. Длинные молодые ноги, прелестные зеленые глаза, затененные широкополой соломенной шляпой, ослепительная улыбка — это была та убойная сила, что разила наповал всех мужчин в радиусе полукилометра. Брилли снисходительно улыбнулась.
Он подошел и галантно поцеловал ей руку. Вблизи он нравился ей еще больше.
Они побрели вдоль берега, бросая в воду камешки и рассматривая выброшенную волнами всякую морскую мелочь — раковины, рачков, остатки синих и красных водорослей.
— Знаете, Брилли, — говорил Скальд, — меня всегда поражало умение древних очень кратко выразить самую суть вечных и простых истин. Они точно знали, в чем смысл жизни, что им нравится, а что нет. Хуже всего на свете, говорили они, есть только три вещи: отплыть и остановиться в море, потому что стих ветер и повис парус, лечь спать — и не заснуть, ждать — и не дождаться…
— Еще они говорили, что смысл жизни — в освобождении от страданий, — улыбаясь, сказала Брилли. — А полное освобождение от страданий дает только смерть. Следовательно…
— …смысл жизни — в смерти? Я с этим не согласен.
— Так чего вы ждете от меня? — Она больше не улыбалась.
Они остановились. Скальд оглянулся. Вокруг был только пустынный пляж. Его вишневый модуль и ее желтый автомобиль были вдалеке едва различимы.
— Господин Ион Регенгуж-ди-Монсараш попал в неприятную историю, свидетелем и участником которой были и вы, Брилли…
На ее лице отразился ужас. Она повернулась и торопливо пошла назад, к автомобилю. Он шел за ней и быстро говорил ей в спину:
— У вас не было специального образования и вам еще не исполнилось семнадцати лет, но господин Регенгуж взял вас к себе на работу — редкий случай в мире всеобщего протекционизма. У вас совсем не было опыта, но был талант — госпожа Ронда Регенгуж взлелеяла его. Она опекала вас, сделала вас тем, что вы есть сейчас, помогла вам состояться как художнику, и целых пять лет вы находились в компании на самом привилегированном положении, а когда вы предали своих благодетелей, они простили вас — отпустили без всякого судебного разбирательства, после которого вы вряд ли устроились бы в такой фешенебельный дом моделей, как «Вази»!
Брилли остановилась и закрыла лицо руками.
— Я боюсь, разве вы не видите? Я страдаю… Клотильда уже умерла, она была тогда рядом со мной…
— Смысл жизни — в освобождении от страданий! — жестко сказал Скальд. — Так и будете всю жизнь бояться и страдать? Здесь никого нет, только море может услышать нас. Господин Регенгуж вошел в ваше положение и готов заплатить за любую, даже самую общую информацию об этом случае.
Всхлипывая, девушка опустилась на песок. Сквозь ее широкую прозрачную юбку изумрудно просвечивали песок и разноцветные камешки. Скальд сел рядом и пальцем написал на песке единицу.
— Припишите столько нолей, сколько сочтете нужным… Смелее. — Она подняла руку и, роняя слезы, стерла цифру. — Чем вас запугали? — мягко спросил Скальд.
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
