Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 72
- Предыдущая
- 72/147
- Следующая
Травник машинально сунул руку под рубаху и выругался.
— Черт… Я не взял меча. Герта, у тебя есть что-нибудь… — Взгляд его упал на хрустальный шар. Он протянул руку:
— Можно?
Герта не успела ответить. Внизу загрохотали сапоги, а через миг три человека уже ворвались в комнату.
— Ага! — довольным голосом объявил, входя, четвертый, по-видимому, тот самый Герман, о котором говорила гадалка. — Он в самом деле тут. Эй, ты, рыжий! Слышь, че. Собирайся. С нами, значит, пойдешь. И чтоб без глупостей!
В руках у него был арбалет. Заряженный и взведенный.
Травник подбросил в ладони хрустальный шар и поднял взгляд.
— С чего ты взял, что я с вами пойду? — холодно осведомился он.
— Сказал, пойдешь, значит, пойдешь. С тобой говорить хотят.
Подельники Селедки заухмылялись.
— Ты слишком много себе позволяешь, Герман, — сухо сказала Гертруда. — Или забыл, что с тобой случилось в прошлый раз?
Казалось, тот заколебался и даже немного побледнел, но уходить, похоже, не был намерен.
— Ты, Герта, молчи лучше, — сказал он. — Мне с тобой враждовать неохота. Ты не знаешь, кто это такой.
— А мне плевать, кто он такой. Он у меня в гостях.
Герман вытянул руку.
— Энтот парень года полтора назад навел здесь такого шороху, что у наших до сих пор руки чешутся. Потом собрал себе кодлу и промышлял на дорогах…
— Это был не я, — сказал Жуга. — Тот парень украл мое имя. Я убил его.
— Во-во, — кивнул Селедка, — от подельников избавился! А после в Лиссе вырезал в корчме двенадцать человек.
— Сколько, сколько?! — брови травника полезли вверх. — Уже двенадцать?
Приятель Германа, коротконогий парень в кожаной куртке, стоявший у окна, сердито сплюнул. Лицо у него было круглое с редкой бороденкой неприятного темно-рыжего оттенка. Он вынул нож — широкий турецкий крис с истертой рукоятью и махнул им в сторону двери.
— Скажи спасибо, что ты здесь, — сказал он. — Кабы не гертрудин дом был, прямо тут порезали бы… А ну, кончай болтать. Пошли!
— А этого? — указал другой на Вильяма.
— А про него ниче не говорили.
— Лови! — вскричал Жуга и ничком рухнул на пол.
Шар взвился в воздух. Гертруда мигом скрылась за столом, рванула Вильяма за руку. Тот упал. Герман вытянул руку, поймал хрусталь и недоуменно на него воззрился. Поверхность шарика играла радужными бликами, искрилась, вихрилась яркими снежинками. Селедка полюбовался шариком и сунул его себе в карман.
— А ниче игрушка. — Поднял взгляд на травника. — И че? Сыграем в мячик?
— В ящик он сыграет, — снова сплюнул тот, что стоял у окна.
Двое остальных загоготали. Герман остался серьезен.
Жуга поднялся, несколько обескураженный. Помедлил и шагнул к двери.
— Постой, — Гертруда ухватила его за руку.
— Не надо, — бросил тот, высвобождая руку. — Лучше, если это будет… не здесь.
Трое расступились, пропуская травника вперед, и двинулись за ним. Селедка обернулся на пороге. Повел арбалетом.
— А вы сидите тихо. Слышь, Гертруда, че я говорю? Не лезь, куда не просят. Пояли? Пока.
Едва закрылась дверь, Вильям и Герта бросились к окну.
— Ах, сучий выкормыш! — Гертруда топнула ногой. Схватилась за оконную защелку, ударила кулаком. — Ах ты селедка вонючая! Чтоб тебе жопу разодрало… Вильям! Помоги открыть окно!
Вильям, не ожидавший от нее подобных выражений, покраснел, но бросился на помощь. Вдвоем они расковыряли шпингалет и распахнули створки. Травник и остальные как раз в этот момент проходили мимо беседки.
— Жуга! — истошно выкрикнула Герта. — Хрусталь! Не надо разбивать! Там…
Двое идущих обернулись на крик, и травник рванулся вперед.
Первым повалился тот, что шел слева. Второй взмахнул коротким тесаком. Жуга мгновенно уклонился, нож пробил толстый верблюжий плащ и там застрял. Жуга перехватил под руку нападавшего, вывернул, ударил локтем, закружил и короткой подсечкой бросил его на землю. Хрустнула кость, упавший вскрикнул коротко и страшно и обмяк. Меж тем, тот, что упал первым, что-то выхватил из сапога и бросился в атаку. Блеснула сталь. Жуга ударил, крутанулся вправо, влево, путаясь в своем плаще. Второй, размахивая крисом, прыгнул к травнику со спины. Ударил. Промахнулся. Ударил снова и попал. Плащ травника окрасился кровавым, он упал, и все трое смешались в свалке.
— В стороны, сукины дети, в стороны! — вопил Селедка, брызжа слюной и прыгая вокруг дерущихся. Арбалет в его руках дергался, выцеливая травника.
— Щас я его, падлу!..
Жуга рывком поднялся на колено, вывернул чью-то руку с зажатым в ней ножом, и коротко, два раза пнул лежащего в лицо. Перекатился на спину, лицом к другому нападавшему, согнул проворно ноги и опять ударил — теперь уже в грудь. Подброшенный ударом, бородач упал спиной на тумбу солнечных часов и замер там, проколотый как бабочка булавкой. Мгновение он удивленно пялился на штырь, торчащий из груди, попытался что-то сказать, но тут горлом хлынула кровь и он умолк. Крис выпал из его руки и воткнулся в снег.
Жуга перевел взгляд на Германа. Вытер губы рукавом и сплюнул.
Стрела смотрела ему в лицо.
— Ну, рыжий, — оскалился Селедка, — повезло тебе. Но теперь мой черед ходить.
— Нет, — глухо сказал Жуга. — Мой.
Вильям так и не понял, что произошло. Раздалось глухое «Бум!», живот у Германа вдруг лопнул красным месивом, кровавые ошметки разлетелись во все стороны на несколько шагов, а то, что от него осталось, дико воя, рухнуло на снег. Когда Гертруда с Вильямом выбежали во двор, Селедка был мертвее мертвого. Жуга сидел возле мраморной тумбы часов, поддерживая одной рукой другую. По виску и по плащу его стекала кровь.
— Куда тебя ранили? — Герта опустилась перед ним на колено.
— Жить буду, — травник поморщился. Повернул голову. — Как там эти?
— Один, вроде, жив, остальные дохлые, — Вильям приподнял одного, другого, шагнул к часам и замер, словно вкопанный.
— Жуга… — выдохнул он. — Посмотри!
Травник обернулся.
Снегопад уже давно прекратился. Солнце вышло из-за туч, и длинная кривая тень от гномона наискосок пересекла лицо распятого убийцы.
Сердце травника замерло.
Часы показывали нос и глаз.
Ран было три, из них лишь та, что на руке, внушала опасения. Крис, несмотря на малую величину, в умелых руках рубил не хуже сабли. Вся остальная кровь принадлежала Герману или кому-то из двоих других.
— Ты страшный боец, Жуга, — задумчиво сказал Вильям, помогая Гертруде перевязывать раны. — Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так дрался.
Травник поднял голову.
— А ты хотел бы, чтоб я дал себя убить?
Вильям ничего не ответил. Гертруда наматывала бинт плотно и тщательно. Кровь постепенно останавливалась.
— Как ты догадался, что делать с шаром? — спросила она. — Постой, не говори, я сама скажу. Сперва ты захотел его взорвать, но ничего не вышло, так? Потом, на улице, ты сообразил, что в прошлые разы шары взрывались, только если ты пытался выдать малый импульс…
— Герта… Ох! — Жуга уселся поудобнее и с укоризной покосился на гадалку из-под головной повязки. — Оставь свои ученые словечки, я их все равно не понимаю. Я и в первый раз хотел, чтоб грохнуло, а он вдруг взял и заиграл. Ну в смысле — засветился. Мне и подумалось: а ну, как это и есть проверка на магический талант? Ну, вот я его и тронул чуток… Ох, яд и пламя, третий шар в этом городе!
— Я так и думала, — Герта удовлетворенно кивнула. — Ты плохо различаешь цвета?
— Откуда ты знаешь? — встрепенулся тот.
— Иначе ты не обозвал бы мое платье серым. Похоже, что и в магии с тобой творится то же самое. Ошибка в восприятии. Ударное заклятие в твоем исполнении — не больше, чем забава, и наоборот. Ты раньше за собой подобного не замечал?
Жуга покраснел.
— Всякое бывало, — неловко буркнул он. Пошевелил рукой, поморщился. — Черт… Это надо же, как угораздило. Не повезло.
— Наоборот, повезло — легко отделался.
- Предыдущая
- 72/147
- Следующая