Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 102
- Предыдущая
- 102/158
- Следующая
— Я знаю тебя столько лет, что мне нетрудно догадаться, о чём ты думаешь, Яльмар. Если она жива, мы её найдём.
Яльмар снова посмотрел на гавань. Сегодня солнце село в тучи, в адское месиво из дыма и огня, и сразу же погасло. Яркое, пустое небо быстро наливалось синевой и фиолетом, звёзды возникали быстро, словно сыпь после крапивы.
— Порой я думаю, что зря всё это затеял, — вдруг признался другу Яльмар. — Надо было мне остаться в Брюгге. Ведь сразу было понятно, что след потерялся. Искать мою девочку в этой богами проклятой стране всё равно что искать иголку в стоге сена. Мне нужно было идти одному.
— Одному нельзя: война. Дружина ропщет.
— Ты — ярл, — коротко возразил ему Сигурд.
— Спасибо, побратим, — с чувством сказал Яльмар и сжал его плечо.
Сигурд ответил ему тем же.
— Я тебя понимаю, — сказал он. — Ты же знаешь: у меня тоже погибла семья.
— Да. Я знаю, — посуровел Яльмар. — И всё же порой мне кажется, боги оставили нас. Вечерами мне не по себе. Я много думаю, что правильно, что нет. Я всегда хранил верность старым богам, ты же знаешь. Но Христос достаточно силён, чтоб с ним считаться. А наши поиски закончились ничем. Ах, Сигурд, мне бы указание, знамение, хотя бы маленький знак, что я на правильном пути! Но всюду хаос, как понять? Я разбрасываю руны — предсказания туманны. Может, это потому, что я крестился? Или почему-то ещё? — Он сжал кулак. — Ах, мне бы знак, всего лишь знак! — Сигурд раскрыл рот, чтобы ответить, но не успел. Вообще никто ничего не успел сообразить, так быстро всё произошло. Откуда-то сверху вдруг раздался тонкий, пронзительный птичий крик, переходящий в человеческий вопль, в котором явственно звучало: «ЯЛЬМАР!!!» Кровь застыла у обоих в жилах, а через мгновение что-то белое, живое — ангел? демон? — рухнуло с огромной высоты, ударилось в морскую воду, как мортирное ядро, и подняло сноп брызг.
Сигурд бросился к борту. Остальные моряки последовали его примеру.
По воде расходились круги и плыли перья. Все толпились и переговаривались. Тут было сравнительно неглубоко. По общему мнению, загадочный летун ударился о дно и вскоре должен был подняться на поверхность. Так оно и вышло: не прошло и полминуты, как тело всплыло и закачалось на волнах, раскинув тонкие белые руки. В лунном свете можно было различить запрокинутое узкое лицо, светлые волосы и маленькие груди с тёмными, торчащими от холода сосками. Женщина.
Норвежцы закрестились, зачертили охранные руны. «Валькирия!» — с ужасом выдавил кто-то. Яльмар перегнулся через борт, пригляделся и охнул.
— Зашиби меня Мьёльнир… — выдохнул он. — Зерги!!!
Через секунду он уже перемахнул через фальшборт и забарахтался в воде, выгребая к безжизненному телу. На палубе все загомонили разом, засуетились и стали разматывать верёвку. Прежде чем ветер и течение сделали своё чёрное дело, Яльмар успел добраться до девушки и, без всяких церемоний ухватив её за волосы, поплыл обратно к кораблю. Грести приходилось одной рукой, короткие волосы выскальзывали из пальцев, сапоги тянули вниз. Наконец он ухватился за верёвку, и варяги в два рывка втащили обоих на палубу. На ближних судах загорелись огни, все перекрикивались, спрашивали, что стряслось, но поскольку никто ничего не успел понять, переполох вскоре прекратился, а на дальних судах и вовсе ничего не заметили.
Девушка ещё дышала. Яльмар снова взглянул на неё при свете фонаря и убедился, что при первом взгляде не ошибся — это в самом деле была Зерги, ученица колдуна, Альбина. Что с ней приключилось и почему она в буквальном смысле слова свалилась с неба, было полнейшей загадкой. За исключением наконечника стрелы, висящего на шее девушки на кожаном гайтане, она была обнажена. Яльмар сделал всем знак молчать, склонился к ней и услышал биение сердца.
— Сигурд, одеяло! Бегом! — распорядился он. — И какую-нибудь куртку или свитер! А вы чего столпились? Голой женщины не видели? А ну, разойдитесь, дайте ей воздуху! Ульф! Где бутылка с этим, как его… Там что-нибудь ещё осталось? Дай сюда! Быстрей, быстрей!
Вернулся Сигурд. Яльмар, как ребёнка, по самую макушку закутал девушку в одеяло, а глоток крепчайшего женевера произвёл поистине магическое действие — Зерги закашлялась, приподнялась на локтях и открыла глаза.
— Яльмар… — выдохнула она, увидав перед глазами знакомое лицо и с облегчением откинулась обратно. — Это всё-таки ты…
— Это я, я, — поспешил успокоить её варяг. — Как ты здесь очутилась?
— Я думала, что никогда тебя не разыщу… Слава богу, я ошибалась!
— Откуда ты взялась?
— Я расскажу тебе… всё расскажу… — произнесла девушка и вновь мучительно закашлялась. — Дай мне согреться…
— Принеси какой-нибудь еды… У тебя есть что-нибудь поесть?
— Ох, господи, как холодно, у меня зуб на зуб не попадает… Помоги мне встать.
Варяг молча, одним движением вскинул девушку на плечо — та даже пискнуть не успела, и понёс на корму, где в кованой жаровне теплился огонь. Сопротивляться у неё было ни сил, ни желания. Да и руки всё равно не слушались.
…Когда Иоахим Шнырь открыл глаза и взглядом травника обвёл сидящих у костра Яна Андерсона, Вольдемара Гоппе и Йозефа Шталлена, лицо его исказила усмешка.
— Что я вижу! — проговорил он. — Ты нашёл себе новых корешей.
— Старых, друг мой, старых, — тем же тоном отозвался Андерсон. — И не корешей — соратников. Рад тебя слышать. А то я уж подумал, в этот раз мои усилия не увенчаются успехом.
«Шнырь» нахмурился.
— Я тебе не друг, — сказал он. — Зачем ты тревожишь меня? Пользуешься тем, что я сплю и не могу выставить заслон?
— А ты не можешь? Не можешь, да? Превосходно! — Он потёр ладони. — Может, мне интересно с тобой беседовать.
— Кто ты такой, Ян Андерсон? Скажи же мне наконец своё истинное имя. Я устал от догадок.
Андерсон гордо выпрямился и запахнулся в плащ.
— Меня зовут Ян, и я царь Нового Сиона! — провозгласил он. — В отличие от преподобного Томаса, я восстал, чтобы достроить и возглавить Царство Божие на земле. Нас душили и травили, уничтожали как могли, но я всё равно вернулся. Надо мной не властны ни время, ни огонь, ни холодная сталь. Во мне, как феникс, возрождается Христос. Я есть Мессия. Я прошёл через страдания, подобные Христовым, и родил в своей душе Христа, а стало быть, стал Богом. А тот, кто стал Богом, сделался неподсуден морали человеческой! Мои апостолы уже много лет сеют по всем странам семена новой веры, несут народам свет свободы, равенства и братства. Наше дело правое, и мы победим. И ты, Жуга с прозваньем Лис, сам того не желая, поможешь мне в этом.
«Шнырь» долго, пристально всматривался в его лицо, потом рассмеялся тихим травниковым смехом и потряс головой.
— По-моему, ты сумасшедший, — сказал он. — Да вы все бредите! Говорите о равенстве, братстве, хотя сами неравны и не имеете ни братьев, ни сестёр. Что вы знаете о равенстве? Хотите сделать всех богатыми, чтоб никто ни в чём не нуждался? Так ведь люди злы. Все сразу передерутся, потому что кому-то покажется, что соседу дадено больше. Хотите королевство холопов? Это будет мерзко, да и стадом надо управлять, какое уж тут равенство! Невозможно сделать кого-то счастливым насильно, как ни пытайся. Только сам человек может решить, счастлив он или нет. Бедняк радуется куску хлеба, а богатей печалится, что ему не хватает денег, чтобы пристроить к дому четвёртый этаж, — кто счастливее? Почему-то, когда говорят о свободе и равенстве, никто не думает о справедливости, всем хочется только отнять и поделить. А свобода… — Он помедлил. — Я был свободен. По крайней мере, мне так казалось. Я сидел себе в лесу и думал, что в любое время могу выйти в мир, а могу не выходить. Но и до меня добрались — сначала та девушка, потом мальчишка, Фриц. Потом все прочие, с дубьём и огнестрелом. Так что? Пришла война, и, даже если я не хочу об этом думать, я, оказывается, не могу быть в стороне. Уйду от битвы — битва придёт ко мне. А тогда какой смысл бежать? Война не вечна, рано или поздно она закончится. Через несколько лет, если не раньше, все мы, в сущности, забудем её. Мы будем наслаждаться миром, а во всех частях света уже задумают новую войну, и, когда она начнётся, лет этак через тридцать, теперешняя покажется нам совершенно бессмысленной. А в промежутке между двумя войнами все мы будем снова спать с женщинами, устраивать празднества, напиваться и наживать деньги. Человека не изменить, господин Гоппе… и не переделать силой, — это я вам, господин Шталлен. Я как-то вычитал, что в Индии или в Китае есть такие святые, они сидят на вершине холма, обрастают волосами и покрываются грязью, кормят их местные жители, а святые знай себе посиживают, глядя в никуда, и размышляют… Может, это в вашем понимании свобода? Так вот, даже если я, или ты, Ян Андерсон, или кто-нибудь из них, — он указал на Вольдемара и Иозефа, — найдём подходящий холм и усядемся на нём, свободы это не прибавит. Ни тебе, ни мне, ни тем, которые внизу. Андерсон поднял бровь.
- Предыдущая
- 102/158
- Следующая
