ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 69

• Предыдущая
• 69/142
• Следующая

В густом лесу царила тишь.

Снег лежал на большой лесной поляне повсюду: на старых пнях, торчащих тут и там, на согнутых ветвях деревьев, на плоских, щербатых от времени камнях старого дольмена. Был снег тяжелым и ноздреватым, каким ему и полагается быть в конце февраля, и уж не скрипел под ногой здоровым зимним хрустом, а только проседал со скрипом – тяжко, неприятно.

Всходило солнце.

Сорока на ветвях суматошно завертела головой, слишком поздно услыхав шаги, расправила крылья и взлетела с громким стрекотом, сверкая белыми боками. Мелькнула меж деревьев раз, другой и уселась на самой макушке высокой ели, глядя с любопытством вниз, где показались люди.

Двое вышли на поляну одновременно, с разных ее сторон: один с севера, другой – с юга. Шагнули разом на нетронутый снег и остановились, молча глядя друг на друга.

Они были похожи, эти два странника. Очень похожи. Перепутать их было проще простого – оба рыжие, кудлатые, худые телом и лицом, обоим на вид лет по двадцать. Они могли бы быть братьями, и даже шрам, косой чертой пометивший висок пришельца с юга, в точь повторял такой же шрам второго странника.

Но была между ними и некая разница.

Пришедший с севера одет был в старый полушубок, местами порванный и кое-как зашитый, и выглядел усталым, словно после долгого пути. Бог знает, где и как провел он нынешнюю ночь, спасаясь холода и ветра, вероятно, где-нибудь в стогу – в буйных рыжих волосах, не знавших гребешка по меньшей мере две недели, застряли ломкие золотистые соломинки. В руках его был посох, за спиной – котомка.

Второй казался чуть моложе, волос имел покороче и шел налегке, а одет был совершенно не по погоде в серые домотканые штаны, рубаху и мохнатую безрукавку белой овчины. Имей сорока чуть побольше соображения, чем отпущено природой глупой птице, ее непременно удивила бы еще такая вот нелепость: следов на снегу он не оставлял.

Они сошлись посредь поляны и встали там лицом к лицу, где замерли в извечном хороводе серые круги руин. Странник с юга первым нарушил молчание.

– Зачем ты здесь? – спросил он тихо.

– Пришло время, – медленно ответил другой, – и я вернулся.

– Все возвращается на круги своя, – кивнул парень в безрукавке. – Чего же ты хочешь теперь? Помощи?

Тот покачал головой.

– Совета, – сказал он.

– Глупо спрашивать совета у себя же самого.

– Не так уж и глупо. Ты – это не совсем я, а я – не совсем ты. Ты можешь войти туда, куда я и заглянуть боюсь.

– Так чего ты хочешь? – помедлив, повторил свой вопрос пришелец с юга.

– Я стал другим.

– Все меняется. Даже камни не вечны.

– Да, но… – Странник с посохом помедлил. Прошелся пятерней по волосам. – Это что-то другое, – наконец сказал он. – Я не тот, кого раньше звали Ваха-рыжий. Но… я и не Жуга. Или нет, не так. Жуга – это не совсем я.

Странник с юга поднял бровь:

– Почему тебя это тревожит?

– Я стал злым. Я убиваю.

– Справедливо?

– Не знаю… – ответил тот и тихо повторил: – Не знаю. Но я больше не хочу. В моей душе печаль и пустота.

– Это бывает.

– Я уже забыл, каким бывает счастье.

– А вот это уже хуже. Что же ты помнишь?

– Боль.

– А еще?

– Страх. Печаль. И снова боль. Даже любовь, и та для меня обернулась болью. Порой мне кажется, что я чувствую разлуку раньше встречи… Я мечусь туда-сюда, и все чаще Сила вертит мной, как хочет.

– Ты же всегда знал, где нужно остановиться.

– А теперь не знаю, – он поднял взгляд. – Я просто устал от всего этого. Я больше ничего не могу дать. Я больше ничего не хочу брать. Мне хочется отбросить свое имя.

– Опасно даже просто – взять себе имя. Еще опаснее – играть с ним в такие игры.

– Пускай.

– Разок ступив на этот путь, уже нельзя вернуться. Ты потеряешь больше, чем найдешь.

– Пускай.

– У каждого своя ноша.

– Может быть… Но что за радость нести ее без толку?

– Так ли уж и без толку? – усомнился странник с юга.

– Пока что я только убивал.

– Помогая другим!

– Так можно оправдать все, что угодно. Я так не хочу.

– А как ты хочешь?

– Мне надо знать, стою ли я хоть чего-то сам по себе.

– Ты видел, как растет трава. Ты видел тени на воде и танец ветра под луной. Неужели тебе этого мало? Многие умирают, не узрев и малой толики всей этой красоты.

– Я видел горе, кровь и разрушения.

– Ты познал дружбу и любовь.

– Я познал разлуку и предательство.

Странник с юга покачал головой:

– С такими мыслями ты не найдешь своего пути. Ты – сам себе враг.

– Пускай так, – кивнул парень с посохом. – Но что же мне теперь делать?

– Ищи того, кто враг твоего врага.

– Но ты выполнишь мою просьбу?

– Будь по-твоему.

Странник в безрукавке склонил в согласии рыжую голову и медленно растаял в воздухе. Воцарилась тишина. Тот, кого раньше звали Жуга, остался стоять, опираясь на посох, затем вздохнул, огляделся и медленно двинулся в лес, обходя седые камни.

Возле большого куста лещины он задержался, заприметив на нем два орешка, невесть каким чудом уцелевших на ветке с прошлогодней осени. С минуту он молча на них смотрел, чему-то улыбаясь про себя, затем сорвал их осторожно и вскоре скрылся за деревьями.

* * *

Пушистый заяц в зимней шубке вылетел стремглав на середину поляны и замер столбиком, торчком наставив уши. Вздрогнул, заслышав далекий охотничий рог, рванулся прочь бегом и запетлял между деревьев.

Шум нарастал, приближаясь. Прошла минута, другая, и вдруг из-за кустов, захлебываясь лаем, выкатилась свора гончих. Злые, остроухие, собаки мчались быстро, летя в прыжке над мокрым снегом. Закружили меж камней безумным колесом – след здесь раздвоился – и вскоре, выбрав наугад из двух цепочек следов одну, продолжили свою погоню.

Роняя снег с еловых лап, показались трое всадников.

– Заяц, Ваша Милость, – с почтеньем в голосе сказал один из них, немолодой высокий ловчий. Оглядел поляну и нахмурился, задержавши взор на каменных кругах.

– Заяц! – фыркнул зло разгоряченный скачкой дородный мужчина в богатом, шитом золотом охотничьем кафтане. Метнул на ловчего сердитый взгляд из-под косматых сдвинутых бровей. – Какого черта! Ни оленя, ни вепря твои глупые псы не способны поднять! Разве это охота?!

Третий всадник – самый молодой и тяжелее всех нагруженый – счел разумным промолчать.

– День только начался, пан Владислав… – ловчий виновато развел руками и поднял рог, висящий на ремне. – Отозвать собак?

– Черт с ними, – буркнул тот. – Какая-никакая, а все ж пожива. Поехали… Эге! – Он вдруг остановился посреди поляны. – А это что за след?

– Похоже, что человек… – несколько неуверенно сказал ловчий, наклонился ближе к истоптанному снегу, но с коня не слез, и, взглядом проследив следы, двинулся на край поляны.

– Какой человек? Что он здесь делает, в моем лесу? Откуда?!

– Вся челядь погналась за той лисой, мой граф, – подал свой голос юный оруженосец, – так что этот – точно не из наших.

– Собаки взяли его след! – воскликнул удивленно ловчий.

– Отлично! – пегие усы пана Владислава встопорщились в недоброй усмешке. Он поравнялся с ловчим и хлопнул его по плечу. – За ним!

Издалека донесся приглушенный лай. Граф прислушался и кивнул удовлетворенно.

– Кришан! – он обернулся к юноше. – Сзывай-ка всех – поглядим, что за дичь нам попалась!

Оруженосец поудобнее перехватил копье и поднял рог. Тяжелый трубный звук разнесся гулко в зимней тишине и замер меж ветвей. С востока ветром донесло ответный зов, и парень тронул лошадь быстрым шагом, догоняя своего господина.

Сорока встрепенулась, осыпая снег с ветвей, взлетела и направилась за ними следом – смотреть на новую забаву.

* * *

На краю леса собаки нагнали худого и рыжего парня с котомкой за плечами. Тот встал спиной к сосновому стволу и отбивался посохом, притом преловко – одна собака дергалась, скуля, зарывши морду в снег, другая ковыляла на трех лапах, но остальные взяли путника в кольцо и с хриплым лаем прыгали вокруг. Время от времени то одна, то другая бросалась вперед и тут же отскакивала прочь. Полушубок странника был разодран, на штанах чуть ниже колена расплылось кровавое пятно.

• Предыдущая
• 69/142
• Следующая