ОСЕННИЙ ЛИС - Скирюк Дмитрий Игоревич - Страница 82

• Предыдущая
• 82/142
• Следующая

– С Зарада мы идем, от замка тамошнего, графского, – ответил коротко Жуга, когда Атанас спросил.

– А пробираетесь вы в Марген, стало быть?

– Не знаю, может быть, и в Марген, – пожал плечами тот. – Ты вот что, Атанас. Попроси свою хозяйку нам воды горячей принести.

– Зачем?

– Надо.

Он развязал мешок и вывалил на стол целую кучу каких-то корешков. Часть сдвинул в сторону, часть сунул обратно, а часть запарил в принесенном чугунке, накрыл тряпицей. Взял Дьердя за руку: «Пойдем.» Усадил своего приятеля на лавку у печи и долго сматывал повязку, осторожно отдирая присохшую ткань. Наконец показались глаза – воспаленные, невидящие. Веки под повязкой покраснели и распухли, из трещинок на коже сочилась сукровица. Дьердь заморгал, кривясь и морщась, потянулся пальцами к глазам. Жуга поспешно перехватил его руку:

– Не трогай!

– Чешется…

– Терпи.

Жуга оторвал чистый лоскут, соорудил две примочки и наложил их Дьердю на глаза. Перевязал тряпицей. Тот сидел не шевелясь, и только дышал часто-часто, стискивая зубы.

– Не вижу, – сдавленно сказал он. – Ничего не вижу…

– Не торопись. Дай сперва ранам зажить.

Атанас с удивлением и сочувствием поглядел на слепого. Покачал головой:

– Кто ж так его, болезного?

Жуга поморщился:

– Моих рук дело.

Атанас опешил.

– Как так… твоих?

– Долгая история, да и знать тебе незачем.

– А ты что ли травник будешь?

– Вроде как…

Он замер и умолк на полуслове – где-то совсем рядом, чуть ли не за околицей села ночную тишину разорвал протяжный гулкий вой. Сначала тихий, одиночный, затем – сильней, на много голосов, он ширился и рос, потом вдруг рассыпался коротким лающим хохотом и смолк, как будто ничего и не было.

Жуга повернулся к хозяину:

– Что за дела?

– Собаки озоруют, – неожиданно ответил за хозяина Дьердь. Он расстелил свой кафтан на полатях и теперь укладывался спать. – Их по весне тут полно.

– Собаки, не собаки, черт их разберет! – сказал с сомненьем Атанас. – Они сейчас и впрямь, конечно, носятся толпой, да только раньше вот такого что-то не бывало. Знающие люди говорят, что будто оборотень где-то появился.

– Оборотень? – переспросил Жуга.

– Ну. Вот псы и бегают – то за ним, а то – от него. Немудрено в полнолунье-то. Там…

– Постой-ка! – Дьердь вдруг поднял руку и прислушался.

– Чего ты? – с опаской покосился на него Атанас.

– Ходит вроде кто-то около хаты… Или кажется мне…

Он не договорил: снаружи что-то заскрипело, и вдруг, уже не где-то вдалеке, а здесь, на собственном его дворе забилась лошадь в стойле. Заржала страшно, заметалась, в кровь разрывая поводом губу.

– Что? Что это?! – Атанасова жена вскочила, как ошпаренная.

– Тихо, дура! Молчи! – шикнул на нее Атанас. Он был бледен, как мука. – Через ворота он перелез…

– Кто?

– Молчи, говорю!

А еще через миг в дверь постучали.

Все замерли, кто где стоял.

Стук повторился. Был он слабый, неуверенный, но все ж-таки – стук, а не какое-нибудь там царапанье, и Атанас приободрился.

– Человек стучит, – меж тем определил на слух Дьердь. – Волк так не сможет. Открой.

– Еще чего! – опешил Атанас. – Ты что задумал, душегуб? У меня жена, дети, чего это я среди ночи… А ну как злодей какой? Да не один?

– Один, – угрюмо буркнул Дьердь, не поднимая головы. – Не было других шагов.

– Дьердь дело говорит, – Жуга потянул к себе посох. – Мало ли что могло случиться. Открывай. А если что – я помогу.

Атанас приблизился к двери.

– Эй, кто там? – крикнул он, на всякий случай отыскав топор.

Ответа не было, лишь снова стукнули тихонько. Жуга отстранил хозяина, откинул засов и приоткрыл дверь.

Снаружи было тихо, лишь лошадь билась и храпела под навесом. Жуга раскрыл дверь шире и остановился на пороге.

У самых дверей атанасова дома, одетый в драную, немыслимо грязную рубаху, лежал ничком мальчишка лет пятнадцати. Лежал не шевелясь, и только грудь ходила ходуном. Из рваных ран на руках и ногах сочилась кровь. Глаза его были закрыты.

– Матерь божья… – ахнул Атанас и быстро перекрестился.

* * *

Жуга перешагнул через распростертое тело и вышел во двор. Вернулся вскоре.

– Нет больше никого, – сообщил он и нагнулся к лежащему.

– А лошадь? Лошадь как? – засуетился Атанас.

Жуга брезгливо отмахнулся:

– Цела твоя кобыла. Перепугалась, правда, здорово… Ну-ка, помоги.

Найденыш не шевельнулся, даже не застонал, когда его поднимали.

– Живой?

– Живой…

– Сюда клади, на лавку… – захлопотала хозяйка. – Иванка! Свет неси!

Старшая дочь стрелой сорвалась с печки и вернулась с лучиной. Тусклый огонек выхватил из темноты бледное мальчишечье лицо, острый нос и белые как снег брови и волосы.

– Из вашей деревни парнишка?

– Нет. – Атанас помотал головой. – Не из наших, точно.

– Может, из соседней?

– Нету там таких, я всех в округе знаю! – поспешила вставить Иванка.

– Цыц, помело! – прикрикнул на нее отец. – Ишь ты, знает…

Жуга нагнулся к пареньку, рассматривая раны.

– Снимайте с него рубаху, – распорядился он. – И воды несите. Да побольше!

– Худющий-то какой… – изумленно ахнула хозяйка. Скомкала липкую от крови и грязи рубаху. – Куда ее?

– В печку! – нетерпеливо бросил Жуга. – Где вода?

– Вот… Грязь смывать?

– Смывай…

Жуга тем временем уже вытаскивал мешок. Рванул зубами узел, торопливыми движеньями разложил травы прямо на полу. Достал и развернул сухие листья кровохлебки.

– Держи лучину, – кивнул он девчонке и принялся перевязывать раны. Ругнулся на нее: – Ровней держи, ровнее!

Дьердь некоторое время сидел, вслушиваясь в суету вокруг находки, затем вздохнул, махнул на все рукой и завалился спать.

Парнишка и впрямь выглядел худым и изможденным. Под левым глазом у него темнел синяк. Укусы и царапины сплошь покрывали ноги до колен, а кое-где – и выше. Босые ступни были сбиты в кровь, лицо и ладони исхлестаны ветками, под ногтями чернела земля. Раны оказались хоть и не глубокие, но грязные и рваные, и было далеко за полночь, когда Жуга закончил бинтовать.

– Все, – сказал он и долго плескался у рукомойника. – Дайте ему воды, и пусть отлежится. И вы тоже ложитесь спать.

– Спать… – хмыкнул Атанас. – А ну, как он очнется, натворит чего? Хрен его знает, кто такой…

– Он ничего не натворит, – устало возразил Жуга. – Ты глянь: он столько крови потерял, что еле дышит. А впрочем, если ты так хочешь, я посижу с ним до утра.

– Да уж, сделай милость.

Атанас ушел к жене за занавеску, долго там укладывался, кряхтя и ворочаясь. Наконец все утихло.

Жуга некоторое время стоял возле лавки, где укрытый старым одеялом, лежал незванный гость. Взял в руку забинтованную мальчишечью кисть и долго разглядывал в свете лучины. Осмотрел ему зачем-то уши, шею, оттянул губу, затем неслышно отошел и забрался к Дьердю на полати.

– Да, дела… – вздохнул он и помотал головой.

– Чего? – зашевелился Дьердь спросонья.

– Так, ничего, – ответил тот и, помолчав, добавил про себя: – Ни-че-го…

Камень на его браслете мерно пульсировал.

* * *

Проснулся Атанас ни свет, ни заря, хоть и устал после вчерашнего. Долго лежал, слушая, как гремит у печки сковородками жена, затем вспомнил про вчерашнее и с беспокойством откинул занавеску. Выглянул наружу.

Утро выдалось не по-весеннему хмурое. Шуршал по крыше легкий дождь. В окно сочился тусклый свет, рисуя на полу неровные квадраты. Рыжего странника в избе не было, его слепой приятель все еще спал. Детишек тоже было не слыхать. Что до вчерашнего найденыша, то он все также без движения лежал на лавке у печи, укрытый одеялом с головой – виднелись только руки, да прядь волос, едва колеблемая дыханьем. И ведь какие волосы-то! Даже грязные, и то – белее снега. Не может быть таких волос, и не бывает…

• Предыдущая
• 82/142
• Следующая