Святослав - Скляренко Семен Дмитриевич - Страница 11

• Предыдущая
• 11/271
• Следующая

Гора, как и предградье с Подолом, просыпалась рано, до восхода солнца. Как только ночная стража заканчивала свою вторую смену, приходила стража дневная, с башен и стен Горы — от Подола, Днепра и Перевесища — неслись звуки бил; ночь заканчивалась.

На Горе — в княжьих теремах, по подворьям воевод, бояр, тысяцких и тиунов (они жили посередине Горы), в землянках и хижинах гридней, смердов, ремесленного люда, лепившихся к внутренним стенам города, — загорались желтые огоньки, слышались голоса, ржали лошади, ревел скот.

Тогда же опускали мост — единственный путь, по которому Можно было попасть с Горы на Подол. Долго скрипели блоки, громко кричала во мгле стража; наконец, касаясь противоположной стороны рва, падал с глухим ударом мост. На той стороне рва только этого и ждали, сразу же раздавался топот лошадей по деревянному настилу моста, слышались шаги множества людей: это сюда, на Гору, от Оболони — из княжьих садов и огородов — холопы везли молоко, плоды и овощи, спешили на работу строительные мастера, кузнецы, которым негде было жить на Горе и которые ютились в хижинах и землянках предградья.

Гора оживала. Уже позвякивала ключами и расхаживала, присвечивая лучиной, со своими дворовыми людьми ключница княгиня Ярина — она отпирала клети и кладовые; ремесленники и кузнецы раздували горны, всюду над трубами поднимались и тянулись к небу дымки, пахло свежим печеным хлебом, рыбой, мясом; жрецы разжигали огонь на требище, и в черном небе вырезывался тесанный из векового дуба Перун. Поблескивая серебряными усами и бородой, он, казалось, вытягивался во весь рост и смотрел через стену Горы на Подол, Днепр и дальний, еще темный берег.

На главном конце Горы, что тянулся от подольских ворот до требища, становилось все больше и больше возов, медленно ехали верхом гридни, вскоре застучали по камням и посохи -то бояре и воеводы, мужи лучшие и тиуны спешили к широким дверям княжьего терема, чтобы быть на месте, когда покличет княгиня.

Кто— то потряс княжича Святослава за плечо:

— Вставай, княжич, вставай!

Ему еще хотелось спать, трудно было поднять отяжелевшие веки, но рука снова коснулась плеча:

— Вставай же, княжич!

Тогда он совсем проснулся, открыл глаза, осмотрелся.

У постели стоял его дядька Асмус в темном опашне, на котором выделялись седая борода и бледные руки; справа от него, на столике, ровным огнем горела свеча; сквозь узкое окно, у которого стояла постель княжича, видны были звезды.

Дядька Асмус помог княжичу умыться, присмотрел за тем, как он одевался, и вместе с ним спустился по лестнице в сени.

Тут было уже людно. Как раз в это время сменялись гридни — стража терема, повсюду горели светильники, у лестницы стояли младший брат Святослава Улеб, воевода Свенельд и еще несколько бояр и воевод. Они, видимо, ждали Святослава, — как только он спустился, они поздоровались и направились переходами в трапезную.

Окно трапезной выходило на Днепр. Там горели два светильника, в углу, в печи, сооруженной в виде жертвенника, пылал огонь. Посередине стоял стол, покрытый белой скатертью, вокруг него — стулья с высокими спинками.

На столе слуги приготовили все для еды: посередине в большой миске лежал нарезанный хлеб, на краю стола — глиняные миски и деревянные ложки, кубки, налитые душистым квасом из княжеских погребов.

Княгиня Ольга вошла в трапезную через другую дверь и остановилась на пороге. Она была одета, как полагалось, — в белое платье из тонкого шелка, с тканым серебряным узором и широкой темной каймой; поверх платья плечи ее облегало красное, затканное золотом корзно, темные волосы, расчесанные на пробор, прикрыты были белой шелковой повязкой, концы которой спадали на грудь; единственный знак великокняжеского рода — золотая гривна — сверкал на шее, на ногах у нее были красные сафьяновые сапожки.

Княгиня была немолодая уже женщина, с продолговатым лицом, тонкими темными бровями, четко очерченным носом, строгими устами, но бледность, несколько глубоких морщин на лбу, большие горящие глава, которые, казалось, пронизывали каждого насквозь, говорили о ее неспокойном нраве, тревогах, а может быть, о длинных бессонных ночах.

Как только княгиня вошла, сыновья, воеводы и бояре низко ей поклонились.

— Здрава будь, княгиня! — промолвили они.

Княгиня ответила на их приветствие, прошла вперед и остановилась у стола.

Тогда в трапезную вошла пожилая, слегка сгорбленная женщина с седыми волосами — ключница Ярина. Она приблизилась к княгине, поклонилась ей и поцеловала руку.

— Дозволь, княгиня, подавать!

— Начинай, Ярина! — ответила княгиня.

Ярина вышла, вернулась и поставила на стол горнцы с дымящимся жареным мясом, котелок с похлебкой, от которой валил пар, большую миску с сочивом. В светлице запахло лавром, чабрецом, перцем.

Но княгиня не подавала знака садиться за стол. Она обернулась к воеводе Свенельду, кивнула ему головой, и тот взял со стола одну из деревянных мисок, положил в нее понемногу от каждого кушанья, стоявшего на столе: хлеба, мяса, рыбы, сочива, — потом отошел к печи в углу и переложил из миски на огонь утреннюю жертву. Огонь притух, над углями поднялся и быстро пронесся по трапезной дымок, но тут же огненные языки, словно жадные, гибкие пальцы, охватили еду, в жертвеннике громко заревело пламя.

Только тогда все сели за стол и начали есть.

В углу, на почетном месте, села княгиня, по правую руку от нее — сын Святослав, по левую — Улеб, а дальше — воеводы, бояре.

Княгиня Ольга потеплевшими глазами смотрела на своих сыновей.

Вот сидит Святослав! Мускулистый, широкий в плечах, немного неуклюжий, с могучей грудью и сильными руками, он кажется старше своих лет. Русого, с длинными и жесткими волосами, ровно подстриженными надо лбом и спадающими прядями на шею, с серыми глазами, иногда неожиданно темнеющими, с тонким, слегка горбатым носом и жестковатыми губами, Святослава нельзя было назвать красивым. Порой же княгиню Ольгу поражало и то, что Святослав вдруг мог сказать резкое слово, поспешить высказать свои мысли прежде старших, сделать что-либо наперекор, по-своему.

• Предыдущая
• 11/271
• Следующая