Властелин времени - Скобелев Эдуард Мартинович - Страница 75
- Предыдущая
- 75/78
- Следующая
В заливе матрос поднял парус и, ловко маневрируя, повел лодку к скалам, ограждавшим часть залива, тогда как другая его часть была закрыта огромной цепью, перекинутой от одной сторожевой башни, служившей маяком, до другой.
— Смотри, кругом стража, — прошептала графиня. — Однако же выхода нет, учись управлять парусами…
Конечно, матрос был приставлен, чтобы следить за госпожой. Он мог быть опытным шпионом, но Иосиф вскоре установил, что матрос слабо говорит по-испански и вовсе не понимает, когда графиня переходит на итальянский.
Хотя матрос усердно исполнял порученное дело, все же он был достаточно общителен. Попросив воды для графини, Иосиф убедил его в том, что прогуливаться в заливе, не имея на борту ни кувшина пресной воды, никак не годится.
— Запасы пресной воды и пищи запрещены, — признался матрос. — Однако, я думаю, мои начальники позволят брать хотя бы немного воды. В самом деле, я тоже испытываю жажду, а ведь сегодня еще не так жарко, как вчера…
Это было великолепным отдыхом — скользить по спокойным водам залива, любуясь старинным дворцом. Он был окружен высокими зубчатыми стенами, по которым, говорят, легко проезжала четверка запряженных лошадей.
Город поднимался на холмы, утопая в садах, — так, по крайней мере, казалось.
В оранжевых лучах заката зрелище свободной жизни навевало тоску и надежду.
Графиня глядела по сторонам, Иосиф следил за действиями матроса, но, чтобы не возбуждать подозрений, не просил никаких объяснений…
Прогулки совершались ежедневно. Возвращаясь во дворец, графиня всякий раз благодарила матроса и всякий раз дарила ему какую-либо безделушку.
Скорее всего, матрос сообщал о подарках, но могло быть и так, что он утаивал их для себя. Однако подарки не расхолаживали матроса, он вел себя ровно и сдержанно, как и в первый день знакомства.
В последнюю перед побегом ночь Иосиф не спал. Увы, он не достиг еще той степени совершенства, когда человек вовсе не беспокоится о том, что произойдет, потому что заранее делает все возможное, чтобы будущие события сложились наиболее благоприятно.
Иосиф научился неплохо управлять собою (спасибо доктору Шубову!) и, конечно, заставил бы себя уснуть, чтобы освежить к утру силы, но его угнетала неясность многих обстоятельств. Разве можно было получить подлинную свободу, убежав от пиратов?
Вспомнились слова рыжебородого о том, что «люди не умнеют и никогда не поумнеют, над ними стояла и стоять будет иная воля», стало быть, воля шайки, сплотившейся ради узурпации власти над людьми, ради их эксплуатации и духовной кабалы.
«Лжешь, лжешь, — возмущенно шептал Иосиф, следя за огромной луной, заглядывавшей в крошечное оконце его жалкой конуры. — Дело не в уме, — дело в любви к родине, в совести, в нравственной высоте мысли и чувства. Ум, стремящийся не к истине, а к выгоде, бесполезен или вреден. Вся сила человека — в том, чтобы усвоить как можно больше опыта предков, опыт не передается по наследству и, увы, до сих пор не наращивается ни школьным, ни институтским образованием. Странное дело, самое важное, самое главное для человека остается в стороне: как сберечь здоровье народа, как лучше всего развить его созидательные силы, как разумнее жить среди людей, к чему стремиться, что ценить… Насильники и эксплуататоры столетиями мешают людям овладеть горьким опытом своей жизни, понять, какие роковые ошибки допустили их предшественники, чтобы не повторять ошибок в будущем. Придуманы коварные способы замалчивания и извращения правды, разрушения накопленных ценностей, отрыва человека от истории своего народа, от нравственных, стало быть, социальных и национальных корней. „Все нравоучения старины устарели, опротивели, — назойливо твердят эксплуататоры или их пособники, повсюду выставляющие друг дружку как самых толковых и сведущих людей. — Да здравствует свобода и полная самостоятельность мысли! Долой бюрократизм и глупость отцов!..“ И люди, увы, подобно глупым рыбам, чаще всего клюют на эту наглую демагогию, которая повторяется из поколения в поколение. Изнывающим от бесперспективности своей жизни кажется, что они сами с усами. Но „усы“ — ничто. Оставь новорожденного в джунглях, он вырастет зверем — вот что такое опыт предшествующих поколений. А торгаши и захребетники натравливают детей на отцов, отцов ссорят с детьми, а всех людей — сталкивают между собою…»
И другое тревожило Иосифа: прошел он по разным народам и землям и понял, что все технические ухищрения не связаны напрямую ни со справедливостью, ни с мудростью жизни, ни с пониманием, что продвигает к идеалу и что отдаляет от него. Демагоги внушают, что прогресс техники и есть прогресс человечества. Но это никакой не прогресс, пока втуне остаются накопления правды, наполняющей душу светом смысла и радости. Вся мудрость сводится в конечном счете к совершенной нравственности, и если техника и технология современны, а нравственность на уровне самоедов и циников, никакого движения вперед нет — техника и технология помогают кабале и неправде. Чем больше мы открываем своим личным опытом, тем значительнее предстает перед нами опыт предшественников, так называемые вечные нравственные истины: сияют они, как звезды на небе; кто гасит эти звезды, остается в полном мраке…
Но росла и надежда — Иосиф вспоминал о мужественных людях общины, которые поняли освободительную суть нравственности, впервые построили жизнь так, что человек получил постоянный доступ к сокровищам человечества, и богатства не испортили его души, не помешали непрерывному улучшению материального фона жизни.
Седая шведка как-то сказала:
— Допустим, я поверила. Допустим, в общине разрешены социальные, национальные и духовные проблемы жизни, происходит синтез новой, более высокой культуры, не теряющей, однако, обретения народных традиций… Как доказать, что этот новый механизм жизни не утопичен, что он будет работать и тогда, когда исчерпается энтузиазм его сторонников?
Иосиф хорошо запомнил ответ Люси:
— Энтузиазм не исчерпается до тех пор, пока люди будут находить свою жизнь достойной жизни. Сердце общины — это стремление к личному совершенству, к получению все большей свободы, иначе говоря, все большего свободного времени. Этот аппетит не насытить никогда… Если вы внимательнее приглядитесь к структуре общинной жизни, вы увидите, что за всеми задачами стоит главная — удержать благородный порыв к совершенству. Нищий и ущемленный в правах не могут быть объективными и потому не могут быть мудрыми. Не могут быть объективными и мудрыми также и эксплуататоры. Вот отчего мы настойчиво ставим на человека, который может быть объективным. Мы не допустим ни бедности, ни излишеств, ни фальшивых монахов, ни паразитирующих наглецов. Люди не должны пресытиться до равнодушия или отчаяться на пути к совершенству… История — равнодействующая всех сил, и наша задача — позаботиться, чтобы вектор усилий указывал в одну сторону…
- Предыдущая
- 75/78
- Следующая