Хоббит (с иллюстрациями) - Толкин Джон Рональд Руэл - Страница 27
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая
Глава VIII
Пауки и мухи
Двигались гуськом. Лесные ворота напоминали арку у входа в темную пещеру – два древних, опирающихся друг на друга дерева, увитых плющом и поросших лишайником. От ворот начиналась узкая извилистая тропа. Было так тихо, что шаги отдавались громом в ушах; мнилось, будто деревья Лихолесья чутко прислушиваются.
Когда глаза привыкли к сумраку, путники заметили, что тропу омывает слабое зеленоватое свечение. Порой, подобно золотистой струйке, мерцал солнечный лучик, чудом пробившийся сквозь плотное покрывало листвы и не заплутавший в чудовищном переплетении сучьев. Но чем глубже в лес они заходили, тем темнее становилось.
В Лихолесье обитали черные белки; остроглазый Бильбо раза два углядел юрких зверьков, сновавших по могучим стволам. Хоббит вертел головой, стараясь рассмотреть, кто там шуршит и возится в палой листве под деревьями, но так ничего и не увидел. Больше всего путникам не понравилась паутина – черные тенета, протянувшиеся от дерева к дереву. Хорошо хоть, на тропу эти тенета не покушались – ее словно хранили некие чары. Прошло совсем немного времени, а путники уже возненавидели лес ничуть не меньше, чем подземелья гоблинов (пожалуй, Лихолесье было мрачнее гоблиновых пещер). Ни солнца, ни кусочка неба, ни дуновения ветерка… Под пологом леса царили вечный мрак, покой и духота. Страдали даже гномы, привычные к долгому пребыванию в темноте; что уж говорить о хоббите! Он тосковал по свету и чувствовал, что потихоньку начинает задыхаться.
Ночами было хуже всего. Становилось темно, как в яме – в буквальном смысле слова. Не видно ни зги, темнота хоть глаз выколи. Бильбо как-то для проверки взмахнул рукой у себя перед лицом – и не различил ровным счетом ничего. Спали, прижавшись друг к дружке – вовсе не потому, что замерзали; просто по ночам приходили гости. На дозоре хоббит сполна испытал сомнительное дружелюбие лесных жителей. Красные и желтые огоньки глаз окружали лагерь со всех сторон: вспыхивали, тускнели, исчезали, чтобы тут же появиться вновь, порой – прямо над головами путников, на ветке какого-нибудь дерева. Больше всего хоббита напугали бледно-зеленые глаза-луковицы. «Это глаза насекомого, – сказал он себе. – Ну и здоровенный, должно быть, жучище!»
Поначалу разводили костер, но быстро поняли, что делать этого не стоит – пламя привлекало сотни лесных тварей (правда, все они предпочитали держаться вне круга света). Вдобавок на огонь слеталась тьма назойливо жужжащих мошек (некоторые были толщиной в руку) и целые стаи громадных летучих мышей. Поэтому о кострах решили забыть до лучших времен.
Хоббиту чудилось, будто поход через лес продолжается уже сотню лет. День за днем ничего вокруг не менялось, и путники заволновались. Ведь еды оставалось все меньше, при том что питались они довольно скудно – ограничивали себя как могли – и потому постоянно были голодны. Попытались подстрелить черную белку, истратили уйму стрел на одного зверька, а когда поджарили, выяснилось, что вкус у белки отвратительный. Больше охоты не устраивали. Жажда мучила наравне с голодом: вода в бурдюках почти иссякла, а в лесу, как назло, не попадалось ни ручьев, ни родников.
И вдруг, неизвестно на какой день бесконечного перехода через Лихолесье, они увидели перед собой неширокий, но бурный поток, пересекавший тропу. В лесном сумраке он казался черным – а может, и был таким на самом деле. Хорошо, что Беорн предостерег, иначе путники наверняка припали бы к воде, несмотря на ее цвет, и наполнили бы ею свои бурдюки. А так они всего-навсего стали прикидывать, как перебраться на противоположный берег. Когда-то через реку были переброшены мостки, но они давно разрушились, сохранились лишь прибрежные сваи.
Внезапно Бильбо, стоявший на коленях у кромки воды, воскликнул:
– Там лодка! Честное слово, там лодка!
– Далеко? – спросил Торин (признав, что Бильбо видит лучше остальных, гномы теперь целиком полагались на хоббитовы глаза).
– Шагов двенадцать, наверное…
– По-моему, до того берега шагов тридцать. Ну да ладно, глаза у меня не те, что в молодости; и потом, какая разница, двенадцать или тридцать? Перепрыгнуть все равно не сможем и переплыть не рискнем.
– Может, зацепить ее чем-нибудь?
– Что толку? Ну, зацепили, допустим, а дальше? Она наверняка привязана.
– Сдается мне, сударь мой Торин, вы ошибаетесь, – возразил хоббит. – Вроде бы ее просто вытащили на берег, и все. Хотя в этой темноте веревки можно и не разглядеть.
– Так, – проговорил Торин, – Дори у нас сильнее всех, а Фили самый молодой и зоркий. Иди сюда, Фили. Ты видишь лодку, о которой толкует господин Торбинс?
– Конечно, – отозвался Фили. Ему притащили веревку – несколько мотков, нашедшихся в мешках. К концу самого длинного мотка прикрепили железный крюк (чего-чего, а всяких полезных мелочей у них с собой было предостаточно). Фили взял веревку в руки, примерился – и метнул через реку.
С громким плеском крюк упал в воду.
– Недолет, – заметил Бильбо. – Чуть-чуть посильнее. Давай снова. Да не бойся ты, нам ведь запретили пить и купаться в реке, а про то, чтобы брать в руки мокрую веревку, никто ничего не говорил.
Фили нерешительно подтянул крюк, прицелился – и повторил попытку.
– Попал! – воскликнул хоббит. – Почти попал, – поправился он. – Теперь перелет. Давай тяни, авось зацепится. Есть! Теперь осторожненько!
Веревка натянулась, как струна. Сил одного Фили явно не хватало. К нему на помощь пришел сперва Кили, а затем Оин и Глоин. Тащили, тащили – и вдруг все полетели кувырком, когда лодка с плеском вошла в воду. По счастью, Бильбо успел подхватить веревку, подтянул лодку поближе и зацепил ее валявшейся на земле веткой.
– Пособите же! – позвал он. Балин оказался тут как тут, и вдвоем они подвели лодку к берегу.
– Ее все же привязали, – сказал гном, разглядывая обрывок шнура на носу. – Славно дернули, ребята! Нам повезло, что наша веревка крепче.
– Кто первый? – спросил Бильбо.
– Я, – откликнулся Торин. – Со мной поплывут Фили и Балин. И вы, – прибавил он, посмотрев на хоббита. – Потом Кили, Оин, Глоин и Дори, следом Ори, Нори, Бифур и Бофур. Последними – Двалин и Бомбур.
– Вечно я последний, – проворчал Бомбур. – Надоело! Почему всегда я?
– Потому что ты самый толстый. А Двалин легче остальных, поэтому ты поплывешь с ним. И вообще, хватит прекословить! Будешь ворчать, с тобой точно что-нибудь случится.
– А весел-то нет! – воскликнул Бильбо. – Как же мы поплывем?
– Дайте мне другую веревку, – попросил Фили. Прицепив крюк и примерившись, он зашвырнул веревку на противоположный берег. Плеска слышно не было, значит, крюк запутался в ветвях. Подергав веревку, Фили сказал: – Садитесь и тяните. А мы потом подтащим лодку обратно, и все дела.
Вскоре все очутились на другом берегу. Последними переправились Двалин и Бомбур. Двалин вылез из лодки с веревкой в руках, а Бомбур, до сих пор тихонько ворчавший себе под нос, готовился последовать за ним, когда случилось нечто непредвиденное. В темноте послышался цокот копыт, и вдруг на тропе возник олень. Он мчался напропалую – врезался в гномов, не успевших сообразить, что к чему, а потом прыгнул и, взмыв высоко в воздух, перелетел через реку.
Уйти безнаказанным ему, впрочем, не удалось. Торин был единственным, кто устоял на ногах и не потерял головы. Едва выбравшись из лодки, король гномов наложил на тетиву стрелу – так, на всякий случай (если, к примеру, появится хозяин лодки). Он выстрелил. Олень словно споткнулся. Темнота поглотила животное, но цокот копыт еще был слышен – неровный, дробный, будто у оленя начали заплетаться копыта.
Гномы наперебой стали поздравлять Торина с удачным выстрелом, и тут раздался вопль Бильбо:
– Бомбур упал! Он тонет!
Так оно и было. Прыгая, олень копытом задел Бомбура, одной ногой еще стоявшего в лодке. Толстяк пошатнулся, лодка отошла от берега, и гном рухнул в черную воду, отчаянно пытаясь ухватиться за нависавшие над берегом корни. Между тем лодка медленно уплывала прочь.
- Предыдущая
- 27/57
- Следующая