Антикварий - Скотт Вальтер - Страница 54

• Предыдущая
• 54/122
• Следующая

Старик сошел с лужайки, которую секунданты принялись теперь измерять, и продолжал что-то бормотать про себя с угрюмым негодованием, смешанным с тревогой и острым, хотя и мучительным, любопытством. Не обращая больше никакого внимания на его присутствие и дальнейшие увещания, мистер Лесли и лейтенант приготовили все необходимое для дуэли, и было решено, что оба противника выстрелят, когда мистер Лесли махнет платком.

Раковой знак был дан, и оба выстрелили почти одновременно. Пуля капитана Мак-Интайра лишь оцарапала бок его противника, и то не до крови. Пуля Ловела была нацелена точнее: Мак-Интайр пошатнулся и упал. Приподнявшись на локте, он сразу же закричал:

— Это пустяк, пустяк! .. Дайте другие пистолеты! — Но через мгновение он продолжал уже более слабым голосом: — Кажется, я получил достаточно и, что хуже, боюсь, я этого заслужил. Мистер Ловел — или как бы там вас ни звали — бегите и спасайтесь! .. Будьте все свидетелями, что зачинщиком был я. — Приподнявшись снова, он добавил:

— Вашу руку, Ловел. Я верю, что вы джентльмен… Простите мне мою грубость, а я прощаю вам свою смерть… Бедная моя сестра! ..

Подошел врач, чтобы исполнить свою роль в трагедии, а Ловел стоял, оторопело и растерянно глядя на беду, непосредственной, хотя и невольной причиной которой был он. Нищий схватил его за руку и этим вывел из оцепенения.

— Что же вы стоите и глядите на дело рук ваших? Что с воза упало, то пропало. Сделанного не воротишь! Прочь, прочь отсюда, если хотите спасти свою молодую жизнь от позорной смерти! Смотрите, вон там люди, они пришли слишком поздно, чтобы развести вас, но — увы! — достаточно рано, чтобы потащить вас в тюрьму.

— Он прав, он прав! — воскликнул Тэфрил. — И вам нельзя показываться на шоссе. Оставайтесь до ночи в лесу. Мой бриг к тому времени будет под парусами, и в три часа утра, когда начнется прилив, вас под утесом Масслкрэг будет ждать лодка. Поспешите, ради бога, поспешите!

— Да, бегите! .. Бегите! — повторил раненый, и слова его перемежались судорожными всхлипываниями.

— Идите за мной, — сказал нищий, почти насильно уводя Ловела. — Капитан хорошо придумал. Я сведу вас в укромное местечко, где вас и с ищейками не найдут.

— Ступайте, ступайте! — торопил лейтенант Тэфрил. — Медлить сейчас

— просто безумие!

— Худшим безумием было прийти сюда, — промолвил Ловел, пожимая ему руку. — Прощайте! — И он последовал за Охилтри в глубь леса.

Ловел почти машинально шел за нищим, который вел его быстрым и решительным шагом сквозь кусты и густой терновник, избегая исхоженных троп и часто оборачиваясь, чтобы прислушаться, нет ли за ними погони. Они то спускались в самое русло потока, то пробирались по узкой и небезопасной тропе, которую овцы (им, по обычному в Шотландии небрежению к этому виду собственности, предоставляют блуждать по зарослям) протоптали по самому краю нависшей над обрывом скалы. Время от времени Ловел мельком видел тропинку, по которой лишь накануне проходил в обществе сэра Артура, антиквария и молодых леди. Как он был тогда подавлен, удручен, обуреваем множеством сомнений, и все же чего бы он не дал теперь, чтобы вернуть себе тогдашнюю чистоту совести, которая одна может уравновесить тысячу бедствий! «И все же, — растерянно соображал он, — даже тогда, когда я не знал за собой никакой вины, когда все меня уважали, я считал себя несчастным. Что же такое я теперь, когда мои руки обагрены кровью этого молодого человека? Чувство гордости, толкнувшее меня на страшное дело, покинуло меня — так, говорят, поступает сам дьявол с теми, кого ему удается соблазнить». Даже чувство его к мисс Уордор на время отступило перед первыми укорами совести, и ему казалось, что он мог бы претерпеть все муки отвергнутой любви ради сознания невиновности в чьей-либо смерти, которое было у него еще утром.

Этим мучительным размышлениям не мешали речи проводника, который продвигался сквозь чащу, то придерживая ветки, чтобы облегчить дорогу спутнику, то призывая его спешить, то что-то невнятно бормоча про себя, по обычаю одиноких и покинутых всеми стариков. Его слова ускользнули бы от ушей Ловела, даже если бы он к ним прислушивался. А кроме того, они были так отрывочны, что не выражали связной мысли. Привычку к такому бормотанию часто можно наблюдать у людей того же возраста и образа жизни, что и старый Эди.

Наконец Ловел, изнемогая от слабости после недавней болезни, от терзавших его угрызений и от необходимости поспевать за проводником по такой неровной тропе, начал мало-помалу отставать и, сделав два-три неверных шага, очутился среди кустарника и подлеска, нависших над пропастью. Здесь, в небольшой расселине скалы, скрывался узкий, как лисья нора, вход в пещеру. Он прятался за листвой старого дуба, который, закрепившись толстыми переплетенными корнями в верхней части щели, выбрасывал ветви почти под прямым углом к утесу, скрывая от глаз все, что находилось за ними. Пещера могла ускользнуть даже от внимания человека, стоявшего непосредственно перед нею, настолько незаметно было ее преддверие, куда вошел нищий. Но внутри пещера была выше и просторнее. Она состояла из двух отдельных галерей, которые, пересекаясь, образовывали крест и указывали на то, что в прошлом здесь было пристанище отшельника. Таких пещер много в разных частях Шотландии. Достаточно назвать хотя бы гортонские пещеры, близ Рослина, в местности, хорошо известной любителям романтических ландшафтов.

Внутри пещеры, у самого выхода, царил тусклый сумрак, который дальше переходил в полную тьму.

— Мало кто знает это место, — сказал старик. — Таких, кроме меня, пожалуй, только двое в живых, это Джинглинг Джок и Лэнг Линкер. И я не раз подумывал о том, что вот я совсем состарюсь, и устану, и больше не в силах буду дышать благословенным божьим воздухом. Приплетусь я тогда сюда, взявши с собой горсть овсяной муки, — а здесь, вы видите, есть чудесная вода; она журчит и каплет и летом и зимой, — и лягу я, вытянусь и буду ждать конца, как старый пес, который волочит свое изношенное и никчемное тело куда-нибудь в кусты или заросли, чтобы ничто живое не смотрело на его отвратительный труп. А потом, когда на одинокой ферме залают собаки, хозяйка прикрикнет на них: «Цыц, пустобрехи, это, верно, старый Эди! » И малые детишки приковыляют к двери, чтобы впустить старика. Голубой Плащ ведь отлично чинил им игрушки. Только никто не услышит больше про Эди!

Нищий повел беспрекословно шедшего за ним Ловела во внутренние разветвления пещеры.

— Здесь есть витая лестница, — сказал Охилтри. — Над этим местом стоит церковь, и лестница ведет к ней. Говорят, будто эту пещеру давным-давно вырыли монахи, чтобы прятать в ней свои богатства. И еще говорят, будто они тут ночами таскали в аббатство вещи, когда не хотели вносить их через главный вход при свете дня. Рассказывают, что один из них стал святым (а может, монахи хотели, чтобы люди так думали) и поселился в этой келье святой Руфи, — так в старину называли пещеру, — и высек в камне лестницу, чтобы подниматься в церковь к богослужению. Лэрд Монкбарнса порассказал бы немало, — он ведь любитель рассказывать, — если бы только знал про это место. Но была ли пещера устроена для человеческих ухищрений или для божьего дела, а только я часто наведывался сюда в прежние дни и видел, что тут делалось, и сам ко многому руку приложил здесь, в темном тайнике. Бывало, хозяйка дивится, чего это петух не будит ее утром, а он, бедняга, уже жарится в этой черной дыре. Эх, эх, бывали дела и похуже. Иной раз до людей долетал шум, который мы поднимали в самом чреве земли, а Сэндерс Эйквуд, тогдашний лесничий, отец теперешнего лесничего Рингана, бродя по лесу и сторожа господскую дичь, видел отсветы у входа в пещеру, мелькавшие сквозь орешник на другом берегу. И какие же истории он потом рассказывал по вечерам про гномов и ведьм, что живут в здешних старых стенах, и про огни, которые видел, и крики, которые слышал, когда весь честной народ спал! Он без конца выкладывал свои чудеса вечером у очага передо мной и другими такими же молодцами, а я не оставался перед ним в долгу и платил старому дурню сказкой за сказку; только я мог бы объяснить все гораздо лучше его. Да, да, это были дни веселые, но полные суетных и темных дел, и справедливо, если те, кто вел легкую и греховную жизнь и в молодости злоупотреблял милосердием божьим, иной раз в старости лишаются его совсем.

• Предыдущая
• 54/122
• Следующая