Волки из страны Далеко-Далеко. Авторский сборник - Ласки Кэтрин - Страница 23

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая

– Но если волчонок выживает, его могут принять в стаю в качестве глодателя.

– Глодателя? А это кто такой?

Прежде чем ответить, Гвиннет окинула взором кость, на которой Фаолан уже выгрыз какие-то линии.

– Это тот, кем суждено стать тебе. Только твое мастерство уже развито не по годам. Оно превосходит все, что я видела даже в друмлине Хаймиша, фенго Стражи.

Последние ее слова показались волку странно знакомыми, как будто он уже слышал их раньше. Нет, не слышал – видел! Фаолан вспомнил рисунки на стенах пещеры: пять вулканов и холмы из костей – друмлины, – на которых сидели волки. У него вдруг возникло ощущение, что он не просто видел их, а когда-то, давным-давно, сам был одним из этих волков.

– Значит, если я вернусь, то стану глодателем?

Гвиннет ничего не сказала в ответ, только молча кивнула. До сих пор у других птиц или зверей Фаолану не приходилось видеть таких отчетливых и понятных движений.

– Но это нелегко, – добавила она.

– Ты же сказала, у меня хорошо получается.

– Тем труднее будет.

– Не понимаю.

– Когда глодатели возвращаются в стаю, к ним относятся очень грубо. Молодые волки им завидуют. Нужно будет показать, на что ты способен.

– Но разве я уже не доказал, что достаточно способен, раз выжил, когда меня оставили на верную смерть? – воскликнул Фаолан и почти по-медвежьи пробурчал что-то нечленораздельное. В самом деле, это было древнее медвежье ругательство, с помощью которого выплескивала гнев Гром-Сердце, – «урскадамус», проклятье бешеного медведя.

Немного помолчав, он заговорил уже спокойным голосом:

– Значит, моя первая мать не покидала меня. Меня у нее просто отобрали. А как же вторая, Гром-Сердце?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что Гром-Сердце нарочно ушла от тебя? – удивленно моргнула Гвиннет.

– Но ведь у медведей нет обычая отбирать детенышей.

Вопрос волка застал Гвиннет врасплох. Конечно, никому в здравом уме даже мысли не придет отобрать что-либо у гризли.

– Она не уходила от тебя, Фаолан. И вообще перестань так думать.

– Тогда почему она ушла?

Уши волка напряглись, шерсть на загривке снова встала дыбом. Его охватила дрожь от ужасного подозрения: а вдруг его никогда не любили? Раньше он отбрасывал эту мысль, но теперь она все-таки прорвалась, и пустота где-то внутри, все время сопровождавшая Фаолана, разрослась до неимоверных размеров, грозя поглотить его целиком.

Яркие языки пламени прорезали ночную темноту, освещая все вокруг оранжевыми сполохами, но и они не могли противостоять этой сгущавшейся в душе волка пустоте. Даже сам воздух, казалось, стал темнее и вязче.

– Может быть, она отправилась искать тебя. А вдруг она подумала, что ты заблудился?

Ужасный страх мгновенно перерос в ужасный стыд, и, не зная, куда от него деться, Фаолан оттянул губы, так что обнажились клыки. Все встало на свои места, все прояснилось – но лучше ему от этого не стало.

В зимней берлоге волку было скучно. Он не мог поверить, что Гром-Сердце способна так долго спать. От вида медведицы ему становилось не по себе и страстно хотелось как можно больше времени проводить снаружи – бегать, охотиться, исследовать местность; ему очень нравилось прыгать через сугробы. А ее сердце билось все медленнее и медленнее, не в таком ритме, как раньше, а тише и глуше. Между его ударами Фаолан мог встать, два раза обернуться вокруг себя и снова прижаться к медведице. А порой она просыпалась, окидывала пещеру мутным взором и снова засыпала. Что, если Гром-Сердце однажды проснулась, а его в берлоге не было? Спросонья ей могло показаться, что с ним случилась какая-то беда, и она отправилась на поиски.

Но под светом огня ужас пустоты и одиночества постепенно отступал, язычки пламени замигали веселее.

– Да, ты права. Она отправилась искать меня, потому что я ушел. Мне было скучно в берлоге. Наверное, она забыла, что сама посоветовала мне не сидеть все время рядом с ней, а выходить на охоту.

– Все медведи впадают в спячку и не сразу приходят в себя, проснувшись…

– Да, и она знала, что я не медведь. Но… – он запнулся.

– Но что, Фаолан? – нетерпеливо спросила Гвиннет.

– Но тогда кто я?

– Ты волк.

– Проклятый волк.

– Не проклятый. Просто тебе нужно доказать, что ты достоин занять место в стае.

Фаолан вытянул кривую лапу:

– Вот почему я проклят.

– Ну да, вижу. Лапа.

– Нет, ты еще всего не видела. Посмотри внимательнее.

Волк лег на спину и показал лапу с нижней стороны – там, где подушечка была отмечена спиральным узором. Заметив, что Гвиннет настороженно моргнула, он сразу же перевернулся и встал на лапы. «Я хуже, чем малькад. Гораздо хуже!» – говорил весь его вид.

Но Гвиннет смешно подпрыгнула к Фаолану, распростерла крылья и нежно похлопала ими его по голове.

– Ты хороший волк, Фаолан, – проворковала она. – Хороший и достойный. Обе твои кормилицы гордились бы тобой.

Волк пристально вгляделся в ее глаза, сверкающие словно черные речные камешки. По цвету они были темнее глаз Гром-Сердца, но и в них он точно так же разглядел свое отражение.

Внезапно он сообразил, что только что впервые поговорил не с Гром-Сердцем, а с другим существом, и ему стало приятно. Приятно и спокойно. Фаолан почему-то знал, что этой сове можно рассказывать все без утайки и что она все поймет. А огонь, так испугавший его поначалу, оказался теплым и добрым.

– Можно мне остаться с тобой? Я умею охотиться. Я смогу добыть тебе много мяса, а не этих жалких полевок, – Фаолан кивком указал на лежащие под камнем тушки грызунов, видимо, запасенные впрок.

Гвиннет медленно повернула голову из стороны в сторону, словно на шарнире, описав ею почти полный круг. Значение этого жеста было предельно ясно: решительное «Нет!».

– Зачем мне добыча крупнее полевок? Я гораздо меньше тебя. А если съем слишком много, то не смогу подняться с земли.

– Но мне хочется остаться.

– Ты – волк. Тебе нужно жить с волками.

– Ты не хочешь, чтобы я остался, попятился он.

Дело не в том, что я хочу или не хочу.

В ее словах, конечно, не все являлось правдой. Просто совы, особенно отшельники-кузнецы, очень любили и ценили уединение, но таким общественным животным, как волки, трудно было это понять.

– Ты принадлежишь к стае, – повторила сипуха.

– Скорее, к ее задворкам.

– Не обязательно. У волков ты многому научишься. Постепенно ты займешь свое место и, возможно, даже станешь стражником Кольца Священных Вулканов.

– Я ничего не знаю о волчьих обычаях. И вообще, довольно с меня всех этих Священных Вулканов.

– Что значит «довольно»? Ты же ничего о них не знаешь.

Фаолан отвел взгляд и опустил голову. Настал его черед недоговаривать: он не рассказывал Гвиннет о Пещере Древних Времен, да и не был уверен, стоит ли вообще начинать.

– Вот бы Гром-Сердце была здесь…

– Ее нет, Фаолан. Она ушла отсюда навсегда.

Резким движением сова закинула голову далеко назад и покрутила ею, выискивая на небе созвездие Великого Медведя. От этого зрелища Фаолану чуть не стало плохо.

– Как это у тебя получается?

– Что получается?

– Вот так вертеть головой.

– У нас, сов, есть дополнительные шейные позвонки. Благодаря им мы и можем такое делать. – Гвиннет продемонстрировала еще несколько странных движений.

– Хватит! – взмолился Фаолан. – А то мне уже не по себе.

– Ой, прости. Итак, я сказала, что Гром-Сердце ушла отсюда навсегда. Ты ее уже не догонишь. Время вспять не поворотить, и то, что покинуло нас, – не вернуть.

Гвиннет выпрямилась и больше не закидывала голову, смотрела прямо на Фаолана.

Волк фыркнул. Ему уже приходилось путешествовать между временами – там, в пещере. Тех двух больших сов разделяли года, но он видел, как одна из них отчаянно ныряла прямо в жерло вулкана, а рядом с ней другая пролетала сквозь языки пламени и клубы дыма с ярко пылающим угольком в клюве.

• Предыдущая
• 23/91
• Следующая