Приключения Найджела - Скотт Вальтер - Страница 39

• Предыдущая
• 39/138
• Следующая

Он потирал руки, прищелкивал пальцами, суетился, радостно смеялся, восклицал: «Euge! Belle! Optime!» note 56 и, повернувшись к епископам Эксетерскому и Оксфордскому, стоявшим позади него, сказал:

— Вы видите, милорды, неплохой образчик нашей шотландской латыни. Мы хотели бы, чтобы все наши подданные в Англии были так же хорошо знакомы с этим языком, как этот молодой лорд и другие — знатные юноши в нашем старом королевстве; мы также сохраняем подлинное римское произношение, подобно другим просвещенным народам на континенте, и мы можем поддерживать сношения с учеными мужами всего мира, говорящими на латинском языке, тогда как вы, наши просвещенные английские подданные, ввели у себя в университетах, весьма ученых в других отношениях, манеру произношения, напоминающую косноязычную невесту из сказки, которой «пристемили носку»; а такой разговор — не обижайтесь на меня за откровенность — не может понять ни один народ на земле, за исключением вас самих; и поэтому латынь quoad Anglos note 57 перестает быть communis lingua note 58 — всеобщим драгоманом, или толмачом, между всеми мудрецами на земле.

Епископ Эксетерский поклонился, как бы молчаливо соглашаясь с королевским порицанием, но епископ Оксфордский стоял прямо, не склонный уступать в том, на что распространялась власть его престола, готовый стать добычей пламени костра, защищая как университетскую латынь, так и любой догмат своей веры.

Король, не дожидаясь ответа от прелатов, продолжал расспрашивать Найджела, но теперь уже на родном языке:

— Итак, мой дорогой питомец муз, что делаете вы вдали от своей северной отчизны?

— Я приехал, чтобы засвидетельствовать свое почтение вашему величеству, — сказал юный лорд, став на одно колено, — и подать вам, — прибавил он, — мое смиренное прошение.

Направленный на короля Иакова пистолет несомненно испугал бы его больше, но едва ли (если не считать страха) привел бы беспечного монарха в большее смущение.

— Так вот в чем дело, мой любезный! — сказал он. — Неужели ни один человек, хотя бы в виде исключения, не может приехать из Шотландии, как только ex proposito — с определенной целью, чтобы посмотреть, нельзя ли чем-нибудь поживиться от своего любимого монарха? Всего только три дня тому назад мы едва не поплатились жизнью и не повергли в траур три королевства из-за опрометчивости неуклюжего мужлана, сунувшего нам в руки какой-то пакет, а сейчас нас осаждают с такой же назойливостью в нашем собственном дворце. Отдайте эту бумагу нашему секретарю, милорд, к нашему секретарю с этой бумагой.

— Я уже подавал свое смиренное прошение секретарю вашего величества, — сказал лорд Гленварлох, — но, кажется…

— Он не пожелал принять его, не так ли? — перебил его король. — Клянусь спасением своей души, наш секретарь лучше нас выполняет эту часть королевских обязанностей, он лучше нас умеет отклонять прошения и читает только те из них, которые нравятся ему самому. Мне кажется, я был бы лучшим секретарем у него, чем он у меня. Да, милорд, вы желанный гость в Лондоне; я вижу, вы смышленый и ученый юноша, и я советую вам при первой возможности повернуть нос вашего корабля на север и пожить некоторое время в Сент-Эндрюсе, и мы будем очень рады услышать, что вы преуспеваете в науках. Incumbite remis fortiter. note 59

Говоря это, король небрежно держал прошение молодого лорда, словно он только ждал того момента, когда посетитель повернется к нему спиной, чтобы бросить его челобитную на пол или просто отложить в сторону и никогда не читать ее. Найджел, который понял это по его холодному, равнодушному взгляду и по тому, как он крутил и мял в руках прошение, встал с горьким чувством обиды и разочарования, отвесил низкий поклон и собирался поспешно удалиться. Но лорд Хантинглен, стоявший рядом с ним, предотвратил его намерение, слегка коснувшись полы его плаща, и Найджел, поняв намек, отошел всего лишь на несколько шагов от короля и остановился.

Тем временем лорд Хантинглен, в свою очередь, встал на одно колено перед Иаковом и сказал:

— Может быть, вашему величеству будет угодно вспомнить, что однажды вы обещали мне исполнять мою просьбу каждый год вашей священной жизни?

— Я прекрасно помню это, мой друг, — ответил Иаков. — Я прекрасно помню, и на то есть основательная причина. Это было тогда, когда вы разжали клыки вероломного Рутвена, сжимавшие наше королевское горло, и вонзили в грудь предателя свой кинжал, как подобало верному подданному. И тогда мы, как вы напомнили нам — что было лишним, — вне себя от радости по поводу нашего спасения, обещали каждый год исполнять одно ваше желание, каковое обещание, вступив в наши королевские права, мы вновь подтвердили restrictive и conditionaliter note 60 — при том непременном условии, что просьбу вашей светлости мы сочтем приемлемой, согласно нашему королевскому усмотрению.

— Истинная правда, всемилостивейший государь, — сказал старый граф. — И я осмелюсь еще спросить, не перешел ли я когда-нибудь границ вашего королевского благоволения?

— Клянусь, нет! — воскликнул король. — Я не помню, чтобы вы когда-нибудь просили слишком много для себя, разве что гончую, сокола или оленя из нашего Теобальдского парка или что-нибудь в этом роде. Но к чему все это предисловие?

— Я хочу обратиться к вашему величеству с просьбой, — сказал лорд Хантинглен, — чтобы ваше величество соизволили безотлагательно взглянуть на прошение лорда Гленварлоха и, не передавая его вашему секретарю или кому-нибудь из ваших советников, поступили с ним так, как подскажет вам ваше справедливое королевское сердце.

— Клянусь честью, милорд, это непостижимо! — воскликнул король. — Вы просите за сына вашего врага!

— Того, кто был моим врагом до тех пор, пока ваше величество не сделали его моим другом, — ответил лорд Хантинглен.

— Золотые слова, милорд, — сказал король, — достойные истинного христианина. А что касается прошения этого молодого человека, я отчасти догадываюсь, о чем там речь, и по правде говоря, я обещал Джорджу Гериоту быть благосклонным к этому юноше. Но вот в чем беда: Стини и малютка Чарлз терпеть его не могут, так же как и ваш собственный сын, милорд; и мне кажется, лучше бы ему отправиться обратно в Шотландию, пока по их милости с ним не случилась какая-нибудь беда.

— Что до моего сына, с позволения вашего величества, так не ему указывать мне, как поступать, — сказал граф, — и не кому-нибудь из этих сорванцов.

— Мне они тоже не указ, — ответил монарх. — Клянусь душой своего отца, я никому из них не позволю помыкать мной как пешкой. Я буду делать то, что хочу и что должен делать, как подобает свободному королю.

— Значит, ваше величество исполнит мою просьбу? — спросил лорд Хантинглен.

— Да, черт возьми, исполнит… разумеется, исполнит, — сказал король. — Но пройдемте сюда, милорд, здесь нас никто не услышит.

Он поспешно провел лорда Хантинглена через толпу придворных, с любопытством взиравших на эту необычную сцену, как это бывает в подобных случаях во всех дворцах. Король прошел в маленький кабинет и сначала попросил лорда Хантинглена запереть дверь на ключ или на щеколду, но в следующее мгновение отменил свое приказание со словами:

— Нет, нет, нет; клянусь святым причастием, милорд, я свободный король и буду поступать так, как хочу и как должен поступать; я Justus et tenax propositi, note 61 милорд. Тем не менее стойте у двери, лорд Хантинглен, на тот случай, если войдет этот сумасшедший Стини.

— О мой бедный государь! — простонал граф Хантинглен. — Когда вы были у себя на холодной родине, у вас в жилах текла более горячая кровь.

• Предыдущая
• 39/138
• Следующая