Танцуй как звезда! - Дробина Анастасия - Страница 3
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
Конечно, Лера знала эту красивую, по-молодому стройную старуху с блестящими чёрными глазами и лёгкой сединой в волосах, заколотых в старомодный валик. Лагутинской бабке было лет шестьдесят, но она носила туфли на каблуках и передвигалась по улице красивой и лёгкой походкой. Лерин отец сказал однажды, что Софья Николаевна была в своё время очень знаменита и выступала в цыганском театре. Лера, услышав это, слегка заинтересовалась: тогда они со Светкой смотрели сериал «Колесо любви» и дружно восхищались главной героиней – цыганкой Астартой, которая пела, плясала, носилась за бандитами с ножом в зубах и скакала на лошади, как ковбой. Глядя на Астарту в телевизоре, Лера чуть было не изменила бальным танцам: ей отчаянно хотелось так же кружиться, запрокидываться в страстной пляске, бить чечётку и трясти плечами.
«Губы на место закатай! – посоветовала реалистка Глушко. – Этому научиться нельзя! Так только сами цыганки могут, у них в крови!»
Лера вздохнула и подумала, что Светка, наверное, права.
Второй год внук старой цыганки ходил в одну школу с Лерой. Девчонки из его класса рассказывали, что учится он, вопреки прогнозам, очень неплохо. Также не оказался Лагутин ни хулиганом, ни драчуном. Лишь однажды он крепко прижал к стенке здоровенного Димку Голышева, обозвавшего Лагутина «одноногим». Парни с готовностью окружили их (рядом был кабинет завуча), но полноценной драки не получилось. Лагутин лишь подержал противника несколько секунд за горло, сказав ему пару проникновенных слов, а затем аккуратно уложил сипящего Димку на линолеум и, прихрамывая, отправился в класс. Голышев до самого звонка просидел на полу, вытаращив глаза и разевая рот, как пойманный карась… и больше к Лагутину не приближался.
Хотя крепкой дружбы в школе Ромка ни с кем так и не завёл, парни отзывались о «цыгане» с уважением, а некоторые из девчонок даже находили его красивым. «Стрепетова, снизошла бы, а?! – хихикали подружки. – Он же на тебя с первого дня запал! Глаз просто не сводит! Счастье ты наше цыганское!» Лера, слыша это, только пожимала плечами: хмурый черноглазый мальчишка ничуть её не интересовал. К её облегчению, Лагутин ни разу не попытался заговорить с ней, пригласить в кино или кафе. Встречаясь с парнем во дворе, Лера бросала ему: «Привет!» «Привет», – спокойно, без улыбки отвечал он. Чёрные огромные глаза, казалось, пронизывали девочку насквозь. Лера чувствовала себя неуютно и торопилась уйти.
А сейчас она сидит на полу в прихожей лагутинской квартиры и дожидается невесть чего… Не хватало ещё, чтобы вышла Ромкина бабуля и спросила, что делает под её шубой посторонняя рыжая девица! Лера уже была готова потихоньку смыться, когда Лагутин вернулся.
– Плохо дело, – сообщил он. – Боров в своей тачке внизу сидит. Похоже, отследить тебя решил.
У Леры по спине побежали мурашки.
– Господи, как же мне теперь?! – простонала она. – Я же домой не попаду! О-о, мне же ещё уроки делать! И ужин готовить!
– Но не до ночи же Боров там сидеть будет… – неуверенно сказал Роман. – Пошли пока обедать. Бабка борщ сварила.
Только сейчас Лера поняла, чем так вкусно пахнет на всю квартиру.
– А твоя бабушка не рассердится? – с опаской спросила она. – Что мы… что я… Ну, что я тут?
В это время звуки музыки в глубине квартиры смолкли. Вместо них раздался низкий женский голос:
– Ромка, у нас гости? Почему в прихожей держишь? Приглашай немедленно!
Лера невольно вздрогнула. Лагутин, взглянув на неё, скупо усмехнулся:
– Ну, идём.
Сопротивляться было глупо. Лера вздохнула и пошла вслед за Романом.
Коридор привёл в огромную комнату, в которой, к удивлению Леры, почти не было мебели. У стены, сплошь завешанной фотографиями и яркими плакатами, стоял стол, покрытый старой бархатной скатертью. Почти всю стену напротив занимало огромное зеркало, а в зеркале отражался монументальный рояль. За роялем восседала Софья Николаевна в зелёном спортивном костюме. Только сейчас Лера догадалась, что звуки музыки шли не из телевизора (которого в комнате не было вовсе), а из-под пальцев лагутинской бабки.
– А-а, девочка, это ты? – спросила старая цыганка, широко улыбнувшись. Лера поразилась: у старухи были идеально ровные, белые, очень красивые зубы.
– Сергея Палыча дочка, доктора? Лерочка?
– Да… Здравствуйте…
– Здравствуй, здравствуй. Подойди поближе, дай посмотрю на тебя. – Бабка окинула растерявшуюся Леру пристальным взглядом. – У-у-у, какая у Сергея Палыча красавица выросла! Это ведь твои собственные волосы, не красишь? Боже мой, какая прелесть! Я бы в молодости за такой цвет полжизни отдала! Ромка, ты посмотри, они у неё как золотые! Вот это да!!!
Лера почувствовала, что неудержимо краснеет. В сторону Лагутина она боялась даже взглянуть. К счастью, он молчал. А бабка не унималась:
– У тебя зелёные глаза?! Это не эти ваши… линзы? Нет?! Ну, слава богу! А то, когда я нашу Эсму увидела на Рождество с голубыми глазами, то чуть дуба не врезала! Решила, что старческий маразм досрочно начался! А она, видите ли, решила, что будет в голубых линзах страшно хороша! Хорошо, хоть муж ей сказал, что – или у него жена черноглазая, как была, или он разводится! Так у тебя не линзы, Лерочка? О-о-о, великолепно, великолепно… Да ты самая красивая во дворе! И в школе, наверное?!.
– Софья Николаевна!!! – Лера не знала, куда и деваться. – Я не самая красивая! Я вообще не красивая! Спасибо вам, конечно… А это чей у вас портрет? Это вы, да?!
Манёвр удался: бабка перестала превозносить прелести незваной гостьи и повернулась к большому портрету на стене. Он был написан маслом: молодая цыганка в красном платье с открытыми плечами держала в зубах розу, а в пальцах – дымящуюся папиросу и дерзко, почти нагло улыбалась. Иссиня-чёрные, вьющиеся волосы сбегали по алому шёлку костюма до талии. Смуглое лицо было очень живым и озорным: казалось, юная цыганка вот-вот высунет язык. Выражение это показалось Лере смутно знакомым.
– Это вы? – шёпотом повторила она.
– Похожа, да? – довольно заметила Софья Николаевна. – Нет, не я, а моя дочка. Вот его мать, – показала она на Романа, который стоял в дверях и тоже смотрел на портрет. – Рада Лагутина в роли Кармен! Известный художник её рисовал! А пляшет как! А поёт как! Если бы только не… ай! – вдруг оборвала она саму себя, резко махнула рукой и отвернулась. Роман вполголоса сказал бабушке несколько слов на непонятном для Леры языке.
– Говори по-русски, когда в доме гости, сколько раз повторять! – сердито велела бабушка. – И вообще, – почему девочка голодная до сих пор?! Марш оба на кухню обедать! Я сейчас приду! Мне ещё десять минут играть!
– Твоя бабушка – пианистка? – вполголоса спросила Лера, когда они с Ромкой оказались на крохотной, очень чистой кухне. На плите булькал, источая пленительный аромат, борщ. На стенах, как в деревенском доме, висели связки лука, чеснока и перца.
– Нет… Так, для себя играет, – махнул рукой Роман, шаря в буфете в поисках половника. – Говорит, что, если хотя бы час в день за роялем не высидит, пальцы уже как деревянные.
Лера с уважением покивала. Роман разлил по тарелкам борщ, нарезал хлеб, предупредил: «Если ещё захочешь – говори, тут много!» – и они принялись за еду.
Через несколько ложек Лера поняла, что непременно захочет ещё: борщ Софьи Николаевны был одновременно сладковатым и острым, пахучим и невероятно вкусным. Девушка как раз прикидывала, как вежливо попросить добавки, когда квартиру прорезал отчаянный звонок. В дверь трезвонили так, словно начался пожар. Вскоре прибавились удары кулаком и пронзительные вопли:
– Открывайте! Эй, кто дома?! Ромка, открывай! Бабушка!!! Да что вы там, спите, что ли?! От-кры-вай-те!!!
– Эмка?.. – слегка удивлённо сказал Лагутин и взглянул на часы. – Рановато… Стрепетова, ты сиди ешь. – И быстро вышел. Лера осталась на кухне одна.
Первым делом она щедро долила себе борща из кастрюли и быстро-быстро его съела. В животе немедленно образовался приятный кирпич. Девушка блаженно отвалилась на стену и стала прислушиваться к диким крикам из комнаты.
- Предыдущая
- 3/22
- Следующая
