Бремя Власти - Кузмичев Иван Иванович - Страница 25

Улыбка Евгения превратилась в хищный оскал. Наружу все таки вылез искусно спрятанный лютый зверь, возжелавший крови не меньше оголодавшего волка. И сдерживать себя принц Савойский не стал. Вновь взлетел клинок и личный полк кирасир, призванный защищать штаб и высший генералитет пошел на рысях в сторону жаркой сечи, вот-вот грозящей перерасти в кровавую бойню…

Боярин Федор Третьяк был потомственным военным, его род воевал во славу России с тех самых пор, как Иоанн Грозный даровал его предку надел под Саратовом, за проявленную доблесть в битве против крымчаков, осман и ногайцев при Молодях, что в пятидесяти верстах от Москвы. С тех самых пор каждый мужчина в роду обязательно вставал под знамена с двуглавым орлом. И не важно против кого: татары, свеи или вовсе чумазые сибирские племена, покоренные сначала казаками, а после отрядами государевых стрельцов.

Так что рос Федор, старший сын Петра Алексеевича, под внимательным приглядом дядьки-пестуна, вколотившего, порой даже по голове, науку сабельного боя, некоторые казацкие хватки и конный бой настолько, что уже к двадцати годам боярин стал первым бойцов своего полка, а после не раз доказывал что является если не лучшим, то уж в десятку оных входит однозначно. И пусть минуло немало годков с тех пор, теперь он генерал, под рукой которого двадцать тысяч человек — сила изрядная, но былую хватку он не растерял. Он старался выделять время для тренировок, но не всегда удавалось.

Однако вчера под самый вечер удалось размяться. И не зря, ведь кроме телесной пользы он получил и духовную — прибыл дальний разъезд разведчиков с архиважными сведениями. Они в суточном переходе от войска государя!

Федор как узнал об этом, тут же приказал командиру разведчиков — Илье Самошину, дать полный доклад, с собственными измышлениями. Доклад проходил в шатре генерала, в котором кроме него самого были все полковники. Еще только увидев выражение лица опытного разведчика он понял, что радоваться нечему.

Как только все собрались, а к чести командного состава, произошло сие всего лишь за несколько минут, Илья получил команду начинать. Докладывал он по-военному четко, рубленными фразами, но только до тех пор пока не перешел к собственным мыслям. Тут он позволил себе быть чуток более многословным.

— Битва жаркая, мертвых — тыщи, кровища рекой льется. На наших наседают, но те не прогибаются, воины видать справные, но вражин все равно много больше. Опытному глазу сразу видно — еще день-два и наши отступят. Сил чтоб отбиваться дольше у них не хватит, тем более что степняки с драгунами постоянно в стычках с гусарией, некому подсобить, натиск ослабить.

— День-два — это с тем временем, что вы обратно добирались? — тут же ухватился за главное муромский полковник Андрей Деменьтев.

Самошин на секунду задумался, видно прикидывал как точнее ответить. Собравшиеся нетерпеливо закхекали. Сержант отмер, цыкнул и продолжил, чуток запинаясь:

— Обратно мы скакали часа три, но вы то навстречу двигались, значит если пехом считать, то можно сказать, что полтора дня — это крайний срок.

Полковники удрученно нахмурились. Времени чтоб дойти у них и правда не оставалось, а вступать в бой после длительного марша — смертоубийство, людей погубят, а результата нет, даже наоборот, врагу в плюс, ведь воинов то он побьет особо и не напрягаясь…

Задачка та еще: и людей сохранить бодрыми, и государю помощь привести.

Как только сержант ушел в штабе начались бурные обсуждения и плевать на то, что солнце зашло — у настоящих офицеров время суток роли не играет. Каждый военный обязан адекватно чувствовать себя и утром, и поздней ночью, если это нужно Родине.

Полтора десятка опытных воинов спорили до хрипоты, а генерал слушал. В конце концов через пару часов из всех идей выбрали две самых подходящих. Первая состояла в том, чтобы корпус шел не на подмогу государю, а наоборот ударил во фланг врагу, тем более что так быстрее и оперативнее, однако атаку можно совершить не ранее четырех часов после полудня. Вторая идея заключалась в том, чтобы ночью совершить бросок к своим и до полудня усилить армию государя, при этом обоз, больных и прочих увечных оставить в арьергарде, а трехтысячный корпус кавалерии вовсе послать в авангарде, чтоб значит какая-никакая, а помощь к императору подошла.

Оба варианта были хороши по-своему, но выбрать следовало один, потому как дробить силы на выполнение обоих задач Федор Третьяк не решился. Мало ли как на поле боя ситуация за утро изменится?

Наконец когда все доводы были выслушаны, генерал принял решение:

— Выступаем, братцы в полночь, идем с оглядкой, людей беречь, коней тем более. Всю лишнюю амуницию оставить в обозе, отрядить пару рот для охраны. Воинам с собой оставить только дневной сухпаек. Вопросы?

— Оружие брать, али людишкам голыми руками воевать? — с ехидцей поинтересовался один из полковников — Егор Иимбуков, человек дрянной, но с воинскими делами справляющийся на ять. Сейчас он видимо пытался с острить, но шуточка вышла нелепой и ужас какой плоской. На него даже его приятели странно глянули, а Третьяк вовсе проигнорировал, лишь еще раз окинул взглядом собравшихся.

— Нет вопросов? Ну и отлично. За работу, господа, нас ожидает трудная ночка.

— Стефан, лево прими, там москалей обойдем! — яростно кричал седовласый мужчина в красной потертой шапке, указывая молодому собрату тяжелым палашом на небольшой прогал между шеренгой и маленьким холмиком.

Но командир трех панцирных гусар не слышал слов своего дядьки. С лихой яростью повел он потомственных шляхтичей на потрепанный, но все еще держащийся строй врага. Ему было плевать и на блестящие на ярком солнце окровавленные штыки, и на деревянные перекладины, защищающими фронт перед строем. Но что ему палка, ломающаяся от одного молодецкого удара?

Не смогут клятые москали остановить их! Да будет так, Дема Мария, защити сынов своих!

— Руби!! — заорал Стефан луженной давно пропитой глоткой. Его крик подхватили сотни гусар и подняв выше палаши ломанулись прямиком на замерший строй.

Две сотни шагов до москалей…

Шеренга опускается на колено, стоящая позади нее подходит вплотную. Командуют офицеры и слышатся сотни выстрелов, будто щелчки пальцев. Неожиданно рядом со Стефаном валятся наземь несколько его бойцов, но он даже не оглядывается, у него перед глазами лишь враг, до которого нужно добраться и рубить, рубить, пока не устанет рука!

— Руби!! — вновь заорал Стефан, но голоса не услышал, его конь мчался быстрее ветра.

Белые, словно известняк, лица молодых москалей, еще юнцов, совсем близко. Почему они не бегут?!

Мысль еще формировалась в голове командира гусар, прославившегося в одиночных схватках. Его конь бросился вперед, на русские шеренги. Следом за ним несся весь его отряд.

Всего двадцать шагов и он ворвется в строй этих щенков!

Но неожиданно, кто-то сильно толкнул его сбоку, с того краю, где скакал верный дядька Серж.

— Ты что тво…

Закончить ему не дали. Вжикнула бритвенно острая сталь и голова Стефана покатилась прямиком к шеренге руссов, туда куда он так усердно рвался.

Не заметил гордый пшек, что им наперерез скачет отряд бронированной конницы, всего ничего, два эскадрона, но и этого хватило, чтобы обратить оставшихся в строю шляхтичей в бегство. Чуть больше полутора сотен выживших конников не пожелали насаживать коней на русские пики, да и вообще рисковать в столь безнадежном деле драгоценной жизнью. Тем более, что у остальных частей дела странным образом складывались все хуже и хуже…

Около полудня.

Хатычка.

Я стою в окружении напряженных генералов, то и дело посылающих вестовых дабы отдать приказ. Теперь им можно действовать и таким способом — линия фронта позволяет.