Советские партизаны. Мифы и реальность - Пинчук Михаил Николаевич - Страница 77

Как видим, автор (В.А. Спириденков) просто в восторге от зверства «мстителей». Ему не приходит в голову мысль о том, что убийство попавшего в плен солдата, одетого в форму (равно как и чинов вспомогательной полиции) согласно положениям Гаагской конвенции 1907 года — военное преступление. «Философия» нынешних российских авторов ничем не отличается от сталинской — мол, нашим все простительно. С такой точки зрения и миллион (!) изнасилованных немок они воспринимают как мелкое хулиганство, а не военное преступление.

С пленными военнослужащими противной стороны партизаны (сами пребывавшие вне закона) обходились очень просто.

«В дневнике командира одного из отрядов соединения Сабурова описывается эпизод, когда в январе 1943 г. в плен было захвачено несколько даже не немцев, а чехословаков: „Командование соединения решило всех пленных чехословаков в силу сложившейся трудной обстановки расстрелять. Оперуполномоченный Долбин и я повели трех чехов, посадили на колени, раздели, и 3-мя выстрелами из своего пистолета положили их“». (…)

«Писатель Николай Шеремет, проведя 4 месяца в соединении А. Федорова, весной 1943 г. свидетельствовал о похожем поведении партизан: „Немцев партизаны до одного на месте уничтожают. Других национальностей часть убивают, а некоторых отпускают на волю, чтобы рассказал правду про партизан“». (Гогун А. Коммунистический партизанский террор в Украине в годы советско-германской войны, 1941–1944 гг., с. 150).

«15 августа 1943 года Тимофей Строкач послал в Черниговское партизанское соединение им. Коцюбинского под командованием Николая Таранущенко радиограмму: „Вопрос с пленными решайте на месте, исходя из обстановки“». (…).

«В июне 1944 г. бандеровское разведдонесение о соединении Шукаева так характеризовало партизан: „Немцев ненавидят прямо органично. Всех без разницы убивают. Мадьяров разоружают и отпускают домой“». (…).

Из дневника командира отряда им. Сталина Черниговско-Волынского соединения Григория Балицкого:

«21 июля 1943 г. Немцев привели в расположение лагеря с тем, чтобы некоторые партизаны посмотрели на этих зверей. Сначала допросили всех… После всех разговоров я распределил немцев по ротам: там их били до смерти, а тогда закопали» (Гогун А., с. 151).

«Донесение СД сообщало о случае, когда двое полицаев, захваченных партизанами на Черниговщине, спустя десять дней после пленения были найдены с отрубленными руками и головами. В другой ситуации недалеко от Корюковки при нападении на поезд глава охранного персонала — жандарм — был живьем кинут в паровозную топку.

По сведениям бандеровцев, один из отрядов Сумского соединения 18 июля 1943 г. в селе Розсульная Станиславской (сейчас — Ивано-Франковской) области вступил в бой с немцами: „Во время боя попал в руки партизан немецкий капитан. Его партизаны порубили на куски и кинули в бочку местного священника“» (Гогун А., с. 152).

Так что очень большой вопрос, кто в большей степени был зверьем — немцы или «мстители»?

Как уже сказано, советские партизаны с точки зрения международного права однозначно пребывали вне правового поля.

Начнем с того, что Сталин не признавал ни положений Гаагской конвенции, ни положений Международного Красного Креста (как и сам Красный Крест). Поэтому такого понятия, как воинское преступление по отношению к врагу в СССР не существовало вообще. Вместо этого пропагандировался общий принцип: «если враг не сдается, его уничтожают» — неважно каким способом. Но, как показывают приведенные выше конкретные примеры, уничтожали и сдавшихся врагов.

Эти важнейшие обстоятельства российские авторы намеренно опускают. Вместо того чтобы осудить зверства «своих» в отношении пленных, они предпочитают болтовню о несовершенстве норм международного права относительно военной формы для партизан. Между тем никакого «закона о форме» для партизан никогда не существовало. Есть положение о знаках отличия, или, точнее — об «определенном и явственно видимом издали отличительном знаке», но это положение Женевской конвенции 1949 года. Здесь мы подходим к сути: многие авторы толкуют о «несоответствии международных законов о партизанской войне реалиям этой самой войны», но при этом не знают положений самого законодательства.

Познакомимся хотя бы с женевскими конвенциями 1949 года.

В 4-й Женевской конвенции определены четыре обязательных условия, при которых ополченец считается комбатантом, а не уголовным преступником и на него распространяются те же права, что и на военнослужащих регулярной армии.

Условие первое. Ополченцы должны иметь во главе своих формирований командование, ответственное за своих подчиненных.

То есть, партизаны должны принадлежать к какому-либо организованному отряду, возглавляемому ответственным лицом, так как подчинение начальнику (командиру) отряда есть важнейший признак правомерности действий отряда. Данное положение фактически подразумевает то обстоятельство, что партизанский отряд (вместе со своим командиром) официально числится в списках вооруженных формирований государства. Тем самым ответственность за деятельность партизан несет государство, которому отряд принадлежит.

В случае с советскими партизанами установить связь и «поставить на учет» большинство отрядов удалось лишь во второй половине 1942 года — первой половине 1943. До этого момента отряды, с которыми не удалось наладить связь являлись незаконными вооруженными формированиями — даже с точки зрения Женевских конвенций, не говоря уже о Гаагской.

Условие второе. Ополченцы имеют определенный и явственно видимый издали отличительный знак.

Это тот самый закон о «военной форме», муссируемый многими авторами.

«Гуманитарное право обязывает государство вести боевые действия только против комбатантов, а для этого необходимо, чтобы партизаны отличались от мирного населения. Надевая форму или отличительный знак, партизан отказывается от привилегий мирного населения и становится комбатантом. Во-первых, это дает ему право принимать участие в военных действиях, во-вторых, позволяет воюющим соблюдать нормы гуманитарного права, отличая партизан от мирного населения».

В этом вся соль. Отечественные историки проели плешь, доказывая, что отличительные знаки каким-то образом мешают партизанам вести боевые действия, демаскируют их. На самом деле это полная ерунда. Давно миновали те времена, когда обмундирование воина (красного, голубого или белого цвета) издалека выдавало его врагу. Ныне все обмундирование имеет маскировочную окраску, а погоны (тоже защитного цвета), небольшие по размерам эмблемы и кокарды не демаскируют бойцов. Как известно, сидящему в засаде тигру его оранжевые полосы не мешают.

Даже на плакате у советских партизан нет отличительного знака.

Понятие «определенный и явственно видимый» относится к нормальным, естественным условиям (когда двое противников встречаются вблизи) и отнюдь не означает, что сидящий в засаде «мститель» обязан перед нападением высунуться по пояс из кустов, чтобы продемонстрировать противнику свои отличительные признаки.

Стенания многих российских авторов по этому поводу тем и вызваны, что отличительные знаки и униформа мешают партизану раствориться в гражданской среде, когда наступает время «шухера». То есть, советские партизаны предпочли бы пользоваться «правами комбатантов» лишь тогда, когда вокруг тишина да спокойствие. А вот когда враг окружает и стреляет, тогда советскому «мстителю» прав комбатанта даром не надо — спастись бы.

Условие третье. Ополченец обязан открыто носить оружие.

Это условие тесно связано со вторым, в годы Второй мировой войны советские партизаны фактически не соблюдали и его.

Условие четвертое. Ополченцы обязаны соблюдать нормы и обычаи войны.

Выполняя это условие конвенции, партизан собственно и получает право называться комбатантом. Кроме того, оно имеет своей целью пресечение попыток превращения войны в кровавую вакханалию. За несоблюдение законов войны ответственность несет не весь отряд (подразделение) огулом, а конкретное лицо (лица), нарушившее закон.