Первое второе пришествие - Слаповский Алексей Иванович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/46
• Следующая

– Нельзя, – соглашалась Лидия, – нельзя, а не могу… – и стискивала его, косточки в ее плечах хрустели от этого.

Она красивая была.

А за занавеской темно было.

Петр купил фонарик.

Зажжет, наставит на лицо Лидии, гладит пальцами лоб, брови, щеки и губы.

Лидия целует его гладящие пальцы.

И невообразимо хорошо Петру и очень грустно от предчувствия, что чем сильней он привязывается к этой женщине, тем быстрее придет день, когда он от нее уйдет, она же – другого устройства и не разлюбит его уже никогда. Жалко ее становилось.

– Боже ты мой, – говорил Петр в такой тоске, что слезы капали из его глаз.

Понимала Лидия или нет эти слезы, но тоже начинала тихо плакать, и они плакали как брат и сестра, дети, которых обидел или напугал кто-то взрослый, напугал просто так, из озорства, не уважая и не видя в детях людей, а видя только детей, которых так смешно и весело пугать, – гордясь, что вот его-то, взрослого, никто уже так глупо не напугает!

И эта запредельность взаимопроникновения не только Петра приготавливала к безнадежному будущему, но и Лидию. Каждую ночь поэтому она старалась длить до утра, не уверенная, что будет и другая ночь.

Однажды Лидия закончила работу, а Петр еще нет. Так бывало уже.

– Я тебя жду, – сказала Лидия.

– Я не скоро еще, – сказал Петр, хотя работы у него оставалось мало. Лидия это видела, да и он не скрывал.

Лидия молча пошла, и ушла, и уехала.

Володька встретил ее с несчастием в глазах.

– Ничего… – сказала она, погладив его по голове.

Николавна заголосила:

– У-би-и-ли! А я и зна-а-ала! Сы-ы-ночи-и-ик! Да и Пе-е-ети-инь-ка-а! – проталкивала старуха слова сквозь плач.

– Сдурела?! – крикнула Лидия. – На вторую смену остался, утром будет!

– А чё ж ты? – спросила старуха, тут же перестав плакать.

– А чё я?

– Ну, и я ничё. Поговорили…

Петр, подтверждая свою свободу, посягновение на которую ему почудилось в уверенных словах Лидии, что она его ждет, зашел в вокзальный ресторан – выпить. Посетителей для еды в ресторане не было из-за дороговизны, были только выпивающие.

Впрочем, не рассиживались. Подойдут к стойке буфета, выпьют – и уходят, на ходу закусывая куском хлеба или конфетой.

Водку разливала женщина. Не такая красавица, как Лидия, но моложе, ярче, с утомленным хамством в глазах. Петр сидел на высоком стуле, пил и смотрел на нее.

– Не хватит тебе? – спросила она.

– Мне никогда не хватит, – сказал Петр. – Тем более разбавленная водка-то у тебя.

– Какая есть, – сказала женщина, не считая нужным стесняться его. К тому же она ждала заигрываний от мрачного красавца, но не дождалась, вот и поддразнивала его.

– Ты перестаралась, – сказал Петр. – У меня голая вода. – И протянул ей стакан. Он хотел пошутить.

Женщина из его рук понюхала содержимое стакана и пробормотала:

– Что-то уж совсем, в самом деле… – Но тут же прикрикнула на Петра: – Нажрался и выдумывает тут! Катись отсюда, дерьмо!

Петр посмотрел на нее внимательно – и вдруг, словно сами собой, сказались слова:

– А ну-ка, налей-ка, девушка, воды. Простой воды налей мне.

– Водой не торгую.

– Неужто?

Петр сам зашел за стойку, налил воды из крана, который был под прилавком (для мытья стаканов), и отошел. Вид у него был трезвый, и буфетчица, хотевшая сперва кликнуть милицию, решила подождать.

Странный парень какой-то.

Меж тем в ресторан торопливо вошел мужчина – приготовив заранее в руке деньги.

– Выпей, друг, мою долю! – сказал ему Петр задушевно. – Что-то не лезет в меня уже.

В России водкой из чужих стаканов не брезгуют и таким неожиданным предложениям не удивляются.

Мужчина под взглядом буфетчицы, знающей, что в стакане вода, выпил одним махом, заморщился, замахал ладонью перед ртом. Она сунула ему кусок хлеба, он торопливо стал жевать.

– Первый раз, – сказал перхая, – первый раз на вокзале настоящую водку пью.

– Ну уж не надо! – начала буфетчица, но вдруг примолкла, глядя на Петра, приоткрыв рот, в углу которого тускло светились два золотых зуба.

Петр взял у мужика стакан, дал ей, велел:

– Из той же бутылки!

А ему объяснил:

– С Севера я. Отдыхаю.

– Ага, – сказал мужчина и спрятал свои деньги.

Выпил и эту порцию.

– Зверь! – воскликнул. – Зверь, а не водка! До пяток пробирает!

– Еще?

– Не закосеть бы, – засомневался мужчина. – Мне на поезд.

Но уже закосел, уже не мог собой править.

– Если только по вашей доброте, – сказал с извечной льстивостью пьяницы, пьющего на шармака. – За компанию, так сказать.

– За компанию! Конечно! – сказал Петр, подавая ему третий стакан с водой.

Через полчаса мужчина еле сидел на стуле, юзя щекой по мокрой стойке и твердя:

– Ищщо порцию! Для финиша!

– Уже финиш! – отвечала буфетчица, расторопно наливая подходящим – уже не за счет доброты, а за деньги, но из того же крана.

– Хорошая водка, друг! Выпей за мое здоровье! – окликал каждого Петр, чтобы тот на него посмотрел. Пьющий смотрел, опрокидывал стакан, встряхивался, морщился, благодарил.

До ночи торговала буфетчица водою – и не нашлось никого, кто почуял бы в воде воду.

Наконец она устала запихивать в ящик вороха денег и крикнула:

– Игнатьич, закрывать пора!

Откуда-то появился пожилой дядя в дешевеньком костюмчике с широким красным в белую полоску галстуком, запер дверь, подошел к стойке.

Огонек озорства зажегся в глазах буфетчицы, когда она подавала ему стакан.

– Без аш-два-о? – научно спросил швейцар, поглядывая на Петра, понимая, что раз буфетчица оставила его в закрытом ресторане, значит, он ей свой человек.

– Сорок пять градусов! – успокоил его Петр.

Швейцар выпил – и аж дух у него перехватило.

– Ну, Нинка! – сказал он. – Чем же ты меня до этого угощала?

– А тем же самым! – расхохоталась Нинка.

Швейцар покрутил головой и пошел к служебному выходу, приказывая:

– Сигнализацию включить не забудь!

– Топай, начальник!..

Нина замкнула ящик с деньгами (не хотела считать при Петре) и сказала:

– Ну и кто ты? Гипнотизер, что ль?

– Нет.

– А кто же?

– Не помнишь, значит, кто воду в вино превращал? Давно было, две тысячи лет назад.

– Гипнотизер, ясно. Мне-то эти штучки наизусть знакомы, от алкоголизма лечилась, между нами. Лучшему профессору бешеные деньги дала: на, лечи, измучилась на хрен сама от себя! Ну, он мне и показал: людей усыпит, дает воду, а они блюют, как от водки. И ты, говорит, так же будешь. Не верила, а вышло точно так. Смотреть теперь на водку не могу. Вино, бывает, пью, но тут же тошнит.

– А торгуешь водкой?

– Жить надо или нет?

Что ж, подумал Петр, видимо, гипнотические способности у него и в самом деле есть, с помощью их он и людей лечил. Но ему досадно было, что женщина не удивилась. Понятно: что человек знает один раз, вторично не потрясает его.

– Я – Иисус Христос, – сказал Петр.

– А я Алла Пугачева, – ответила Нина с присущим ей остроумием.

– Напрасно ты не веришь мне, – сказал Петр. – Или неведомо тебе, что я должен прийти? И я пришел.

– Ну, разувайся тогда, – сказала Нина. – Знаю я, чего тебе надо. А я – не хочу. Денег тебе могу дать.

Лгала женщина.

Но очень уж обидно было ей, прошедшей через многие мужские руки, показаться легкой добычей этому красавцу.

Петр видел ее нехитрые уловки, но не женского ему от нее хотелось.

– Говорю тебе, – сказал он, хмелея гордостью, – я – Иисус Христос.

– Но, но! Меня не загипнотизируешь, загипнотизированная уже!

Петр замешкался.

– Гляди-ка! – воскликнула Нина. – Первого-то нашего клиента мы забыли! – И показала на мужчину, который спешил на поезд, но упился и незаметно уполз в зал и там спал под столиком. – Вот морока еще! Ментов, что ли, вызвать, пусть заберут.

• Предыдущая
• 17/46
• Следующая