Вещий сон - Слаповский Алексей Иванович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/27
• Следующая

И уволок в кусты.

Невейзер подивился, а Рогожин сквозь зубы произнес:

— Вот сукин сын, деляга!

Он, как всегда, знал все и объяснил Невейзеру.

Сережа Гумбольдт, когда посадили его отца, а мать заболела на нервной почве, учился в Москве. Он сообразил, что помощи от родителей ему ждать не приходится, и это было для его характера хорошо, ведь он был честолюбив и желал достичь многого, но так, чтобы никому за это не быть благодарным. Он учился в Институте кинематографии, чуждался всех и вынашивал планы гениального фильма. Он не знал точно, о чем будет фильм, но уверен был в его новаторстве и элитарности. Однако для новаторского и элитарного кино нужны деньги, а где их взять никому не известному человеку? Такой вопрос встал перед Гумбольдтом, когда он закончил учебу и приехал отдохнуть в родное село. Он приехал и увидел выросших девушек-красавиц, тут же все сообразил, просчитал и организовал. Он нашел в Москве американца Билла, поставщика фотомоделей, манекенщиц, танцовщиц и певичек для дальнейшей раскрутки в шоу-бизнесе, ну а также и девушек для борделей. Он привез его сюда, чтобы показать ему целую партию, готовую к вывозу за рубеж, оформление документов и виз на гастроли народного хора для участия в международном фестивале Гумбольдт взял на себя. Американец заплатит Гумбольдту, и тот получит возможность снять гениальное элитарное кино, долженствующее служить свидетельством, что не оскудела еще оригинальными талантами русская земля (Гумбольдт был — не шутя — патриот).

— Откуда ты все это узнал? — удивился Невейзер.

— Черт его... Рассказал, что ли, кто...

— Кто?

— Отстань! — отмахнулся Рогожин.

Он был хмур и задумчив.

— Ты невесту видел? Катю? — спросил он Невейзера.

— И видел, и общался.

— Общался?

— А что?

— Ничего.

— Влюбился, что ли? — спросил Невейзер.

Рогожин посмотрел на него так, как смотрит человек, у которого на глазах сгорел дом с семьей, а его спрашивают, не болит ли от дыма голова. И отошел от Невейзера.

Так, подумал Невейзер. Не пора ли начать счет подозреваемым?

1. Рогожин, повидавший несчетно женщин на своем веку, должен же наконец влюбиться? Это будет очень как-то по жизни и одновременно как-то вообще. Ну, сюжетно как-то. Любовь его ошеломляет, и он невесту погубляет, логики никакой, но на то и любовь.

2. Илья Гнатенков, человек со сложной психологией и биографией, он души не чает в приемной дочери, в нем может произойти надлом: да не доставайся же ты никому!

3. Вдовин, потому что псих и загадочно реагировал на слова о Кате.

4. Сам Невейзер, если сильно выпьет, потому что, когда он сильно выпьет, он не помнит себя и за себя не ручается.

5. Все отвергнутые женихи.

В общем, нечего думать, придется всех держать на подозрении, за всеми цепко наблюдать. Глаз не спускать с Кати. Ну, и окрест себя посматривать, помня о зловещем пророчестве бабушки Шульц.

Невейзер, не откладывая, стал вертеть головой и увидел направляющегося к нему человека пожилого возраста с приветливой улыбкой.

— Здравствуйте, — сказал этот человек. — Моргунков Даниил Владимирович. Д...д...директор д...д...данного товарищества. Бывший директор совхоза. Либерализовавшийся самодур, — со странной для заики гладкостью произнес он последние сложные слова. И усмехнулся.

— Это вы мне звонили?

— А вы, извините, кто?

— Свадьбу снимать приехал.

— Из города? В цирке новую программу видели?

— В цирке?

— Ну да. Конная группа есть? Обожаю цирк с детства! Трапеции! Коверные! Джигитовка!

— Как вы сказали?

— Я сказал: джигитовка. Это значит искусная скачка на конях с акробатическими трюками.

— Джигитовка?

— Джигитовка.

— И сами любите скакать на конях?

— Обожаю, но боюсь. Ни разу не садился. Лошадь вот завели, а я — только издали. Конь — это моя мечта, — очень серьезно сказал Моргунков и пошел руководить установкой столов.

Вот и джигит тебе! — поддразнил сам себя Невейзер.

Отойдя на три шага, Моргунков обернулся.

— А ч...ч...чего ты вылупился? — закричал он. — Так и будем глазами хлопать? А снимать, работать к...к...кто за нас будет? Живо чтоб у меня! — И развел руками, извиняясь: — Самодур! Такая уж натура... Уж вы снимите, будьте любезны.

И то дело, подумал Невейзер и пошел за камерой.

Но по пути решил, что это еще успеется, сначала не худо бы найти жениха и поговорить с ним. Посмотреть на него. Предупредить об опасности.

Родители Антона, наверное, были заняты приготовлениями к свадьбе: дом пустовал. Невейзер заглянул во все окна, обогнул дом, увидел лестницу, ведущую на чердак. Тихо поднялся. Услышал голоса, приложил ухо к двери. Голосов было два: басистый — подростковый и тонкий, неприятный — женский.

— Опять не выучил! — кричала женщина. — На улицах шататься они есть, а уроки делать их нет! Долбишься с ними, как последняя, а он хайло разинет, орясина, и молчит! Сопли-то подбери! Почему не выучил, спрашиваю?

— Бате помогал... — загудел голос подростка.

— Бате! Конечно, навоз возить важнее! И не бате, а отцу! Нет такого литературного слова: «батя»! Есть литературное слово: «отец»! Я тебе еще и по русскому двойку поставлю!

— По русскому-то за что? — безропотно гудел подросток.

Невейзер удивился и тихонько постучал. Стало тихо. Потом послышались шаги, и третий голос, не подростка и не женщины, спросил:

— Кому там?

— Телеоператор Виталий Невейзер по важному делу, — счел нужным официально представиться Невейзер.

Молчание за дверью.

— Эй! — сказал Невейзер.

Дверь открылась, он увидел недоуменного юношу лет двадцати с небольшим и сразу понял, что это Антон Прохарченко. Больше никого на чердаке не было.

— Можно войти?

Антон посторонился, впустил и опять запер дверь.

— А чего вам? — спросил он настороженно.

Невейзер не ответил. Он ошарашенно оглядывал чердак. Это был школьный класс. Пусть здесь стояла только одна парта, но это был точно школьный класс: с доской, с картами географическими и историческими, висящими вокруг, с листом «Экран успеваемости», с кумачовым транспарантом «Учиться, учиться и учиться» и другими несомненными приметами школы.

— Что, интересно? — спросил Антон, высматривая, нет ли в лице Невейзера усмешки.

— Очень. Только...

— А вы посмотрите!

Наверное, душа Антона устала от одиночества, и ему давно уже хотелось продемонстрировать суть своего существования на чердаке, да боялся глумления. И вот сразу доверился Невейзеру, у которого, надо сказать, было доброе, располагающее к себе лицо. (Раньше он любил поговаривать о себе: «Я всегда сначала кажусь порядочным человеком!» Фраза острая, но неглубокая и, пожалуй, неправдивая.)

Антон отошел к доске, взял указку, постучал по парте и закричал тонким голосом:

— Тишина! Разорались, как в курятнике! Оглоеды! Хоть бы кто к знаниям потянулся, хоть бы один, хоть бы одна! Ты чего руку тянешь? Прохарченко! Оглох? А?

И сам себе басом:

— Ответить хочу!

— Ты?

— Я.

Антон отложил указку, сел за парту, посидел, потом поднялся, проковылял к доске (хромота его была заметной, но не уродливой), взял мел и застучал по доске, заговорил:

— Теорема косинусов! Квадрат стороны треугольника равен сумме квадратов двух других сторон минус удвоенное произведение этих сторон на косинус угла между ними! Доказательство! Пусть в треугольнике АВС (он начертил) АВ = с, ВС = а, СА = в. Докажем, например... — И пошел щелкать словами и цифрами, у Невейзера аж в глазах зарябило, и через пару минут торжественно скороговоркой закончил: — По формуле расстояния между двумя точками получаем бэ цэ квадрат равно, скобку открываем, бэ косинус а минус цэ, скобку закрываем, квадрат плюс бэ квадрат синус квадрат равно бэ квадрат косинус квадрат плюс бэ квадрат синус квадрат а минус два бэ цэ косинус а плюс цэ квадрат равно бэ квадрат плюс цэ квадрат минус два бэ цэ косинус а! Теорема доказана!

• Предыдущая
• 13/27
• Следующая