Книга шифров. Тайная история шифров и их расшифровки - Сингх Саймон - Страница 17

Зашифрованные страницы содержали тысячи чисел, но только 587 из них были разными. Стало ясно, что «великий шифр» более сложен, чем обычный шифр замены, поскольку для него требовалось всего лишь 26 различных чисел, по одному на каждую букву. Первоначально Базери полагал, что остальные числа являются омофонами и что некоторые числа представляют собой одну и ту же букву. Проверка этого направления заняла месяцы кропотливого труда, но все оказалось напрасным. «Великий шифр» не был омофоническим шифром.

Затем его осенила идея, что каждое число может представлять пару букв, или диграф. Имеется только 26 отдельных букв, но из них можно образовать 676 возможных пар букв, и это примерно равно количеству различных чисел в зашифрованных письмах. Базери попытался провести дешифрование, ища наиболее часто встречающиеся числа в зашифрованных письмах (22, 42, 124, 125 и 341) и предположив, что они, возможно, обозначают самые распространенные французские диграфы (es, en, ou, de, nt). Фактически он применил частотный анализ на уровне пар букв. Но, к сожалению, после нескольких месяцев труда и это предположение не дало никаких осмысленных результатов дешифрования.

Базери, похоже, уже был готов отказаться от этой идеи, когда ему пришло в голову использовать новый подход. Возможно, что мысль с диграфами была не так уж и далека от истины. Он начал обдумывать возможность того, что каждое число представляет не пару букв, а скорее целый слог. Он попытался сопоставить каждое число со слогом: может быть, чаще всего встречающиеся числа обозначают самые распространенные французские слоги.

Базери пробовал разные перестановки, но все они приводили к появлению тарабарщины — до тех пор, пока он не достиг успеха, отыскав одно отдельное слово. На каждой странице несколько раз появлялась группа чисел (124-22-125-46-345), и Базери предположил, что они обозначают les-en-ne-mi-s, то есть «les ennemis». Это оказалось ключевым моментом.

Теперь уже Базери мог проверить остальные отрывки зашифрованных писем, где эти числа появлялись в других словах. Он вставлял в них полученные из «les enemis» слоги, и открывались части уже других слов. Те, кто увлекается решением кроссвордов, знают, что, когда слово частично разгадано, нередко можно просто догадаться об остальной его части. По мере того как Базери определял новые слова, он находил новые слоги, которые, в свою очередь, давали возможность определить очередные слова, и так далее. Нередко он становился в тупик, отчасти из-за того, что силлабические значения никогда не были очевидны, отчасти потому, что некоторые числа представляли простые буквы, а не слоги, а иногда из-за того, что Россиньоли расставили в шифре ловушки. Так, например, одно из чисел не было ни слогом, ни буквой, а использовалось для того, чтобы удалить предыдущее число.

Когда дешифрование завершилось, Базери оказался первым за два столетия человеком, посвященным в тайны Людовика XIV. Вновь открывшиеся сведения привели в восторг историков, которые, в частности, уделяли большое внимание одному из писем, доставлявшее им танталовы муки. Похоже, что будет решена одна из величайших загадок семнадцатого века: кем же в действительности был «Человек в железной маске».

«Человек в железной маске» стал источником массы предположений с того самого момента, как был вначале заключен во французской крепости Пиньероль в Савойе. Когда в 1698 году его переводили в Бастилию, крестьяне старались хоть мельком увидеть этого человека, и каждый по-разному описывал его: низкий и высокий, светловолосый и темный, молодой и старый. Иные даже утверждали, что это был не мужчина, а женщина. Обладая столь ничтожным количеством противоречивых фактов, все, от Вольтера до Бенджамина Франклина, придумывали каждый свою теорию для объяснения истории «Человека в железной маске». Согласно наиболее популярной теории предполагалось, что «Маска» (как его иногда называли) был братом-близнецом Людовика XIV, приговоренным к заключению, дабы избежать любых разногласий в споре, кто является истинным претендентом на трон. В одном из вариантов этой теории приводятся доказательства, что у «Маски» были потомки и он был связан скрытым родством по королевской линии. В памфлете, выпущенном в 1801 году, утверждалось, что сам Наполеон был потомком «Маски», — слух, который император и не отрицал, так как он только укреплял его положение.

История «Маски» даже вдохновила поэтов, прозаиков и драматургов. В 1848 году Виктор Гюго начал создание пьесы «Близнецы», но когда выяснил, что Александр Дюма уже разработал этот же сюжет, то, несмотря на то что два акта уже были написаны, отказался от продолжения работы. С тех пор история «Человека в железной маске» для нас связана с именем Дюма. Успех его романа подкрепил идею, что «Маска» была связана с королевской фамилией, и эта теория сохранилась, несмотря на свидетельства, приведенные в одной из дешифровок Базери.

Базери дешифровал письмо, написанное Франсуа де Лувуа, военным министром при Людовике XIV, в котором тот подробно излагал преступления Вивьена де Булона, командира, ответственного за нападение на город Кунео на французско-итальянской границе. Булон, хотя ему было приказано удерживать свои позиции, испугался наступления австрийских войск и сбежал, бросив снаряжение и оставив на произвол судьбы многих своих раненых солдат. Военный министр заявлял, что такие действия поставили под угрозу всю пьемонтскую кампанию, и из письма ясно, что король расценивал поступок Булона как исключительную трусость:

Его Величество знает лучше, чем кто бы то ни было, последствия такого поступка, и он также осознает, насколько серьезно наша неудача нанесет вред нашему благому делу, неудача, которая должна быть исправлена за зиму. Его Величество желает, чтобы вы немедленно арестовали генерала Булона и препроводили его в крепость Пиньероль, где он должен будет находиться ночью запертым на замок в тюремной камере и под стражей, а днем ему разрешается прогулка по крепостной стене в маске.

Это было явным указанием на узника в маске, заключенного в крепости Пиньероль, на достаточно серьезное преступление, с датами, которые, похоже, соответствуют «Человеку в железной маске». Но раскрывает ли это тайну? Не удивительно, что те, кто отдает предпочтение разгадкам, связанным с заговорами, нашли изъяны в этой версии, по которой «Человеком в железной маске» является Булон. Например, приводится аргумент, что если бы Людовик XIV действительно попытался заключить в тюрьму без огласки своего непризнанного брата-близнеца, то он должен был бы оставить ряд ложных следов. Может быть, зашифрованное письмо как раз и предназначалось для того, чтобы его дешифровали? Может быть, дешифровальщик девятнадцатого века Базери попался в ловушку семнадцатого столетия?

«Черные кабинеты»

Усиление одноалфавитного шифра посредством применения его к слогам или добавления омофонов оказалось бы вполне достаточным в семнадцатом веке, но к восемнадцатому веку криптоанализ начал приобретать «промышленные» черты, с командами криптоаналитиков, состоящих на службе у правительства и совместно работающих над взломом многих наиболее сложных одноалфавитных шифров. В ведении каждой европейской державы был свой, так называемый «черный кабинет», — мозговой центр, занимающийся дешифрованием сообщений и сбором информации. Самым известным, славящимся строгой дисциплиной и эффективно действующим «черным кабинетом» был Geheime Kabinets-Kanzlei в Вене.

Он работал по жесткому графику, поскольку было жизненно важно, чтобы его гнусная деятельность не влияла на четкий ход работы почтовой службы. Письма, которые следовало доставить в посольства в Вене, вначале поступали в 7 утра в «черный кабинет». Секретари растапливали печати, а несколько стенографистов, работая параллельно, составляли копии писем. Если возникала необходимость, то для копирования документа на редком языке привлекался знающий этот язык специалист. В течение трех часов письма снова раскладывались по конвертам, запечатывались и возвращались в центральное почтовое ведомство, чтобы теперь уже их можно было доставить по назначению. Письма, просто пересылаемые транзитом через Австрию, поступали в «черный кабинет» в 10 утра, а письма, отправляемые из венских посольств за границу, передавались в «черный кабинет» в 4 часа пополудни. Со всех этих писем, перед тем как отправлять их дальше, также снимались копии. Ежедневно через венский «черный кабинет» проходили сотни сообщений.