Выбери любимый жанр

По ту сторону холма - Славин Лев Исаевич - Страница 14


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

14

Слижюс тряхнул головой, чтобы развеять это странное наваждение.

Вдруг Нарбутас сказал глухо:

– Слушай, Костас…

. – Что, Антанас?

– Ты мне, пожалуй, не нужен.

Слижюс потоптался на месте: уйдешь, а старик убежит – и тогда ищи ветра в поле!

– Ну ладно, – сказал он, вздохнув, – пойду, скоро моя смена…

Он все еще не уходил.

– А заготовки – вон они.

Кузнец нетерпеливо мотнул головой. Он давно заметил стальные бруски на столике у горна.

Оставшись наконец один, Нарбутас медленно обошел вокруг молота. Теперь он узнал его: да, это тот самый бегемот, что все лето валялся на заводском дворе, укутанный в рогожи. Теперь, значит, зверюга проснулся и просится на волю…

Кузнец потер в раздумье небритый подбородок. Потом нерешительно нажал черную кнопку на стене. Двигатель включился и с шумом заработал. Было похоже на то, что молот задышал. Но он оставался недвижим.

На исхудалом лице Нарбутаса была нерешительность. Он протянул ногу к педали, но медлил нажать ее. Он только чуть коснулся.

Из цилиндра, как из пасти, выскочил короткий и толстый стальной хобот и с громоподобным звуком обрушился на нижний боек. Дрогнул пол, загрохотали своды, кузнец в испуге отскочил. Ему стало стыдно. Он оглянулся. Цех был темен и пуст. Нарбутас рассердился на себя – не за бегство от молота, а за то, что оглянулся. Трусость не в том, что испугался молота, а в том, что оробел перед людьми.

Он снова обошел вокруг молота, внимательно вглядываясь в него. Теперь Антанас нашел, что он пытается походить на обыкновенную кувалду и наковальню, но грубо, в удесятеренном размере, как если бы великан пытался прикинуться лилипутом. В огромной, массивной глыбе шабота можно разглядеть очертания наковальни, гигантски разбухшей. А из нутра этой грузной бабы, свисающей сверху, просвечивает ее зернышко – тонкая, изящная кувалда.

Заглянув в лежавший на столике паспорт, Нарбутас прочел: «Вес падающих частей – 400 килограммов». Кузнец усмехнулся: молоточек! Самая тяжелая из его кувалд – та, любимая, что с березовой ручкой, – весила десять килограммов. Какая сила теперь у меня в руках! Какое там «в руках» – в пальце!

Антанас с опаской посмотрел на молот. «А захочет ли это чудовище слушаться меня?»

Он присел на краешек ящика для окалины и снова в раздумье потер серую щетину на подбородке. К чему, я вас спрашиваю, столько силы? Свободная ковка – работа деликатная. Какой расчет устраивать извержение вулкана только для того, чтобы прикурить папиросу? Верно, а?

Кузнец тихо засмеялся. Что-то в нем просыпалось от старого, бедового Нарбутаса. «Может, все-таки попробовать, раз уж я здесь?»

Он натянул брезентовые рукавицы и подошел к горну. Пламя яркое, слегка коптящее. Правильное пламя! Раскаленный металл бледнел и принимал светло-вишневый цвет. «А впрочем, ведь мне не крюк ковать, а так только, поиграть, потюкать молоточком, пощупать, каков он в ударе…»

Нарбутас вытащил раскаленную заготовку из печи и швырнул ее на столик возле молота. Поспешно сбил окалину, она разлетелась елочными огоньками, тускнея на лету. Потом он стиснул брусок челюстями клещей и перенес его на молот.

Осталось нажать педаль. Нарбутас чувствовал себя, как укротитель на пороге клетки с тигром.

Ба-бах!… Гром, искры. Еще удар. Еще! Еще!

Стоп!

Баба замерла в воздухе, как вертолет. Она подрагивала, словно в возбуждении.

Нарбутас посмотрел на поковку. Смята, как глина! Кузнец был взволнован. Ведь он не делал никакого усилия! Просто нажимаешь кнопку, как у входной двери, а потом – педаль, как на велосипеде. А кроме того, он тебе и молот, он же тебе и молотобоец. Уже не зависишь от подручного, от его неопытности, или неспособности, или лени. Вещь!

Нарбутас стал пробовать разные удары. Он «объезжал» молот, как дикого жеребца.

Первое время, готовясь к сильному удару, он по привычке всей жизни напрягал мускулы. Но вскоре он понял, что мощь человеческих мышц так ничтожна по сравнению с этим пневматическим колоссом, что здесь достаточно усилия не большего, чем то, которое делает швея, чтобы взмахнуть иглой, или мать, чтобы погладить ребенка по головке.

Нарбутаса беспокоило, что он не может точно рассчитать силу удара. Он чувствовал себя неумелым, как мальчуган-ремесленник. Он начинал горячиться. Лицо его пылало. В глазах разгорелся запальчивый блеск. «Черт собачий! – пробормотал он, обращаясь к молоту. – Так я же тебя подомну!» Но удары получались то сильнее, чем он хотел, то слабее, то медленнее, то быстрее.

Он остановил молот.

– Спокойненько, – сказал он сам себе, – спокойненько, Антанас, еще не вечер…

Он оперся на столик с измерительным инструментом, закрыл глаза и стал глубоко дышать – прием, которым он когда-то на спортивных площадках укрощал свое волнение.

Потом он вернулся к молоту. Проработав сосредоточенно около часа, он наконец как будто стал улавливать эту тонкую связь между нажатием педали и силой удара.

Иллюзия была так велика, что временами кузнецу казалось, будто у него в руке рукоять его старой кувалды.

Теперь по самому звону стали он начинал догадываться, насколько она прокована. Он чуял, как в нем самом мало-помалу нарастает то восхитительное состояние, которое можно назвать «чувством удара».

Бегемот словно покоряется. Он признал в нем своего господина. Работа с этим послушным исполином начинала доставлять Нарбутасу удовольствие. Как сладко опять ощущать себя сильным, не знающим усталости! Да и какая тут, к черту, может быть усталость – работаешь ножкой, прямо как танцор на именинах!

Ну что ж, можно, пожалуй, приниматься за дело, за свой первый крюк…

Он заглянул в печь. По цвету каления – густо-оранжевому – он увидел, что брусок еще не дозрел до ковочной температуры.

Подождем. А пока еще малость порезвимся.

И Нарбутас пошел бить. Удары, мерные, мощные, вырывались из окон, плыли по обширному двору, забирались в литейную, в токарный, в инструментальный. И весть о том, что старый кузнец вернулся к горну, вскоре облетела завод.

Услышав это, Виткус покраснел от радости так, что даже на секунду перестали быть видны конопушки на его длинном унылом лице. А Копытов с чувством пожал Слижюсу руку и сказал:

– Это да!

И когда гудок возвестил о конце смены, многие устремились не в душевую, не в столовую, не домой, а в новую кузню – посмотреть собственными глазами на воскресшего Антанаса Нарбутаса.

Нарбутас подошел к горну. Брусок стал соломенно-желтым. Дошел, стало быть. Да, пора! Не то пережог – кошмар, преследующий молодых кузнецов.

Он вытащил заготовку из горна, положил на столик и снова закусил клещами, чтобы перенести на молот.

Вдруг голос:

– Слышишь, молот освободи. Забыл? Нарбутас вздрогнул и поднял голову.

Там, в темных недрах цеха, неясно мелькали фигуры. Кузнец вгляделся и увидел, что тут все они – и Саша Копытов, и Стефан Зайончковский, и Слижюс, и Виткус. А подальше этот мальчуган Губерт и с ним целая куча ребят, не разобрать кто.

Нарбутас побагровел от гнева. Цирк себе устроили из меня? Я тут, можно сказать, сердце сжигаю, а они развлекаются.

Между тем Стефан приближался, укоризненно качая головой и повторяя:

– Сейчас налажу тебе. Эх ты, все как есть позабыл. Нарбутас резко шагнул навстречу. Нахмуренное лицо его не предвещало ничего доброго.

Копытов схватил Слижюса за руку и прошептал:

– Ой, он сейчас стукнет Стефана, чтоб меня разорвало!

Но Нарбутас вдруг улыбнулся, точно вспомнил что-то смешное, и проговорил негромко:

– Куда ты? Это тебе не костел.

Стефан ничего не ответил, только нервно зевнул, повернулся и мгновенно исчез в темноте.

Старый кузнец обвел взглядом остальных, кто там был в цехе, и сказал:

– А ну, айда отсюда! Все! Мигом!

Уходя, Виткус толкнул Слижюса в бок и сказал восхищенно:

– Слышал, Костас?

– Что?

– Голосок.

– А что?

– Гудит. Как когда-то!

14
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело