Истории, рассказанные шепотом. Из коллекции Альфреда Хичкока - Ритчи (Ричи) Джек - Страница 12

Я взял свою бесполезную статью, разорвал пополам и выбросил в мусорную корзину. Значит, сержант Лазир ошибся, когда устанавливал личность ночного гонщика, а в результате дураком вышел я. Я твердо решил, что теперь буду проверять все факты и все имена и никогда больше не позволю себе увлечься блестящей, земляничного цвета прозой.

Три недели спустя мне позвонил сержант Лазир. Он сказал:

— Вы, наверно, уже в курсе, что хулиган, который нас тут дурачит, не из нашего округа.

— Да.

— А мы-то думали, это Джо Ли Каддард. Вы уж извините, что из-за нас столько времени и сил зря потеряли. Ну так вот — сейчас у нас светлые ночи, а завтра полнолуние. Если есть охота, приезжайте, не пожалеете, потому что теперь у меня план верный. Прошлой ночью мы его уже пробовали, но была одна щелочка, и этот хитрец улизнул по дороге, о которой мы не знали. Но больше мы ему такого шанса не дадим.

Я вспомнил рев двигателя, промелькнувшую мимо черную тень, порыв ветра, всколыхнувший кусты. Вдруг по тыльным сторонам моих ладоней побежали мурашки. Я вспомнил пустое шоссе, которое мы проверяли. Может быть, здесь сконцентрировалось столько гордости и страсти, столько труда, любви и надежды, что теперь Кларисса Мэй и Джо Ли будут вечно носиться по ночным дорогам своего родного округа, залитым серебристым лунным светом? И кто оповестил всех тех ребят из шести округов? Как они сумели собраться так быстро?

— Эй! Вы еще там?

— Извините, я вспоминал свой распорядок. Боюсь, у меня ничего не выйдет.

— Дело ваше. Но на этот раз мы возьмем его наверняка.

— Желаю успеха, сержант.

— У нас шесть машин. Дорожные ограждения. Да еще поисковый аэроплан. Никуда ему не деться, пусть только попадет в сеть.

Наверное, мне следовало поехать. Ведь если бы я снова услышал его, увидел черную тень, ощутил порыв ночного ветра, это могло бы убедить меня в его реальности. Конечно, они его не поймали. Хотя удача была близка, очень близка. Но они оставили немного места между тяжелым ограждением и растущим на обочине дубом — узкую щель, через которую почти невозможно было прорваться. И он-таки прорвался сквозь это игольное ушко, потом снова выскочил на шоссе и умчался прочь, оставив за собой затихающий рокот мотора.

Сержант Лазир мрачно готовит очередную ловушку, чтобы воспользоваться ею через месяц. Он уверен в своей близкой победе. Но пока что ему удалось поймать лишь два мазка краски — один на торце бревна, установленного на козлах вместо шлагбаума, другой на стволе дуба. Оба они земляничного цвета. С золотой искрой.

Под рукой, на колене мальчик почувствовал старую болячку. Он нагнулся, чтобы рассмотреть ее получше. Корочки на болячках всегда привлекали его; в них таился особый соблазн, которому он не в силах был противостоять.

«Ладно, — подумал он, — я сниму ее, даже если она еще не готова, даже если посередке еще держится, даже если будет больно».

Он начал осторожно исследовать ногтем края болячки. Подковырнул ее и только стал поднимать, очень медленно, как она вдруг снялась вся целиком — замечательная, твердая коричневая корочка отвалилась, а на ее месте осталось маленькое розоватое пятнышко, гладкая новая кожа.

Здорово. Просто отлично. Он потер пятнышко, и это оказалось совсем не больно. Тогда он поднял корочку, положил себе на ногу и дал ей щелчка, так что она отлетела и приземлилась на краю ковра, огромного красно-черно-желтого ковра, который занимал всю прихожую, от лестницы, где он сидел, до парадной двери вдалеке. Необъятный ковер. Больше теннисного корта. Куда больше. Он серьезно осмотрел его, скользя по нему взглядом со смутным удовольствием. Раньше он никогда по-настоящему не замечал его, но теперь, совершенно неожиданно, эти привычные краски обрели волшебную яркость и буквально приковали к себе его внимание.

«Понятно, — сказал он себе, — я знаю, в чем тут секрет. Красные пятна на ковре — это раскаленные докрасна угли. Вот что я должен сделать: пройти отсюда до самой двери, не коснувшись их. Если наступлю на красное, я обожгусь. Даже не обожгусь — просто сгорю дотла. А черные участки ковра… ну да, черные — это змеи, ядовитые змеи, главным образом гадюки и кобры, каждая толщиной с дерево, и если я дотронусь до какой-нибудь из них, меня укусят, и я умру еще до ужина. А если я переберусь на ту сторону целый и невредимый, не получив ни ожогов, ни укусов, тогда завтра, в мой день рождения, мне подарят щенка».

Он встал на ноги и поднялся чуть выше по лестнице, чтобы как следует обозреть это огромное разноцветное поле, изобилующее смертью. Возможно ли это? Хватит ли на нем желтого? Желтый — единственный цвет, по которому можно ступать. Справится ли он? В такое путешествие не пускаются с бухты-барахты: слишком велика опасность. Сосредоточенное лицо мальчугана — светло-золотистая челка, два больших голубых глаза, маленький заостренный подбородок — замерло над перилами. Кое-где желтые дорожки были узковаты, а в одном-двух местах зияли порядочной величины провалы, но в общем, похоже, желтого должно было хватить отсюда и до самого конца. Тому, кто только вчера с триумфом одолел всю вымощенную кирпичом дорожку от конюшни до беседки, ни разу не наступив на стыки, не так уж сложно разделаться и с этим ковром. Если бы не змеи… Стоило ему о них подумать, как страх давал о себе знать тонким электрическим покалыванием, пробегающим сзади по ногам от верха до самых пяток.

Он медленно сошел по лестнице вниз и приблизился к краю ковра. Поднял одну маленькую ногу в сандалии и осторожно опустил ее на желтое пятно. Потом другую, и там оказалось как раз довольно места для двух ног, поставленных рядом. Ну вот! Он начал! Его овальное личико выдавало заметное волнение, пожалуй, даже чуть побледнело, и он развел руки в стороны, чтобы легче было сохранять равновесие. Он отважился на следующий шаг, подняв ногу высоко над черным пятном и аккуратно прицелясь носком в узкую желтую полоску с другой стороны. Когда шаг был сделан, он немного отдохнул, стоя очень прямо и неподвижно. Желтая дорожка бежала не прерываясь ярдов на пять вперед, и он ловко просеменил по ней, словно по натянутому канату. Там, где она кончалась боковым завитком, ему пришлось сделать еще один большой шаг, теперь уже над зловещей мешаниной из черного и красного. Переступая через нее, он пошатнулся; отчаянно замахал руками, как мельница, но все-таки удержал равновесие, успешно переправился на ту сторону и снова устроил себе передышку. К этому моменту он уже совсем запыхался и был в таком напряжении, что некоторое время простоял на цыпочках, с раскинутыми руками и сжатыми кулаками. Он находился на большом безопасном острове желтого цвета. Здесь было достаточно просторно, упасть он не рисковал и потому стоял тут долго, отдыхая, медля, выжидая, мечтая о том, как хорошо было бы никогда не покидать этот мирный желтый островок. Но страх остаться без щенка вынудил его тронуться дальше.

Он потихоньку двинулся вперед, делая паузу перед каждым шажком, чтобы точно решить, куда в очередной раз поставить ногу. Однажды он очутился перед развилкой и выбрал путь налево: он казался более трудным, зато в том направлении было не так много черного. Черное — вот что его тревожило. Он быстро оглянулся через плечо, чтобы оценить пройденное расстояние. Наверное, с полдороги уже позади. Теперь обратно не повернешь. Он был посередине, не мог повернуть назад и не мог прыгнуть в сторону, потому что туда было слишком далеко, и, глядя на все это красное и черное, расстилающееся перед ним, он вдруг ощутил в животе знакомый тошнотворный прилив паники — как на последнюю Пасху, под вечер, когда он, совсем один, заблудился в самой темной части Леса Дудочника.

Он сделал еще шаг, бережно поставив ногу на единственный клочок желтого в пределах досягаемости, и теперь его носок оказался меньше чем в сантиметре от черного пятна. Он не касался черного, в этом не было сомнений, тоненькая желтая полоска, отделявшая носок его сандалии от границы с черным, была хорошо видна; но змея зашевелилась, словно почувствовав его близость, подняла голову и уставилась на его ногу глазами-бусинками, следя, не коснется ли ее эта нога.