Ошибка Одинокого Бизона (илл. А. Вальдмана) - Шульц Джеймс Виллард - Страница 42

• Предыдущая
• 42/96
• Следующая

Солнце уже взошло, когда я поднялся на вершину утеса. Здесь я оставил нашу самую длинную веревку. Придавив один ее конец тяжелой каменной глыбой, я спустился по веревке к дереву и влез на помост. Затем я улегся на узкое ложе из травы, прикрылся кожаным одеялом и справа от себя положил колчан и лук, а слева — череп. Коснувшись рукой черепа, я прошептал:

— О, древняя голова, помоги мне! Если известна тебе тайна зазывателя бизонов, открой ее мне…

До поздней ночи придумывал я способ зазывать бизонов. Я обращался с молитвой ко всем нашим богам, к моему тайному помощнику и к черепу, лежавшему подле меня; я просил их послать мне вещий сон. Наконец я заснул. Проснувшись утром, я не мог вспомнить, видел ли я что-нибудь во сне. Я чувствовал себя здоровым и бодрым, хотя мне очень хотелось есть и пить…

Я встал и, подойдя к краю помоста, окинул взглядом долину. Маленькое стадо бизонов паслось у подножия той самой скалы, с которой много лет назад срывались в пропасть другие стада. Два больших волка крались за стадом; иногда они садились на траву и, навострив уши, ждали, не отобьется ли от стада один из детенышей. При виде мирно пасущихся животных я успокоился, — значит, не было поблизости неприятельских отрядов.

Настал вечер. Есть мне уже не хотелось, но жажда мучила все сильнее и сильнее. Я заснул и увидел вещий сон. Тень моя встретилась с соколом, обратилась к нему с просьбой о помощи и получила ответ: «Иди к этой древней ловушке, наблюдай за бизонами, и ты найдешь, что ищешь».

О, с каким счастливым ощущением я проснулся! Но была еще глубокая ночь, и я снова крепко заснул. Когда я проснулся опять, уже наступил день. Я дрожал от холода. Оказалось, что во сне я сбросил с себя кожаное одеяло; оно свешивалось с помоста и, конечно, упало бы в реку, если бы на самом кончике его не лежала моя левая нога. Я протянул руку и втащил его. Вдруг до меня донесся громкий крик. И что, вы думаете, я увидел, когда осторожно подполз к краю помоста и посмотрел вниз?

На другом берегу реки я увидел человека, который указывал пальцем прямо на мой помост и что-то говорил пятерым воинам, стоявшим за его спиной. Он видел мое одеяло, видел, как я втащил его на помост; должно быть, он объяснял своим спутникам, что мертвец не может поднять свесившееся одеяло. «Я попал в западню, — подумал я. — Если они переправятся через реку и взберутся на утес, мне от них не уйти». Не успел я это подумать, как воины разбились на две группы. Трое начали переходить вброд реку выше утеса, а остальные трое выбрали для переправы место ниже утеса, где было не так глубоко.

Вскоре я потерял их из виду, но не сомневался в том, что они поднимутся на утес и будут стрелять в меня и сбрасывать сверху камни. Что мне было делать? Прыгать с такой высоты?

Потом надежда вернулась ко мне: я вспомнил, что жерди моего помоста связаны двумя крепкими веревками. Я повесил на спину лук и колчан, а череп бросил в реку. «Иди, — сказал я, — но я прошу простить меня, мертвая голова, ты стала мне добрым помощником». Я услышал плеск, когда череп коснулся воды.

О, как я спешил, отвязывая веревки от жердей и веток! Потом я связал вместе обе веревки в одну и конец ее привязал к дереву. Обернув руки одеялом, чтобы не содрать с них кожу, я стал медленно спускаться по веревке с утеса. Веревка кончилась, а до воды было еще далеко, но мне ничего не оставалось делать, как прыгнуть. Я оттолкнулся ногами от утеса, выпустил конец веревки и упал в воду. Здесь река была очень глубока, я опускался все ниже и ниже, и казалось мне, что я тону. Обеими руками я рассекал воду и наконец начал всплывать. О, какое облегчение я почувствовал, когда высунул из воды голову и глубоко вздохнул! Я лег на спину и предоставил течению уносить меня. Надо мной высился утес и дерево — одинокий тополь, с которого я спустился. Я мог ясно разглядеть помост, но знал, что сверху его не видно, так как он заслонен ветвями.

Мне хотелось знать, как поступят воины, когда вскарабкаются на утес и увидят веревку, спускающуюся к дереву. Ждать пришлось недолго: с вершины утеса полетели большие камни и с плеском упали в реку. Я услышал военный клич племени ассинибойнов.

Воинов я не видел, и они не могли меня увидеть: они стояли на вершине утеса, а я плыл у самого подножия скал, нависших над рекой, и почти касался каменной стены. Долго кричали они и скатывали по откосу большие камни, а меня все дальше и дальше уносило течением. Теперь я знал, как следует мне поступить. Придерживаясь берега, я увидел на желтом песке отпечатки ног тех трех воинов, которые вышли здесь из воды. Ступая по их следам, я выбрался на сушу, нырнул в кусты и, пробиваясь сквозь заросли, дошел до той самой рощи, где три ночи назад сделали мы привал. До меня доносился грохот падающих камней и воинственные крики врагов. Я был спасен: воины не видели, как я покинул помост…

Не знаю, долго ли швыряли они камни в дерево, не подозревая того, что все их усилия тщетны. Я пересек рощу и спустился в овраг, заросший кустами. Мое кожаное одеяло пропало. Тетива намокла. Я положил лук и стрелы сушиться на солнцепеке.

Длинным показался мне этот день. Плывя по реке, я, конечно, утолил жажду, но вскоре мне опять захотелось пить. От долгого поста я ослабел, и у меня кружилась голова. И мысль о сестре и других двух женщинах не давала мне покоя. Хорошо, если они послушались меня и днем прятались в зарослях. Но если они вышли из кустов, враги могли их заметить.

Когда высохла тетива моего лука, у меня легче стало на душе: теперь я не был безоружен. Однако я решил обратиться в бегство, если враги откроют мое убежище. Но счастье мне не изменило. В полдень я увидел, как воины, крадучись и припадая к земле, пробежали по опушке леса и скрылись из виду. Они не нашли моих следов, да и нелегко было их найти. Пробираясь от реки к оврагу, я избегал пыльных тропинок, проложенных зверями.

Как я обрадовался, когда стемнело и я получил возможность покинуть свое убежище! Я понятия не имел о том, где находится вражеский отряд — прячется ли он в роще либо же продолжает путь к верховьям или низовьям реки. Казалось мне, что воины рыщут где-нибудь поблизости, надеясь напасть на след одинокого врага, которого они согнали с дерева сновидений.

Луна еще не взошла. В темноте я ползком добрался до реки и, высоко держа над головой колчан и лук, переправился на другой берег. По тропинке я поднялся на скалу и, прячась за каменными грядами, направился к тому месту, где должны были ждать меня женщины. И снова счастье мне улыбнулось: я не увидел и не спугнул ни одного стада. Взошла луна, когда я спустился в ложбину и подошел к маленькому озерцу и зарослям, где, как надеялся я, спали женщины.

— Питаки! «Почти мать»! Асанаки! Где вы? — окликнул их я.

И тотчас раздался голос Сюйяки:

— Мы здесь, сын мой!

Они подбежали ко мне, обняли и в один голос спросили:

— А где же твое кожаное одеяло?

Я уселся тут же па траву и рассказал им все, что со мной случилось с тех пор, как мы расстались. Сестра протягивала мне кусочки жареного мяса, и я, не прерывая рассказа, с жадностью ел. Я начал дрожать, так как промок до костей, а ночь была холодная. Сюйяки заставила меня взять ее одеяло.

— Возьми его, — сказала она. — Мы с Асанаки можем завернуться в одно одеяло.

Когда я окончил свой рассказ, заговорила Сюйяки.

— Ясно, что боги с нами, — начала она. — Вспомни путь пройденный нами с тех пор, как мы расстались с нашим племенем. На каждом шагу угрожала нам опасность, и, однако, мы целы и невредимы. Во сне ты, сын мой, получил добрые советы от Столовой горы, и она прислала тебя сюда, где ты получил указание от сокола. Сын мой, это место нам не по душе, оно пугает нас, сотни призраков охраняют древнюю ловушку, и призраки эти нам враждебны. Но у тебя есть могущественный талисман, и мы останемся здесь, пока ты не откроешь великой тайны

— Завтра мы подумаем и посоветуемся, как следует нам поступить, — ответил я ей

• Предыдущая
• 42/96
• Следующая