Всем бедам назло - Норрис Чак - Страница 17

Дин, похоже, не обратил внимания на мой хриплый голос и отдал мне пистолет, как и требовалось. «Да, не вышло из меня киноартиста. Одну-единственную фразу и ту не смог сказать как следует!» — подумал я. К счастью, режиссера моя фраза волновала меньше всего — главное, что после нее была драка.

Затем началась съемка сцены драки. В первой части драки был занят Дин, а потом его подменял дублер — Майк Стоун, специалист по каратэ. Сначала я должен был выполнить удар пяткой с разворота над головой Дина. Я спросил его, как низко он собирается приседать, чтобы я смог рассчитать, насколько близко провести ногу над его головой. Он ответил, чтобы я не переживал, — он присядет низко и подогнет колени.

Режиссер крикнул: «Мотор!», и я мгновенно вошел в роль. Однако внезапно возникла проблема: Дин забыл согнуть ноги в коленях! Я попал ему ногой прямо в плечо, и от удара он пролетел через всю площадку. Режиссер пришел в ужас, но Дин отнесся к этому инциденту добродушно.

— Я в порядке, — сказал он. — Давайте попробуем еще раз.

Когда мы стали снимать второй дубль, я решил махнуть ногой над головой /Дина на тот случай, если он опять забудет присесть. Однако на этот раз он практически опустился на корточки, и моя нога пролетела более чем в метре от его головы. В оставшейся части драки снимался Майк Стоун, а Дин вновь появлялся на съемочной площадке только в заключительной части эпизода. Стычка между мной и Дином заканчиваюсь тем, что герой фильма наносил мне удар ногой, от которого я отлетал в сторону, переворачивая стол и несколько стульев. Я был абсолютным чемпионом по каратэ, но Дин был «Мэттом Хелмом»!

Несмотря на то, что я сыграл ниже своих собственных ожиданий, на экране эта сцена выглядела отлично. Мне понравилось сниматься, но я не торопился пробовать себя в качестве актера еще раз. Я был слишком скованным, слишком неуверенным в себе; я никогда раньше не снимался и не знал, чего ожидать, поэтому не мог должным образом подготовиться. Я был разочарован своим дебютом, но особо не переживал. В конце концов, я не питал иллюзий насчет себя в роли кинозвезды. Сниматься было интересно, однако в реальности я видел себя профессиональиым учителем боевых искусств, открывающим все больше школ и посвящающим свою жизнь обучению учеников. Если бы не возникшие сложности с моими школами, я бы, наверное, и по сей день учил людей боевым искусствам. Позже я расскажу об этом более подробно, а пока замечу, что от участия в тех съемках все-таки была польза: меня приняли в Гильдию киноактеров.

Одним из результатов известности, которую мне принесли победы па турнирах, ртало письмо некоего рекламного агентства, рекламировавшего одеколон «Черный пояс». Они искали каратиста для съемки рекламного ролика и хотели посмотреть запись того, как я что-нибудь ломаю. Я подумал: «Реклама по телевизору может оказаться весьма серьезным делом. Это будет способствовать моему престижу, что, в свою очередь, поможет привлечь больше учеников». Кроме того, я был не против подзаработать денег.

Я сделал видеозапись того, как разбиваю шлакоблоки и доски, отправил ее в агентство и вскоре получил приглашение на съемки в рекламе. Отправляясь в Нью-Йорк, я взял с собой Боба Уолла и Майка Стоуна, которые были одними из лучших мастеров боевых искусств в стране.

За четыре дня съемок рекламного ролика я разбил больше трех тысяч черепиц, а также переломал руками и ногами четыреста досок, осыпая обломками Боба и Майка, которые держали эти доски. К тому времени, когда съемки ролика были завершены, меня уже просто тошнило от всех этих шлакоблоков, досок и кирпичей. Мне казалось, что я больше никогда в жизни не взгляну на стройматериалы!

Мой план прекратить участвовать в соревнованиях снова потерпел фиаско, когда в конце 1968 года мне позвонил промоутер боев Аарон Бэнкс из Нью-Йорка. Он предложил провести бой за титул чемпиона мира в среднем весе среди профессионалов с Луисом Дельгадо в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория». Раньше я уже встречался с Дельгадо на двух турнирах. В одном поединке я победил, в другом — проиграл. Луис, младший меня на несколько лет, был талантливым и разносторонним бойцом. Вспоминая свои трудные бои с Дельгадо, я понимал, что если приму этот вызов, то меня ожидает еще один довольно серьезный поединок. Тем не менее я согласился.

Поединок профессионалов состоит из трех раундов, по три минуты каждый, наподобие любительского бокса. В начале первого раунда Дельгадо поразил меня ударом пяткой с разворота, сломав мне челюсть и повергнув меня на колени. Однако уровень адреналина у меня в крови был настолько высок, что я практически не ощутил боли и продолжил поединок.

Я выполнил подсечку из дзюдо, чтобы сбить Луиса с ног. Он повалился на татами, широко раскинув руки, чтобы затормозить падение. Когда я рухнул, чтобы нанести удар кулаком, мое колено опустилось ему на руку так сильно, что треснула кость. Однако ни один из нас не представлял себе всех масштабов наших травм, и мы продолжали драться до конца матча. В результате я был объявлен победителем. К врачу нас везли вместе. Мне пришлось наложить шину на сломанную челюсть, а Луису — гипс на руку. Выходя из больницы в тот вечер, мы были мало похожи на чемпионов-каратистов.

Несмотря на то, что мне было приятно завоевать профессиональный титул, я понимал, что самое большое удовольствие в моей карьере мастера боевых искусств мне доставляет собственно движение к цели. Титул чемпиона мира среди профессионалов радовал меня так же сильно, как и победы на первых этапах моей карьеры. Я все отчетливей понимал, что удовлетворение в жизни приносит не достижение цели, а сам путь к ней.

В разгар войны во Вьетнаме оба моих брата, Уиланд и Аарон, записались в армию. Как бывший военный, я понимал их желание служить и согласился с их решением пойти в армию. Аарон попал служить в Корею, а Уиланда отправили во Вьетнам. Когда Уиланд уезжал во Вьетнам, я обнял его, поцеловал и сказал:

— Я буду скучать по тебе. Будь осторожен.

В 1970 году, когда я был судьей на турнире в Калифорнии, я услышал объявление в динамиках: «Чак Норрис, вам срочный звонок». Я поспешил к телефону и узнал приглушенный голос моей тещи. Она плакала.

— Что случилось, Эвелин? — спросил я.

— Твой брат Уиланд погиб во Вьетнаме.

Это известие потрясло меня сильнее, чем если бы меня одновременно ударила под дых дюжина чемпионов-каратистов. Я дернулся прочь от телефона, словно от этого слова Эвелин могли стать неправдой. Однако это была правда.

Я повесил трубку, двигаясь как при замедленной съемке, и долго не мог прийти в себя. Я просто сидел в шоке и думал о своем младшем браге Уиланде — моем лучшем друге, которого теперь мне никогда не суждено увидеть в этой жизни. Я разрыдался прямо там, на глазах у всех.

Когда Уиланду было двенадцать лет, однажды у него появилось предчувствие, что он не доживет до двадцати восьми. Уиланд погиб 3 июня 1970 года, за месяц до своего двадцативосьмилетия… Позже я узнал, что моего брата убили, когда он вел свой отряд через опасный участок вражеской территории. Он заметил вражеский патруль, который готовил ловушку, и попытался предупредить своих ребят, но вьетконговцы застрелили его.

Младший брат Аарон получил специальный отпуск, чтобы прилететь из Кореи на похороны. Власти США также позаботились о том, чтобы тело Уиланда доставили домой для погребения. Я помог маме с решением всех связанных с похоронами вопросов, поддерживая ее в это тяжелое время. Она понимала, что ее сын Уиланд возвращается домой, но она больше никогда не услышит его голоса, не увидит его улыбки и не заметит той искорки в его глазах, которая, казалось, озаряла весь дом. Только тот, кому довелось потерять любимого человека в подобной ситуации, может понять, какую боль нам пришлось пережить.

Бог благословил меня прекрасной, большой семьей, но мне до сих пор очень не хватает моего брата. Я часто думаю об Уиланде, и меня утешает только уверенность в том, что однажды я крепко обниму его на небесах.