Любимые не умирают - Нетесова Эльмира Анатольевна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/75
• Следующая

  —   Угомонись! У самой тоже сын растет. Зачем же всех поголовно ругаешь? Скажу тебе, что и мужики от женщин не в восторге. Не каждая хозяйка. Вот до тебя у сына пять домработниц было. Не только приготовить, убрать в квартире не умели. Какие из них жены, ума не приложу! Не зря их Саша прогнал. Вот и подумай, кто виноват? Только конкретно ругай — виноватого, незнакомого не тронь, не суди, греха побойся. Это не шутка злословить всех огульно, сама в бедах завязнешь по уши и никогда из них не вылезешь!

   Катька сидела, опустив голову. На душе было тошно, словно кто-то наглый наплевал ей без разрешенья в самую душу.

  Елена Ивановна посмотрела на бабу с сочувствием:

  —   Катюша, каждому в этом мире отведены своя мера горечи и радостей. Если тебе сегодня плохо, завтра все изменится. Бесконечных испытаний не бывает. Это я тебе говорю точно. В каждой судьбе кончается ночь. А потому, пошли спать, так проще дождаться утра...

   Весь следующий день Катя стирала, мыла окна, чистила мебель, отмывала кухню. К вечеру едва держалась на ногах. Но все же заставила себя приготовить ужин.

   Елена Ивановна с самого утра уехала к подруге и, позвонив в конце дня, сказала, что домой не приедет, останется ночевать у подруги на даче.

   Катька огорчилась, она очень старалась навести в квартире уют и порядок, но кто это заметит и оценит сегодня? А бабе так хотелось услышать доброе слово. Настроение у нее разом испортилось. Женщина мечтала, что она и сегодняшний вечер проведет с Еленой Ивановной за теплым разговором, но не повезло...

  Александр Степанович вернулся домой пораньше и, увидев потную, взмыленную бабу, удивился:

   —  Неужели у меня так грязно, что вы как ломовая ворочаете, убираете без отдыха?

   —  Дом как дом! Где-то упущено, недосмотрено, надо все в порядок привести. Конечно, не сидела сложа руки. Некогда было...

   —  О! Теперь мать останется довольной! — приметил помытые окна, сверкающую кухню.

   —  Елена Ивановна сегодня не приедет, звонила, предупредила, что заночует у подруги на даче,— вздохнула Катька грустно.

  —   А вы, как понимаю, уже присмотрелись друг к другу? Конечно, я не мамаша, не столь общителен. Но занудой меня нигде не считали, ни в студенчестве, ни на службе.

  —   Александр Степанович, а вы военный?

  —   Нет! Я работаю в банке. Что, разочаровал? Какая проза! Все считают, будто банковские служащие самые скучные люди и у них вместо сердца калькулятор вживлен внутрь. Что все мы помешаны на подсчетах и в семье самые жадные и придирчивые. Так считает большинство горожан! — сел за стол и спросил:

  —   Катя! Сама ела?

   —  Некогда было! — призналась тихо, поставила перед человеком еду, положила ложку, вилку, нож.

   —  Давайте вместе поедим. Я привык к семейному ужину, с мамой. Теперь вы присядьте со мною, вдвоем оно веселее,— придвинул тарелку.

   —  И о чем вчера так долго говорили с моей матерью?

  —   О многом...

  —   Она интересный собеседник, особо, когда в ударе, под хорошее настроение попадете! Тогда ее только слушай. Кладезь мудрости! Но вообще по своей природе она очень осторожна и недоверчива. К тому все основания есть, за доверчивость еще в молодости поплатилась и была наказана Колымой,— глянул на Катьку, та куском хлеба подавилась:

  —   Елена Ивановна отбывала на Колыме?

  —   Да, Катюша! Целых семь лет! А по приговору— двадцать пять лет ей определили в наказание. Реабилитация спасла вовремя, иначе, вряд ли дожила до дня нынешнего. И меня, конечно, не было б.

  —   За что ж ее судили?

  —   А ни за что! Была бы виновата, не реабилитировали. Все банально произошло. Мать училась в энергоинституте. А тут староста курса выискался, впрочем, они и теперь есть, эдакие приспособленцы, непризнанные политики, лизожопые подхалимы и зубрилы, тупые недоучки. От них никакой пользы не было никогда, а вот вреда причинили нимало. Вот и тот очкастый крысенок вздумал приударить за мамой. Она красивой была в молодости. И встречалась с парнем. Решили после окончания института пожениться. А тут староста откуда ни возьмись. Прицепился, как банный лист к голой заднице, никакого проходу не дает. Тенью ходил следом. Мать ему сказала, что любит другого. Но староста не отставал и предупредил, мол, если мать его отвергнет, она об этом очень пожалеет. Конечно, всерьез те слова никто не воспринял. Только посмеялись, что может сделать тот задохлик, какого никто на курсе не воспринимал всерьез? Студенты его презирали, никуда не приглашали с собой, но хочешь иль нет, новогодний бал в институте устраивался для всех студентов, а там под масками и в маскарадных костюмах попробуй, узнай друг друга. Да и денег особо не было. Выручала выдумка, фантазия, главное, чтоб костюм был дешевым и смешным. Вот и моя мать из газет костюм склеила. Изобразила из себя эдакую ходячую шпаргалку. Задумка была классной, весь курс хохотал до слез. Мать постаралась, вошла в роль. Шутила, верещала голосами однокурсников, преподавателей. У нее это здорово получалось. И никто не обиделся. Это же новогодний бал! А утром за матерью приехал «воронок». Она еще спала, когда в комнату общежития вошли энкэвэдэшники и велели ей быстро одеться. Она ничего не поняла и посчитала, что сокурсники шутят, решили продолжить бал. Но вскоре поняла, что ошиблась. Ее привели к следователю. Он не спрашивал ни о чем, обвинил, что мать опозорила студентов института, показав, что они бездари, неспособные учиться без шпаргалок, и выходят из института тупыми и никчемными. Что преподаватели, оскорбленные поведением и костюмом матери, требуют не просто разбирательства, а и наказания по всей строгости. Ведь эта студентка опозорила и осмеяла все и всех, даже саму систему образования, надругалась над многолетней историей учебного заведения,— вытер человек холодный пот со лба.

   Катька слушала, сжавшись в комок:

  —   Неужель за костюм могли посадить? — вырвалось у нее невольное.

   —  Тот самый староста расстарался. Он насочинял донос и передал в органы безопасности, с какими сотрудничал с первого курса. Тогда всюду давался план на выявление врагов народа. Тот староста не одну мать толкнул в руки чекистов, никто из тех не вернулся, только мама. Она строила Колымскую трассу вместе с другими в женской бригаде. И теперь не может спокойно вспоминать то время. Когда реабилитировали, ушам не поверила. И все ж Бог увидел ее!

  —   А как тот староста? Он живой?

  —   На него тоже сексот нашелся! Такой же как он сам. Подловил и заложил для плана. В институтах в то время хватало фискалов, стукачами их называли и суками. Скольких людей они погубили, ни счесть. Немногие дожили до воли. Но, вытравила из них Колыма все человеческое тепло и веру в людей отморозила.

   —  Если так, не было б у нее подруги,— не согласилась Катька.

  —   С этой подругой они прошли Колыму! — ответил глухо Александр Степанович.

  —   Кем работает Елена Ивановна?

  —   Теперь на пенсии. А до того — ведущий специалист секретного предприятия. Она о своей работе никогда ничего не рассказывает. Зато наград имеет много. Ее величают гением, светилом науки. А ведь чуть не погибла. То, что мать рассказывала о Колыме, как ей приходилось выживать, у меня, уже взрослого человека, кровь стыла в теле. А ведь она женщина! Я бы сломался, не выдержал бы! — закрыл лицо руками и, отогнав воспоминания, перевел разговор на другую тему:

  —   Вот мы часто спорим с матерью о моей бывшей жене. Людмиле! Уж так случилось, что поспешил, она показалась мне идеалом. Доверчивость погубила. Вот и попал на веревочку, как наивный лопух. Клюнул на смазливую рожицу, точеную фигуру. Да что там я, многие на этом погорели. Когда увидел изнанку, все отгорело мигом, и мы расстались. Я ни о чем не жалею кроме потерянного времени. Нас ничего не связывает. Все ушло. Одно

осталось, недоверие к женщинам. Уж если они наказывают, то это всегда очень больно и надолго.

   —  Потом ни на кого смотреть не хочется? — убирала Катя со стола.

• Предыдущая
• 42/75
• Следующая