Сказки и песни цыган России - Гесслер Н. А. - Страница 41

Что делать, подал дурак попадье козла. А она и говорит:

— И вправду говорят: кто дурака послушает — сам в дураках останется. Сказал, что поп, а это — козел!..

[45]

Ездил цыган на ярмарку, лошадей менял. Да так удачно сменял, что за свою клячу хорошую лошаденку получил, да еще денег целую кучу. На радостях завернул цыган в трактир, все деньги там и прогулял. Погрузили цыгана на телегу, и лошадка сама побрела к табору. Так и едут, так и едут. Лошадка телегу везет, на телеге пьяный цыган лежит, а сзади — смененный конь. Цыганская лошадка дорогу хорошо знает, сама до табора добрела. Подошла к шатру и встала как вкопанная.

Долго ли, коротко ли, открывает цыган глаза, а перед ним черт стоит и ухмыляется:

— И где же ты, цыган, был?

— На ярмарке был, — отвечает цыган. — Коней менял.

— И хорошо ли сменял?

— Хорошо. Денег целую кучу дали.

— А деньги–то куда дел? Небось в трактире прогулял?

— Прогулял, а тебе какое дело?!

— А такое дело, что я задавлю тебя сейчас... — сказал черт, руки растопырил, глаза вытаращил и на цыгана пошел.

Испугался цыган, а потом подумал: «Да что мне, цыгану, нечистая сила? Вот как возьму оглоблю да как хвачу черта по башке — будет знать!»

Схватил цыган оглоблю и давай черта лупить, а черт кричит, визжит, как баба.

— Что ж ты, черт, кричишь, как баба, — удивился цыган.

— Да сам ты черт! Да чтоб глаза твои повылазили! Посмотри, на кого ты похож? И что ты со мной делаешь?!

Протер цыган глаза, помотал головой, глядит — батюшки мои! — да это жена его, в синяках да в ссадинах. И никакого черта в помине нет. Бывает же!

[46]

Говорит цыганка сыну:

— Сыночек мой, отец твой родненький помер, лежит на лавке, как лебедь белый, ладаном от него пахнет. На же тебе, сыночек, три целковых, пойди ты к попу, пускай он твоего родненького батюшку похоронит.

Пришел цыган к попу:

— Не похоронишь ли ты, поп, моего родненького батюшку? Лежит он на лавке, как лебедь белый, ладаном от него пахнет.

— А ты мне дашь, цыган, три целковых? — спрашивает поп.

— За что три целковых? За такую стерву? За такого подлюку? Разлегся на лавке, как горелая головешка, оскалил зубы, как собака бешеная. Да чтобы я да за него да деньги платил?..

[47]

Зашел цыган к мужику переночевать. Залез на печку и лежит. В животе у него бурчит: целый день ничего не ел. А мужик как раз накануне свинью зарезал. Наварила ему жена супу из потрохов, каши сварила со свининой. Налил мужик в тарелку супу, потроха наложил и за обе щеки уплетает. Цыган на печке ерзает, думает: «Как бы мне к мужику присоседиться?» Думал, думал — придумал.

— Ай, — кричит, — глухота я, глухота! Уж битый час хозяин меня за стол приглашает, а я лежу и сплю.

Слезает цыган с печки, подсаживается к мужику.

— Спасибо тебе, хозяин, за доброту твою, — говорит цыган и накладывает себе полную тарелку каши со свининой. Положил и давай уплетать свинину, аж целыми кусками в рот заталкивает. Жалко стало мужику, что его добро задаром переводится, вот он и говорит цыгану:

— Ты бы уж лучше, цыган, супу себе налил да легкое поел бы, чем мясо такими кусками наворачивать.

— Легкое, говоришь? — усмехнулся цыган. — А мне и свинину не тяжело есть.

— Да ты хоть по целому куску в рот не тащи, — совсем уже плачет мужик.

— А я и три куска в рот положу — не подавлюсь, — ответил цыган, съел всю кашу и опять отправился спать.

[48]

Рубил мужик дрова возле пруда. Рубил, рубил, уморился. Разжег костер и стал кашу варить. А рядом цыган в палатке стоял. Есть цыгану нечего, вот он и думает: «Как бы мне мужика обмануть и подкормиться немного?» Надумал. Подходит к мужику и говорит:

— Здорово, мужик!

— Здорово.

— Ты что тут варишь?

— Не видишь, что ли, кашу. Жаль только, мяса нет. Так и придется ее постной есть. Ну ладно мясо, хоть рыба была бы.

— Ой, мужик, не говори мне про рыбу, — скривился цыган. — Меня от этой рыбы аж тошнит: утром — рыба, в обед — рыба, вечером — тоже рыба. Сколько можно ее есть?

— Откуда же у тебя столько рыбы? — удивился мужик.

— Это уж моя хитрость, где рыбу доставать. Вот угостишь меня кашей, тогда я тебе и открою секрет.

Наложил мужик цыгану миску каши, хлеба дал. Тот сидит, за обе щеки уплетает. Наелись они до отвала, вот мужик и говорит:

— Ну что ж, цыган, накормил я тебя кашей, теперь твоя очередь, иди научи меня, как рыбы достать.

Повел цыган мужика к пруду, подводит к самому берегу и говорит:

— Пей, мужик, воду.

— Да ты что, в своем ли уме, цыган?

— Пей, пей, как до дна пруд выпьешь, так вся рыба твоей будет!

Плюнул мужик и пошел восвояси.

[49]

Собрала мать цыганят и спрашивает:

— Кому борща налить?

— Мне, — закричал старший, — я хочу! Мне больше всех наливай!

Поели цыганята борща, тогда мать опять спрашивает:

— Кому каши положить?

— Мне, мне, мне каши! — опять закричал старший. — Клади побольше.

Поели цыганята каши, тогда мать их и спрашивает:

— Ну, кто из вас пойдет коней пасти?

— Мы, мы, — кричат младшие, а старший молчит.

— Ты что молчишь? — спрашивает его мать. — Ел ты больше всех, а работать не хочешь?

— Да что ты, мама, — обиделся старший цыганенок, — ведь я два дела лучше всех сделал, так мне еще и третье делать?

[50]

Давно это было. Кочевал по свету цыганский табор, и когда встречался с другим табором, то часто между цыганами стычки происходили. А все из–за вожака. Как он скажет, так и будет. Случалось, убивали цыгане друг друга ни за что ни про что. Вражда возникала между таборами.

И был в этом таборе один цыган. Не мог он на все это смотреть равнодушно и однажды решил прекратить вражду. Пошел он к вожаку табора и сказал:

— Зачем братьев убиваем? Неужели мирно жить не можем?

— У каждого табора своя дорога, все должны по своей дороге ехать, и нельзя дорогам пересекаться, иначе несчастье будет, — ответил ему вожак.

— Почему ты так думаешь, баро? — спросил цыган у вожака, но тот ничего ему не ответил. Убежал тогда цыган из табора, пошел к другим цыганам.

— Чей ты, морэ, какого племени? — принялись расспрашивать его в другом таборе.

— Так и так, так и так, — рассказал он о себе, — хочу узнать я, откуда у нас вражда идет, почему мы братьев убиваем.

Не стали отвечать ему цыгане. Ненавидели они племя злого вожака. Много слез пролили они из–за этого племени. Но не тронули они чудака–цыгана, только выгнали его из табора.

Много еще таборов обошел цыган, но везде его не слушали, нигде не мот он сыскать ответа, отовсюду изгоняли его. Тогда зажил этот цыган один в лесу, а когда умер, превратилась его душа в черную ночную птицу.

Добрым он был смолоду, а как в лесу одиноко зажил, опустела его душа, жестокой стала, злобой наполнилась. Начал он после смерти мстить. Крикнет птица ночная, и тотчас умирает кто–то...