Лента Mru - Смирнов Алексей Константинович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая

Тамара вышла к нему; на миг она остановилась, вспомнив, что вот уже не один час мечтала проветриться, измученная жарой, смягчить которую не позволяло дурацкое ухо Марата, так некстати разболевшееся. Пан-Спортсмен боялся сквозняков. Стало легче, но чувствовалось, что духота лишь отступила, притаившись в сырой тени и дожидаясь первых лучей солнца.

— Что ты там нашел? — спросила Тамара, глядя, как Марат пристально всматривается в грязный песок.

— Этот тропка ползуеца папуларностью, — с глупым акцентом ответил муж. Он выпрямился и одернул рубаху. — Посмотри, сколько следов. Сплошные протекторы. Похоже, что здесь оживленное место.

Тамара всмотрелась и увидела, что дорога и вправду сплошь исчерчена следами шин всевозможного калибра — от толстых вдавлений, оставленных обремененными ношей фурами, до легких велосипедных росчерков.

— Не зря он, видно, распинался про очередь, — говорил между тем Марат и мрачнел с каждым словом, обнаруживая невиданные резервы скверного настроения. — Неровен час, проторчим там всю ночь.

— Мы не на границе, здесь не Брест, — голос Тамары звучал недоверчиво. — В конце концов, ты сможешь применить свои таланты… когда это ты стоял в очереди?

На эти лестные слова Марат лишь хрюкнул и полез за руль.

— Ладно, посмотрим, — пробормотал он с деловитой угрозой. — Садись!

Тамара устроилась рядом, и Марат, не дожидаясь, пока она сядет поудобнее, рванул с места. «Пежо» ахнул и понесся во мглу, где дорога, деревья и небо сливались в сплошное черное пятно.

— Это странно, — сказала Тамара и пристегнула ремень.

— Что странно?

— То, что мы здесь одни. Столько следов — и ни души.

— Кто не успел, тот опоздал, — горько усмехнулся Марат, намекая на себя. — Жрать охота, сил нет. Брось мне пакет.

Тамара перегнулась через спинку сиденья, нашарила пакет с давно остывшими гамбургерами и положила Марату на колени. Тот, не глядя, запустил свою лапищу внутрь, вынул мертвую булку с холодной подошвой внутри и впился в нее неразборчивыми зубами.

— Как в тебя это лезет, — не выдержала Тамара. — Эту помойку можно употреблять только в горячем виде. Чем горячее, тем лучше. И банку горчицы туда засандалить.

— Там есть горчица, — промычал Марат. Его губы мгновенно испачкались. Кружок лука плюхнулся на шорты, и Марат смахнул его на пол. Тамара инстинктивно подобрала ноги. Немного подумав, она забрала пакет, нашла в нем сыпучий коржик и присоединилась к трапезе.

— Вода осталасьь? — осведомился Марат.

— Четыре литра.

— Дай мне скорее запить.

Машину внезапно тряхнуло, и Тамара чуть не выронила двухлитровую пластиковую бутыль.

— Черт бы их взял! — крикнул Марат, уронивший гамбургер. — Собаки!…

И замолчал, потому что «пежо» вдруг пошел ровно и плавно: под колеса ему вновь струился асфальт. Фары высветили большой фанерный плакат на шесте, косо воткнутым в придорожную траву. Марат притормозил, и они прочитали: «Строительство объекта ведет компания братьев Хардвер и Софтуар. Начало работ — окончание работ». Сроки поставлены не были, а сам плакат выглядел побитым стихией.

— Какое-то шоссе, — безучастно сказала Тамара.

— Может быть, это и есть Лента, — предположил Марат, бездарно симулируя бодрость и оптимизм

Машина рассекала ночь, одна-одинешенька под оранжевой луной.

— Кто такие эти братья? — Тамара задумчиво накрутила локон на палец.

— Наверно, какая-нибудь фирма. Типа нашего СМУ или как его там.

— Позорище, — покачала головой Тамара. — Куда не посмотришь — всюду иностранцы вкалывают. Будто сами не можем.

— Это все бабки, — возразил Марат и влез туфлей в недоеденный гамбургер. — Они там глотку друг другу перегрызут за контракт. Им только дай.

Тамара подалась вперед.

— Смотри, что это там? — она выставила палец, и цыганские браслеты ответили ей вкрадчивым металлическим шорохом. — Светло, как днем!

— Вижу, — кивнул Марат. — Это, наверно, нехилые фонари. Приехали, там шоссе.

— Лучше, чем ничего, — рассудила Тамара. — Сейчас спросим кого-нибудь. Заброшенную трассу не будут так освещать.

Дорога, как нарочно, стала петлять. Асфальт резко свернул направо; еще через какие-то двести метров поменял направление и устремился в лес, откуда вывернул, не задерживаясь; Марат не проехал и минуты, как снова пришлось отклоняться, он только и делал, что подмигивал то правым, то левым поворотом — машинально, как всякий мало-мальски опытный водитель. Ловя себя на этом, он чертыхался, видя, что предупреждать ему некого, разве что безмозглых ежей и белок. А Тамара следила за небом, все больше убеждаясь, что дело не в фонарях. Занимался рассвет. Тамара посмотрела на часы: без пяти минут полночь.

Марат отпрянул, напуганный въездом в разгоравшееся зарево. Движение было инстинктивным, на лице появилось недоуменное и рассерженное выражение. Держа руль вытянутыми руками, он притормозил и что-то пробормотал.

— Что ты говоришь? — не поняла Тамара.

— Который час? — повторил Марат раздраженно.

— Двенадцать часов ночи, — ответила та с торжеством, которого сама не понимала.

— Тогда почему так светло?

Тамара поднесла часы к уху:

— Тикают. Может быть, они отстали?

Марат издал негодующий звук:

— По-твоему, получается, мы целую ночь проездили? Не смеши людей!

Смеяться было некому.

— Посмотри на счетчик, — не унимался Марат.

— Зачем на него смотреть, — огрызнулась Тамара, с беспокойством следя за разгоравшимся небом. — Я и так знаю, не дура еще.

Марат покосился в ее сторону, собираясь что-то сказать, но промолчал.

— Семь километров — это, видать, по прямой, — сообразил он чуть позже. — Урод! Вот же козлина! Я не я буду, если не вернусь, когда заправимся! Забью ему штуцер по самое не хочу, до старости будет мыкаться!

— Солнце, смотри, — перебила его Тамара. — Видишь, над елками?

Она могла бы не уточнять, Марат видел солнце.

— Давай и правда вернемся, — попросила жена. Она встревоженно покусывала дужку очков. — Мне почему-то не хочется ехать дальше. У меня такое чувство, будто это не солнце.

— А что же это? — Марат мрачнел на глазах. — Летающая тарелка? Альфа Центавра?

— Я не знаю. Я знаю только, что мы не за Полярным Кругом. Догадываюсь об этом, да? Согласен?

— Не ори.

— Ты себя не слышишь, «не ори», — передразнила Тамара. — Останови машину.

— Зачем?

— Мне надо выйти.

— Потерпишь.

Тамара отвернулась. Машина шла осторожным ходом, выжимая километров тридцать.

— Не стоит выходить, — Марат решил разъяснить свою неуступчивость. — Как будто мало пишут про аномалии. Солнце в полночь, взбесившиеся часы — мало ли, что там снаружи.

И он покосился на плотно закупоренные окна. Марат порадовался замкнутому пространству, не доверяя внешнему воздуху.

— Может быть, ты не зря про тарелку сказал? — в голосе Тамары слышалось презрение. — Ну, понятно. От зеленых человечков тебе не отбиться, это тебе не халдеи в шашлычной.

Марат вдруг усмехнулся и ударил по тормозам. «Пежо» коротко взвизгнул и остановился; в его окна постучалась ядовитая тишина.

— Выходи, — пригласил Марат. — Девочки направо. Мальчики, как всегда, налево, но я тут посижу.

Тамара не двигалась с места.

— Ну, что же ты? — удивился Марат. Восходящее солнце потянулось лучом к его золотому зубу, но не достало.

— Я не хочу выходить, — призналась Тамара. — Я просто хотела, чтобы ты остановился. Давай вернемся и кого-нибудь подождем. Ведь должен же кто-нибудь проехать, рано или поздно.

— А ты уверена, что там будет лучше? — пробормотал муж, барабаня по приборной панели.

Тамара не ответила. Марат снова посмотрел на солнце, сорвал с запястья часы и сунул в бардачок. Вид полуночных стрелок мешал ему принять решение, но Марат не прощал помехам. Без часов стало спокойнее; он взялся было за ручку, собравшись опустить стекло, и тут же передумал, хотя ему отчаянно хотелось принюхаться и прислушаться. Тишина была полной, какой она и должна быть глубокой ночью — птицы безмолвствовали, цикады им вторили, отсутствуя в лесу и обитая, вероятно, в полях и лугах: так казалось Марату, который много бы дал за карту окрестных полей и лугов, которую ему предлагали, а он высокомерно отказался, сославшись на интуицию. Она, объяснял Марат, никогда его не подводила; благодаря интуиции он до сих пор жив, и неплохо жив. Втолковывая это побледневшему торговцу, он говорил громко и не заботился, слышны ли его речи Тамаре.

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая