Лента Mru - Смирнов Алексей Константинович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/42
• Следующая

— Продиктуйте мне, пожалуйста, ваш номер, — сказал незнакомец, одновременно залезая к себе в задний карман и выцарапывая шариковую ручку.

— Сейчас, разбежался, — ответил Марат. — Зачем это?

— Затем, что мы сообщим его всем остальным, — быстро ответил седой мужчина, как будто хотел поскорее отделаться от неприятной темы и заняться какими-то важными делами, которых у него, скорее всего, не было — во всяком случае, Тамара была в этом убеждена. — В пределах Ленты вы сможете общаться по телефону, — так же торопливо продолжил старик. — Можно анонимно, вашего настоящего имени никто не спрашивает. Неограниченно долго. Деньги заморожены.

Марат прыснул и покрутил головой, отдавая должное старческому бесстрашию.

— Командир, я не буду ни с кем общаться. Я твое общение в гробу видел. А номер моего мобильника в гробу увидишь ты, — он очень внятно выговаривал каждое слово.

— Что здесь происходит? — перебила его Тамара. — Разве нельзя объяснить сразу?

Мужчина уставился на нее взглядом, который вдруг стал совсем прозрачным. Рот приоткрылся, рука зависла над обвисшим листом. Все замерли; ждали слюней. Но старик пожевал и тусклым голосом сообщил:

— А мы здесь ни на что не влияем. Мы всяко сдохнем. Все что нам разрешают — это болтать друг с другом, пока не пересохнет во рту. У нас даже элементы питания в телефонах не садятся. Не знаю, почему, но не садятся. Зато консервы заканчиваются.

— Какие, черт побери, консервы?

Старик хотел объяснить, но осекся, приставил ладонь козырьком, чем сразу напомнил Марату недавнего бензозаправщика, и уставился на что-то, появившееся за у Марата за плечом. Марат оглянулся: к последнему в очереди автомобилю, то есть к его собственному, подъезжал следующий: ничтожная и несвежая «копейка». Она заглохла в метре от «пежо», и наружу сразу же выкарабкался долговязый субъект с длинными волосами, в очках и с бородкой, совершеннейший разночинец, интеллигент из народников — но, может быть, наоборот. Он прыгающей походкой зашагал к Марату, Тамаре и старику.

— А что случилось? — протянул он, щурясь на солнце.

По словам старика выходило, что на шоссе происходят странные вещи. Более того — самой странной вещью выглядит само шоссе.

— Знаете, липкая лента бывает такая, — отвратительное сравнение было подано безучастным голосом, от которого у слушателей волосы встали дыбом.

Старика перебили только однажды: из третьей по счету от них машины вдруг выпала женщина лет пятидесяти и принялась визжать на одной ноте. Она колотила кулаком по асфальту, мотала растрепанной головой и не давала к себе прикоснуться, хотя из салона к ней тянулись какие-то руки. Люди, дышавшие якобы свежим воздухом, перестали разговаривать и смотрели на нее, не делая попыток вмешаться. Те, что скрывались в автомобилях, наружу не выходили и ничем себя не обнаруживали. Женщина вдруг замолчала и позволила втянуть себя обратно в раскаленную «шестерку», одинаково спасительную и губительную.

Видя, что событие себя исчерпало, рассказчик отвернулся и продолжил повествование.

Никто не имел представление об истинной протяженности очереди.

— Снарядили троих, — горестно усмехнулся старик. И добавил без всякой связи со сказанным: — Моя фамилия, между прочим, Торомзяков.

— Боговаров, литератор, — поклонился разночинец.

Тамара, теребившая платок, коротко назвала себя и Марата.

— Троих, — повторил Торомзяков. — Они запаслись едой на неделю, а то и больше. Отправились… — он вздохнул. — Отправились в голову очереди. Искать, получается, эту голову. Сначала звонили, докладывали, передавали номера тех, кто дальше. Телефонные номера, — уточнил он. — А потом… позвонили, сказали, что там уже трупы. Все чаще и чаще. Живые говорили, что все от разного померли — кто-то больной был, остался без лекарств; кого-то разбил паралич, двое сами… глотнули чего-то. Хотели повеситься, да не сумели сойти с дороги, хотя вот они, деревья, рукой подать, — и Торомзяков подал, показывая на деревья, будто предлагал убедиться лично в невозможности удавиться. — Иные рехнулись, многие отказались от еды. Экспедиция с ними делилась, а они ни в какую. Одна хотела рожать, вся кровь из нее вышла…

— Постой, дед, — Марат взялся за голову. — Что ты гонишь, что это за фуфло. Ты-то сам здесь сколько стоишь? Ты же недалеко от меня, а говоришь, словно месяц тут прожил.

— Я просто повторяю, — пожал плечами Торомзяков. — Информация здесь распространяется стремительно. Можно сказать, зарождаются свои мифы, легенды… Телефоны есть у многих, обсуждение идет постоянно. Вот и ваш телефон — давайте, я передам, и вам от звонков отбоя не будет. Впрочем, я сбился. Я еще не досказал. Собственно говоря, досказывать-то и нечего — прошло еще два дня, и сообщения прекратили поступать. Так никто и не знает, где те ребята. Дошли ли они? И докуда дошли?

Марат отпустил свою голову и покрутил ею.

— Погоди. Я не догоняю. Тут же есть место. Почему же никто не объехал, не ушел вперед?

— А вы попробуйте, строньтесь, — Торомзяков неожиданно порозовел. — Вы пробовали? Мотор не заводится, да?

— Секундочку, — Боговаров по-прежнему улыбался, но исключительно по привычке, которая, судя по всему, была давней и скверной. — А почему бы не попробовать уехать назад?

— Да по той же причине, — развел руками Торомзяков. — Уехать нельзя никуда. И уйти нельзя никуда. Разве только вперед, но я вам только что рассказал, чем это закончилось. Но если вы вздумаете отправиться лесом, то зря потратите время. Вам не сойти с обочины, и назад по шоссе, где очередь кончается — тоже не уйти. Там что-то мешает. Это как носок, который растягивается, и мы пока на дне. Когда приедет новенький, донышко чуть отъедет.

— Клеем намазано, да? — угрюмо спросил Марат. — Фантастическое поле? Невидимое?

— Вы можете думать, что вам угодно, — с некоторым раздражением отозвался старик. — Мое дело предупредить. Попробуйте сами, коли не жалко сил.

В сотни метрах от места, где они разговаривали, ближе к машине Торомзякова, отворилась еще одна дверца. Наружу выбрался толстый, с узкой бородкой человек в легких брюках и полосатой рубашке. Он упер руки в бока и стал смотреть на солнце. Его защищал козырек легкомысленной бейсболки.

— Батюшка вылез, — пробормотал Торомзяков.

— Поп, что ли?

— Поп, да не наш какой-то, — Торомзяков махнул рукой. — Кто его разберет, их много развелось. В общем, я скажу вам так: деваться отсюда, добрые люди, нам некуда. В километре, — он показал на горизонт, где машины сливались в пеструю гусеницу, — застряла фура с консервами. И с питьем есть машина — в ней лимонад. Пока кто хочет — кормится. А дальше не знаю, что будет — если только еще кто пожалует, с грузом.

— И туалет, как я догадываюсь… — Тамара не договорила и выразительно потянула носом воздух.

— Да, — Торомзяков извиняющеся выпятил губу, как будто был виноват в беспорядке. — Кто как устроится.

— Так-так-так, — пропел Боговаров и указательным пальцем поправил очки.

Торомзяков всмотрелся в его лицо и показал себя начитанным человеком:

— Вы ведь писатель? — спросил он в полуудивленном узнавании.

— Не без того, — Боговаров отвесил новый поклон. — Приятнее было бы пообщаться в иных условиях…

— Правильно, — вспомнила Тамара. В ее тоне зазвучала неприязнь: — Судя по вашему творчеству, условия для вас самые подходящие. Это ведь ваш бестселлер — «Дерьмо из морозильника»?

— Совершенно верно, — у Боговарова были кривые желтые зубы и озорные, горящие глаза. — Но я ничего не создаю, я пишущая машинка для неизвестного существа, и у меня западает клавиша. А вот скажите-ка мне, любезный, одну штуку, — он обращался к Торомзякову и медленно наступал. — Если у всех у вас телефоны, то почему вы не вызвали помощь в такой… как бы помягче выразиться… неоднозначной ситуации? — Боговаров сорвал очки, сунул в нагрудный карман мятого пиджака. Марат решил, что он сейчас набросится на старика. — Почему бы вам было не позвонить в милицию? Пригласить пожарных, милицию, военных?

• Предыдущая
• 35/42
• Следующая