Бухенвальдский набат - Смирнов Игорь - Страница 44
- Предыдущая
- 44/48
- Следующая
Но продолжение событий было только на следующий день.
10 апреля комендант лагеря категорически потребовал эвакуации 500 советских военнопленных. Очевидно, за них он нес особую ответственность и был непреклонен.
Идет срочное заседание Интернационального комитета. Взвешиваются все «за» и «против». За прошедшую ночь звуки артиллерийской стрельбы не приблизились к лагерю. Армия генерала Паттона застряла где-то за Веймаром. Как протянуть время?
Интернациональный комитет выносит решение – сделать уступку, согласиться на эвакуацию. Но одновременно дается наказ – выходить вооруженными и при первой же возможности в пути разбежаться. С военнопленными уходит руководитель подполья Николай Симаков и командир бригады Степан Бакланов. Русский боевой отряд теряет одну из своих четырех бригад. Я категорически против этого решения. Нельзя отпускать самых сильных и боевых ребят. Но решение есть решение: в полдень военнопленные выстроились у своих бараков 1-го, 7-го, 13-го.
Уходят наши товарищи, уносят оружие!
Но что это? Не все уходят. Вон в полосатой куртке политического стоит в стороне Костя Руденко, а вот еще ребята.
Значит, они остаются с нами? Эх, молодцы!
Четко печатав шаг, колонна двинулась к воротам. К ним пристраиваются полторы тысячи узников малого лагеря, согнанных на аппельплац. Что сейчас будет? Вдруг их обыщут! Вдруг с них начнут уничтожение! Спокойствие. На тот случай и стоят у блоков 8,25, 30 и 44-го готовые батальоны. Их командиры во 2-м бараке, отсюда видны ворота. В случае чего…
Но нет, все как будто в порядке. Колонна прошла через ворота. Стрельбы за веротами не слышно.
Как стало известно много спустя, военнопленные выполнили наказ комитета, почти все разбежались в пути…
И снова лагерь как будто впал в оцепенение, настороженно прислушиваясь к отзвукам недалекой и неблизкой артиллерийской стрельбы все в той же стороне Веймара, Эрфурта.
И все-таки, кажется, события наступают…
Никого из эсэсовцев в лагере нет. Конспирация полностыю нарушена, командиры подразделений беседуют со своими бойцами, дают наставления.
Почти открыто заседает Интернациональный комитет. Вызваны я и Николай Кюнг, так как Николая Симакова больше нет в лагере. Нас вводят в члены комитета. Речь идет о том, кто возглавит командование лагерными отрядами. По общему решению командование поручается французскому полковнику Фредерику Манэ, меня назначают его заместителем и оставляют командиром русского отряда, С рассветом артиллерийский гром на западе усилился. Мы, люди военные, понимаем: теперь комендант просто не успеет эвакуировать лагерь, но уничтожить его – на это не нужно много времени.
Вдруг раздается угрожающий вой сирен, и сразу же нарастающий гул самолетов: воздушная тревога. Что такое? Они летят бомбить нас? Они вызваны комендантом? Тогда почему объявляется воздушная тревога? Нет, это, конечно, самолеты союзников. Они идут низко над лагерем, но, увы, проходят мимо.
И снова ожидание повисло над лагерем.
Комендант Пистер ведет себя странно: он вызвал к себе старосту Ганса Эйдена и, заигрывая с ним, заговорил о том, что в Европе знают: с его приходом положение в Бухенвальде стало гораздо лучше. Что это, хитрость на всякий случай?..
И тут же новая весть, которую сообщают немецкие политические: уничтожение лагеря назначено на сегодня, 11 апреля, на 17 часов. В случае надобности, будут бомбардировщики или штурмовики с ядовитыми газами.
А в лагере 20000 человек!
Опять собирается Интернациональный комитет. Вальтер Бартель начинает:
– Ждать союзников больше нельзя, восстание – единственное спасение. 15 часов 15 минут. Взрыв гранаты у кантины – сигнал к штурму. Кто за? Принято единогласно. Будет осуществляться план Б – прорыв из лагеря через колючую проволоку и дальнейшие действия, как предусмотрено.
Сразу же собирается русский военно-политический Центр. Приглашаются командиры и комиссары бригад и батальонов. Вырабатывается воззвание ко всем бойцам:
«Товарищи! Фашистская Германия, потрясшая мир чудовищными зверствами, под натиском Советской Армии, союзных войск и тяжестью своих преступлений рушится на части. Вена окружена, войска Советской Армии наступают на Берлин, союзники – в 40 километрах от Ганновера, взяты Зуль, Гота, идет борьба за Эрфурт.
Кровавый фашизм, окончательно озверевший от предчувствия собственной гибели, в предсмертных судорогах пытается уничтожить нас. Но его часы сочтены. Настал момент расплаты. Военно-политическое руководство лагеря дало приказ в 15 часов 15 минут начать последнюю беспощадную борьбу. Все, как один, на борьбу за свое освобождение! Смерть фашистским зверям! И будь проклят тот, кто, забыв свой долг, спасует в этой последней беспощадной борьбе! Наш путь героический. В этой героической борьбе победа будет за нами.
Все, как один, подчиняясь военной дисциплине, приказам, распоряжениям командиров и комиссаров, презирая смерть, горя ненавистью к врагам, – вперед трудным, но героическим путем к свободе.
Да здравствует свобода!»
Военно-политический Центр дает последнее распоряжение: зачитать воззвание по блокам и приступить к раздаче оружия.
Что тут поднялось в лагере! Тишина, царившая последние дни, взорвалась.
Даже те, кто уже знал о существовании подпольной армии, не представляли, «сколько же у нас оружия. И когда стали отдирать доски полов, стен, вскрывать все тайники, и на столах в блоках появились карабины, пистолеты, гранаты, кинжалы, бутылки с горючей смесью, крикам восторгов, казалось, не было предела. Люди махали руками, вскакивали на скамьи, на столы, целовали оружие, тянули руки, чтобы коснуться холодной стали пистолетов, пересчитывали патроны.
Но и это ликование улеглось. Оружие спешно чистилось, пригонялось, ставилось на боевой взвод, Конечно, всем не хватило. Но, подчиняясь общему подъему, люди хватали лопаты, ломы, камни, скамьи…
Среди эсэсовцев тоже движение, суета. Раздается сигнал общего построения, в беспорядочной спешке грузят на машины имущество, бегают солдаты. По громкоговорителям ревет голос раппорфюрера: «Всем офицерам и солдатам СС немедленно выйти из лагеря!»
«Выйти из лагеря?» Это хорошо!
Собираемся у 25-го блока.
Рядом со мной Бакий Назиров – командир деревянной бригады, Бибиков – командующий каменной бригадой, Сергей Пайковский, которому с карантинным лагерем приказано быть в резерве. Последние наказы: Бакий идет на угловую вышку и деревянные запасные ворота, Бибиков атакует правее, Сергей Пайковский ждет особого сигнала. Здесь же Валентин Логунов со своим штурмовым батальоном. Ребята все с оружием. Они кинутся первыми. А вот батальоны Сергея Харина и Григория Черного. Подошел полковник Манэ, постоял на крыльце, в восхищении покрутил головой, видя нашу численность и готовность. Ко мне подходит Николай Кюнг:
– Иван Иванович, служба безопасности закончила свою работу. Куда прикажете мне?
У нас почти открыт правый фланг, за лазаретом. Место не вызывает больших, опасений, охраны там немного, но вдруг оттуда подойдут воинские подкрепления.
– Возьми связных – и за лазарет! Сообщай обо всем, что увидишь, на 7-й или 30-й блок. Я буду там.
Отобрав с десяток ребят, Кюнг скрылся за бараками.
Эсэсовцы с вышек заметили движение в лагере. Забили пулеметы. Цвинькают пули. Но большого огня нет. Видимо, фашисты еще не знают, что готовится и что делать им.
15 часов 15 минут. Ясно услышанный всеми взрыв гранаты около угловых ворот бросил всех с места. В ту же секунду мощное ликующее «Ура!» затопило аппельплац. Оно было настолько громкое, страшное и бесконечное, что на некоторых вышках солдаты-эсэсовцы, побросав пулеметы, стали прыгать с трехэтажной высоты. Казалось, вырвалась беспорядочная разъяренная лавина, готовая подмять, опрокинуть все, что попадется ей на пути, или разбиться о препятствие.
Крики, грохот, выстрелы заполняют лагерь. Мне не видно, что делается повсюду, командовать общим штурмом невозможно. Где-то с французами наш главнокомандующий полковник Манэ. От 7-го блока я вижу только кусок колючего забора и одну вышку.
- Предыдущая
- 44/48
- Следующая
