Перережь мое горло нежно - Бретт Майкл - Страница 7

Она покачала головой и жалобно сказала:

— Я получаю от жизни одни пинки.

— И это говорит такая хорошенькая девушка! Только не упрямься и мы с тобой поладим.

Она неправильно меня поняла. Глаза ее потемнели, потом она рывком схватила комбинацию, рывком стянула ее с себя и предстала передо мной совершенно голой.

Ее тело было стройным и крепким, а следы уколов на бедрах почти не заметны. Она приподняла рукой свои большие груди, как бы предлагая их.

— Ну, давай, — прошептала она, — иди ко мне.

— В другой раз, как-нибудь. Все, что мне сейчас от тебя нужно, это кое-какие сведения.

— Это еще что? Я в жизни еще не встречала легавого, которому можно было верить.

— Ты видела Лингла и девушку, которая с ним была. Что она тут делала? Я хочу знать о них все.

— Иди к черту! У тебя была возможность, коп. Ты не знаешь, от чего отказываешься.

Поговори с такой. Если бы я переспал с ней, она наверное скорее бы поверила, что я сдержу слово и отпущу ее. Но теперь она сомневалась.

— Прибереги это для других, — сказал я.

— Никогда мне не везло с мужчинами. Все вы одинаковые, вам бы только урвать, что можно.

— Вспомни Лингла и женщину, которая была с ним. Ты скажешь мне все, что я хочу знать и немедленно. Хватит с меня этих уверток.

— Что будет, если я расскажу?

Я поднял шкатулку с пола и показал ей.

— Я ничего не видел. Уеду отсюда и все.

— Как я узнаю, что вы меня не обманываете? Нет худших мошенников, чем копы. Я вас не знаю. Как я могу вам верить?

— Этого не требуется. Просто у тебя нет выбора. Ты меня не интересуешь. Мне нужна та женщина и Лингл.

— Врете! — злобно сказала она.

— Если ты снова попадешь туда, то там и сгниешь.

Я блефовал, но по отчаянию, мелькнувшему в ее глазах, понял, что угадал. Она уже побывала в тюрьме.

Ирма облизала губы…

— Я не знаю, куда она девалась, — сказала она тупо. — Они уехали сразу же, как только избили Лингла.

— Что они здесь делали?

— Вы обещаете, что отпустите меня?

Я кивнул.

— Кэгмен меня убьет, мне нужно сматываться отсюда, — сказала она шепотом скорее себе, чем мне, как будто боясь, что ее подслушают.

— У тебя не так уж много вещей. Соберешься за десять минут. Что они здесь делали?

— Ничего, развлекались. Они кололись оба.

— Откуда ты знаешь?

— Я узнаю наркоманов с первого взгляда.

— Она приводила кого-нибудь к себе, когда Лингла не было?

Она едко рассмеялась.

— Нет. Еще нет, но это только дело времени. Когда у них кончатся деньги, она начнет продаваться.

— Чем собственно занимался Лингл?

— Я ничего о нем не знаю. Разве что то, что он колется также, как и она. Кэгмен это знает и сдирал с них лишние полсотни в неделю.

— Кэгмен снабжал их?

— Нет. Он тертый калач и в такие дела не вмешивается. Он только знает, кто чем занимается и заставляет платить.

— А Лингл? Ты ведь с ним наверное разговаривала? Что это за тип?

— Он ни разу, со мной не заговаривал. Честное слово! Клянусь!

— Где его регистрационная карточка?

— Вторая полка сверху в шкафу за стойкой. Я ее там однажды видела.

Ее глаза светились желанием убедить меня в своей готовности помочь.

— Кто сейчас в конторе?

— Ночной сторож — портье.

Я направился к двери.

— Дайте мне десять минут. Мне нужно собрать вещи. Дайте мне шанс, ну будьте хорошим, — умоляла она.

Она собирала вещи как сумасшедшая, набросала платья в два чемодана и с трудом закрыла их. Потом жадно посмотрела на шкатулку.

Я отошел к окну и стал любоваться свалкой. Легко осудить наркомана, это дает ощущение превосходства, чувствуешь себя чище. Но в этом не больше смысла, чем осуждать диабетика или депрессивного маньяка. Лечение бывает длительным. Это болезнь.

Когда я обернулся, шкатулка исчезла, запакованная с другими вещами. Отобрав ее, я бы ничего не изменил в ее жизни. Она была бы даже способна на убийство, чтобы раздобыть наркотик.

Она бросила чемодан на заднее сиденье облупленного «Корвета», уселась сама и отъехала, ни разу не оглянувшись.

Машина прошуршала по гравию, потом выбралась на шоссе и унеслась прочь.

Я вышел в темную безветренную ночь. Широкий ясный месяц и понятия не имел о шприцах и убегающих наркоманах. Я подъехал к конторе и вышел, не выключая мотора.

Ночной портье был сутулым человеком с полоской песчаного цвета волос поперек темени, одетый в ярко — голубой костюм.

Он старательно осмотрел меня с ног до головы.

— Добрый вечер, — сказал он.

Я показал ему свой пистолет и сказал:

— Веди себя тихо и с тобой ничего не случится. Если пикнешь — пристрелю.

Весь Голливуд любовался бы мной в этой сцене из гангстерского фильма, где я играл главную роль.

— Деньги в ящике кассы, можете спокойно забирать их. Я не хочу неприятностей. Все о'кей. Вам никто не собирается мешать.

Я показал револьвером на туалет.

— Заходи и не высовывайся, пока не позовут.

Я захлопнул за ним дверь, повернув ручку, и подпер дверь стулом, отыскал карточку Эдварда Лингла и вышел.

Я ехал очень быстро. Портье позвонит Кэгмену и тот сразу же примчится. Но полицию вызывать не будет и за мной их не пошлет. Ему не захочется иметь с ними дело.

Через два часа я остановился у придорожного ресторана выпить чашку кофе и посмотреть украденную регистрационную карточку. Я переписал в свой блокнот номера машин и регистрационной карточки. И там даже был номер штампа, поставленного канцелярией, выдавшей права. В мотеле Кэгмена должно быть здорово воровали, если он придумал такую систему.

Кофе было дрянным, и я не удержался, чтобы не сказать веселой кругленькой официантке с опухлыми ногами:

— Такого кофе я не пил уже много лет.

Она приняла это наоборот и улыбнулась.

— Спасибо, спасибо, мистер. Мы варим только колумбийский.

— Напомните мне, чтобы я отсюда немедленно уехал, если случайно забреду сюда снова.

— Не беспокойтесь, я это сделаю, — ответила она мне вполне мирно.

— Я не хотел вас обидеть. Вы нравитесь мне, только у меня нет времени, чтобы все объяснить как следует.

Она улыбнулась.

— Потрясающе! Буду это помнить до самой смерти и еще долго после этого.

Я наградил ее полудолларом. Ее ответы стоили большего.

Я сел в машину, вернулся в Манхэттен и поставил машину в гараже. Потом позвал такси и сказал водителю:

— Отвезите меня домой, добрый человек. Я утомлен, на сегодня хватит суеты.

— Ага, это всем надоело. А куда везти?

— Домой, на тучные пастбища.

— На тучные пастбища?

— Домой, — сказал я и назвал адрес.

Когда мы приехали, я расплатился и попрощался с водителем.

— Доброй ночи, добрый человек!

— Доброй ночи, добрый человек, — повторил водитель.

Поднявшись к себе, я выпил двойной бурбон, а потом вызвал телефонистку на коммутаторе. Девушка сообщила, что звонила какая-то миссис Дженнингс.

— Три раза. И очень рассердилась, когда узнала, что вас нет дома.

— Ладно, что еще?

— Звонил еще некий мистер Швиммер. Сказала, чтобы он позвонил снова.

— Правильно. Когда будете говорить с ним следующий раз, спросите, какой породы его собака.

Я поставил будильник на девять и улегся спать. Утро наступило страшно быстро. Я принял душ и немного взбодрившись, позвонил Дженнингс. Трубку сняла какая-то девушка.

— Хент слушает. Миссис Дженнингс нет дома, но она распорядилась передать вам, чтобы вы позвонили ей сегодня между двумя и тремя часами в клуб Дрейка.

— Вы можете мне сообщить, как добраться до этого клуба?

— Разумеется, но она определенно сказала, чтобы вы ей позвонили, мистер Мак Грэг.

— Это было деликатное предупреждение. Я не должен у нее появляться без приглашения. Однако, то, что я должен был ей сообщить о дочери, лучше было сказать с глазу на глаз.

— Сначала я позвоню, — уверил я мисс Хент. — Мне бы не пришло в голову ворваться к ней без доклада.