Перехлестье - Алексина Алена - Страница 19
- Предыдущая
- 19/96
- Следующая
А вот Глену сейчас было совсем не с кем поделиться. Чем? Да влюбленностью своей. Потому что он и вправду… влюбился. Ну, или спятил. Ибо окружающий мир стал казаться ему прекрасным, заведение батьки Багоя – роскошными палатами, а сам Багой практически венцом творенья. Нет, влюбился, конечно, Глен не в трактирщика. Не настолько он спятил от выпавших на его долю приключений. Да и вообще за беглым колдуном, беглым вором и просто беглым никогда прежде не замечалось сумасшествия, а значит, вывод лишь один – влюбился.
Но… она ведь была чудом!
Просиживая днями напролет в «Кабаньем пятаке», который благодаря новой кухарке обрастал все большей популярностью в Аринтме, Глен не сводил с нее глаз.
Мужчина с удивлением понимал, что никогда прежде не видел никого столь же прекрасного. От нее исходили волны света и радостные солнечные зайчики! Она вся казалась солнцем – теплым, ласковым, ясным. Ее улыбка… он никогда прежде не видел, чтобы женщина улыбалась вот так – словно бы сама себе, но в то же время…
Ему в ней нравилось все. Он не мог объяснить почему. Не понимал. Просто нравилось. И влекло с неодолимой силой! Влекло так, что приходилось стискивать зубы, перебарывая отчаянье, ведь приблизиться волшебник не мог. Скрытый завесой невидимости, он не заказывал умопомрачительно пахнущую стряпню, не подзывал обслугу. Но почему тогда она, несколько раз проходя мимо него, вскидывала голову, словно отыскивая взглядом никем не замеченного посетителя? Ах, как он хотел окликнуть ее! Хотел улыбнуться, но еще больше хотел поговорить о ней. Хоть с кем-то! Рассказать о том, как блестят ее глаза. Какие они красивые! Как способна обогреть и утешить ее улыбка. Увы, собеседников и даже просто слушателей у него не было.
А может, Глен просто слишком много времени провел в одиночестве? Без возможности поболтать, покутить, без возможности просто жить, как жил всегда – разгульно, весело, рисково? Теперь же он простой наблюдатель. Скучно-о-о. Есть хороший шанс свихнуться. Мужчина помотал головой и усмехнулся сам над собой. Глупости какие-то в голову лезут.
Говорят, если колдун начал задумываться о чувствах, значит, ему пора на покой, ибо от любви до дурости – один шаг. А дурость для колдуна – недостаток смертельный, особенно если учесть, что покой таким, как Глен, принести может, увы, только дэйн. Век бы его не видать.
К слову о последнем. Этот что-то зачастил в харчевню. Явно положил глаз на Василису. И хотя мага бесила сама мысль о том, что дэйн и он находятся под одной крышей, поделать с этим ничего было нельзя. Но с другой стороны… как же весело понимать, что загонщик колдунов не чувствует, не знает про него! Потому как невидимость Глена до того сильна, что дэйн, могучий и всесильный, дэйн, которого даже колдуны и маги не могут убить, – он не ощущает его. Это забавляло.
Хотелось подойти и рявкнуть на ухо: «Выкуси!» Посмотреть бы, как он подпрыгнет. Но, конечно, ничего подобного Глен не делал. Дэйн есть дэйн. Вдруг все же учует. Лучше не выдавать себя. Ничего. Мы еще повоюем. Мы еще гаркнем свое «Выкуси!» так, что у всей харчевни будет в ухе звенеть.
В общем, дэйн таскался в трактир с завидной регулярностью и, видимо, хотел привлечь внимание стряпухи. Впрочем, последняя была одинаково приветлива со всеми и высокого гостя ничем не выделяла. Правда, когда он пришел в заведение первый раз, девушка расплылась в искренней улыбке и подлетела, сказав что-то, чего Глен не понял.
Дэйн ответил вежливо, но отстраненно. Как всегда. Улыбка девушки ни на миг не поблекла, но после этого Лиса держалась неизменно почтительно и тоже на расстоянии. Но Глен-то знал – дело было не в том, что кухарка почувствовала себя уязвленной или утратила интерес к мужчине. Просто Багой – злобный сыч – увидев, как стряпуха раздает авансы, испугался.
Сейчас, когда заведение стало наконец-то приносить прибыль, трактирщик впервые за многие годы разомлел от барышей, стал особенно жаден и придирчив – понятно же, что, наулыбавшись вдосталь видному посетителю, его работница поступит, как все незамужние бабы, – выскочит замуж и, весело помахивая передником, убежит нянчить детей да попиливать благоверного. А хромоножка Зария вряд ли сможет повторить трудовой подвиг этой вертихвостки.
Поэтому вечером того же дня Багой, насупив для пущей солидности брови, предпринял то, что в мире Василисы называли превентивными мерами, – провел с девушкой воспитательную беседу на тему – можно или нельзя строить глазки посетителям. Ответ был один – нельзя. Улыбаться улыбайся, но только по острой необходимости, ежели харч пересолила или там муху в похлебке кто отыскал, а чтобы дальше этого – ни-ни, а то ишь…
Васька сделала серьезное лицо, проникновенно покивала и последовала совету работодателя. Ей нравилось в его трактире, и портить отношения с довольно адекватным в общем-то мужиком не хотелось, тем более в новом мире девушка еще не очень обжилась. Опять же Зария есть – на кого такую оставишь?
Поэтому стряпуха каждое утро принимала озабоченный вид и всячески старалась нацепить на лицо серьезную мину. Однако от Глена не скрывались веселые смешинки, искрами мелькавшие в ее глазах. Стряпуха была забавная. Невысокая, мягкая, улыбчивая, с ворохом кудрей. Очень уютная и в то же время очень отовсюду заметная.
Поэтому, несмотря на внезапно посерьезневшую кухарку, люди в харчевню шли. А Багой хмурился каждый раз, когда беззаботная работница забывалась и улыбалась незнакомцам во все десны. Трактирщик старался держать хохотушку хотя бы подальше от зачастившего в трактир дэйна, подсылая к тому колченогую Зарию.
Вот и сейчас зыркнул на чернушку, чтобы поспешила, но та столь неловко собирала со столов грязные миски, что по всему было видно – сегодня дэйна обслуживать Василисе.
Хлопнула дверь, но харчевник этого не услышал, поскольку весь сосредоточился на мысли о несовершенстве мира и непостоянстве баб.
– Дэйн, а дэйн, что-то ты сюда едва не каждый день ходишь. – Напротив того, от кого Багой ревностно старался держать в стороне стряпуху, остановился высокий рыжеволосый мужчина.
Хищное лицо придавало ему определенное сходство с ястребом, чуть прищуренные синие глаза смотрели пронзительно и испытующе.
– Здравствуй… отец, – с небольшой заминкой произнес дэйн.
Во взгляде жреца промелькнуло мстительное удовольствие. О-о-о… он знал, как такие не любят служителей храмов, говорящих напрямую с богами! К тому же какой он ему отец? Они были ровесниками.
Почему дэйны не любили молельников? Да потому что те единственные, кто напоминал им и окружающим о том, что эти мужчины – всего лишь послушное орудие богов, исполняющее вышнюю волю. Не какие-то особенные, не избранные, не спасители. Жалкие наемники, которым и жизнь-то оставляли только потому, что не печально их было терять.
Да, не любили дэйны жрецов, но, увы, боги сказали свое слово.
– Здравствуй. Так что же ты сюда зачастил? – Пришедший легко опустился напротив и застыл, словно ожидая откровений.
Дэйн улыбнулся ему с такой же прохладцей во взгляде:
– Да вот… ем иногда. Наслаждаюсь. Все-таки непросто быть орудием богов. Да и голод опять же… терзает, как всех обычных людей – несколько раз в день.
– Мм, – с едкой насмешкой протянул собеседник и неожиданно произнес: – И все же я не понимаю, почему дэйны женятся? Ты не объяснишь? Вы ведь, хотя и воины, но не обычные наемники. По сути, бездумные исполнители небесной воли, а значит, должны быть послушным оружием в руках небожителей, лишенным сомнений, страха, привязанностей. Я даже вопрошал об этом высшие силы, но, увы, так и не получил ответа.
Служитель храма обернулся и смерил равнодушным взглядом приближающуюся к их столику Василису. Хотя… может, этот взгляд казался не таким уж и равнодушным.
– Здравствуй, красавица, – расплылся он в улыбке.
Девушка улыбнулась в ответ.
Единственным посетителем, которого она приветствовала всегда с неизменно отсутствующим видом, был именно этот. Стряпуха Багоя как будто чувствовала деланость добродушия в голосе мужчины, словно была уверена в неискренности его слов.
- Предыдущая
- 19/96
- Следующая
