Стихотворения и поэмы - Маркиш Перец Давидович - Страница 21

Един, как сердце и как боль, затем, что

Закат — преддверье пламенной зари!

Я возложил тебя на рамена,

О век!

Я препоясался тобою,

Как каменным широким кушаком.

Огромной крутизной встает дорога,

И должен я взобраться на нее.

Сквозь вой ветров, сквозь снеговые крутни

Я подымаюсь... Многие погибнут

Среди сугробов. Многие сорвутся...

Я слышу хряск суставов и костей,

Я слышу вопли падающих в бездну.

Вы все, как кровь, рокочете во мне,

Вы все, вы все растете из меня

И упадаете с меня плодами...

Так бейся, сердце, за обоих. Бейся

Для тех, которых я навек отринул,

Для тех, которым дружбы дал обет, —

Ты быть должно гробницей и купелью.

Встает дорога дикой крутизной.

Сквозь вой ветров, сквозь снеговые круты

Вперед, мое единственное сердце!

Один есть путь, ведущий и приведший!

Но долг последний должен я отдать

Покойнику — закрыть ему глаза,

От света отделить и, на вершину

Взнеся останки бренные, достойный

Ему воздвигнуть памятник в веках —

И возложить на памятник, как меч

На ту могилу, где почиет воин,

Его пустую продранную торбу, —

Затем, что с этой торбой за плечами

Шел сквозь века и множился народ.

1932

Перевод Д. Бродского

«О небо!..»

* * *

О небо!

О земля!

Отцы-бородачи

И деды дряхлые!

Ваш сонм сидит печален,

Как древние пророки у развалин,

Над грудами тряпья сидит в глухой ночи,

Убогие лотки, как Библию, листая.

Уже на путь людской

Не ляжет ваша тень.

Как с бочек обручи, отскакивает день

За днем от вас навек —

И бродит ночь пустая.

Облезлой мордою, вся в копоти, пьяна,

Суббота чешется о переплет окна.

Сгибайтесь, торгаши!

Цыган, быть может, днями

Объявится — с шатром, иссохшим, как репье,

Серьгой из олова уплатит за тряпье,

Украсит пальцы вам жестяными перстнями.

Чего еще теперь

Вам нужно на земле?

Что за печаль гнетет

Вас на путях поныне?

Нет, больше вы меня не ждите в черной мгле!

Для вас — теперь и впредь —

Меня нет и в помине.

1932

Перевод Д. Бродского

ПРОДОЛЖЕНИЕ

ПРОДОЛЖЕНИЕ

Не гладиатором в тавернах Афродиты,

Не в черной гущине бурьяна и волчцов,

Где в груду свалены для воронов и псов

Казненные рабы, пираты и бандиты,

Но на Везувии — в сияющей выси —

Свой гнев, свою мечту и жажду вознеси.

Засядь на крутизнах, направленных к восходу,

Фракиец, и, ветра созвав там на собор,

Сенату возвести и миру обнародуй

С надменным Цезарем возобновленный спор!

Минуя мраморный и медный Капитолий,

Минуя портики Помпеи, где, горды,

Текли манипулы, сомкнув свои ряды,

Под крыльями орлов, предвестников неволи,

Сквозь виноградники, спаленные дотла,

Сквозь придорожные несметные могилы,

Сквозь мертвые века, событья и дела, —

Кометой пронеслись живой, огненнокрылой,

Походы грозные и подвиги твои, —

Взойди ж — и с Цезарем борьбу возобнови!

Из плеч твоих, Спартак, разрубленных, играя,

Как ключ, ударивший из каменных пластов,

Сквозь хаос боевой бежала кровь живая;

Бежала, яростный расплескивая зов,

И опаляла кровь багряными волнами

Пески и валуны, въедаясь в них, как яд, —

Песчинка средь песков, валун меж валунами

Воспоминание о ней еще хранят, —

Сгущаясь в облака, струя сквозь Тибр и Сену

В Неву, в широкий Днепр пылающую пену...

В твоем отечестве — затменье... Как тюрьма,

В полях — из края в край — распластанная тьма.

К Везувию, Спартак! Вовеки не впадала

Заоблачная высь в безвыходную тьму!

Там — властвует лазурь, там — огненные шквалы

Кружат над кратером в торжественном дыму...

Засядь на крутизнах, направленных к восходу,

Фракиец, и, созвав созвездья на собор,

Сенату возвести и миру обнародуй

С надменным Цезарем возобновленный спор!

Его узнаешь ты не по морщинам тоги,

Не по бряцанию короткого меча, —

Рубаха черная на Цезаре, и строгий,

Надменно-белый крест глядит с его плеча, —

Чудовищную тень отбрасывают плечи,

И вся страна во тьме, бескрайней и глухой.

Но под Сицилией уже заводят речи

Сигнальные костры, уж факельный прибой

Из Каталонии спешит к тебе сурово...

Взойди же и вещай: твое да слышат слово!

То наши небеса, то наша твердь, наш Рим,

И солнечный огонь, и звездный блеск нетленный,

Всё ярче наш восход над мраком мировым, —

Уж наша родина — шестая часть вселенной,

За нею тянутся и остальные пять!

Уж нашей поступью любая бредит пядь

Земли, — за каждый след, оттиснутый стопою,

За каждый наш кирпич, коль грянет вызов к бою,

Ощерятся леса, стряхнув с ветвей листвьё,

Сбегутся кряжи гор — и станут под ружье.

Вот мир перед тобой — от края и до края,

В нем наша ненависть и наша скорбь глухая.

Он вновь рождается, огромный, огневой,

И вновь — из наших рук — приемлет облик свой!

Теперь вселенная, потрепанная шквалом,

Измученная, спит; в затишье небывалом

Равнины и холмы, как море пред грозой,

А наш резерв стальной — не пастухи-номады,

Не темных батраков нестройные отряды,

Вооруженные дубиной и косой...

Мы возвращаемся с любовью к нашим будням,

Мы ртами жаркими к руинам припадем,

Заводы и поля фанфарами разбудим

И с плачем выплещем в просторе молодом

Столетья скорбные насилий и обмана;

И в час, когда пути из наших рук взойдут,

И в час, когда ветра, натужась, раздадут

Пред нами кругозор — ограду из тумана, —

Мы на могильники укажем, чей редут

Превыше снежных Альп, обширней океана.

Вот мир, начерченный на наших спинах! Вот —

Обремененные в столетьях, как поклажей,

Кровоподтеками материков и вод,

Рубцами рубежей и швами горных кряжей!

В них вражеский свинец переплавлялся в гнев,

Зарницами из ран хлестал, осатанев...

Вглядись и опознай живую карту мира —

Столетьями борьбы начертана она,

Прочти огромные, как время, письмена,

Что вывели копье, булыжник и секира!

Без устали в нее вникали мы стократ,

Когда, враждебные осиливая мили

От гималайских льдов до буковых Карпат,

Сквозь пламя и сквозь тьму победный марш стремили, —

В торжественном пути — с восхода на заход —