Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы - Коцюбинский Михаил Михайлович - Страница 77
- Предыдущая
- 77/151
- Следующая
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
77
‹16 сентября 1896 г.›
* * *
О, знаю я, немало прошумит
Метелей над моею головою,
Надежд немало в сердце облетит
Зеленой, вихрем сорванной листвою.
Не раз меня обнимет, как туман,
Как чад, неверия отравное дыханье -
И в то, что мне талант судьбою дан,
И в то, что вообще есть у людей призванье.
Не раз в душе наступит перелом,
И очи глянут в бездну роковую,
И я увижу над любви челом
Изношенную шапку шутовскую.
Не раз еще в томленье упаду
Перед покрытой статуей Изиды,
Не раз я с кораблем на дно пойду,
Пока достигну новой Атлантиды.
Не раз мой голос дико прозвучит,
Как вопль среди безмолвия пустыни,
И я подумаю, что все, что взгляд манит,
Пустой мираж и нет нигде святыни.
И, может быть, не раз в проклятом сне
Напитком страшным смерть наполнит чару,
И вновь придется дни и годы мне
Не жить, а жизнь свою влачить, как будто кару.
Я знаю это и в тоске ночей
Жду: вспыхнет пламя в тех священных горнах,
Где закаляется железо для мечей
И сталь куется для боев упорных.
И если сделаюсь я сталью в том огне,
Скажите: новый человек родился;
А если я сгорю, не плачьте обо мне:
Клинок непрочный все равно б сломился!
‹7 сентября 1896 г.›
FІАТ NОХ![49]
«Да будет тьма!»-сказал наш бог земной.
И стала тьма, и хаос все покрыл,
Как перед сотвореньем мира. Нет, он гуще
Был, этот хаос, и блуждали в нем
Живые души, их давила тьма.
И призраки из хаоса вставали:
Болезни злые, бедность, голод, страх,
Необычайный страх знобил всем душу,
И самым смелым становилось жутко
От воплей и голодного стенанья,
Что подымалось, как со дна морского,
Из темной и большой толпы. Казалось
Частицей хаоса толпа людская
И голосом его. Порою раздавались
Во тьме глубокой крики: «Света! Света!»
И слышался в ответ могучий голос
Земного бога с возвышенья трона:
«Да будет тьма!» И хаос вновь царил.
О, не один потомок Прометея
Живую искру с неба добывал,
И много рук тянулось к этой искре,-
Она звездой казалась путеводной,-
И рассыпалась та большая искра
На маленькие искорки другие,
И каждый прятал искру, будто клад,
И с давних пор хранил в холодном пепле.
Она не гасла, тлела, как в могиле,
И не давала ни тепла, ни света.
А доблестный потомок Прометея
Наследовал удел печальный предка:
Изгнанье, муки, тягостные путы,
Смерть раньше срока в диком отчужденье…
И нынче так, друзья! И нынче тьма!
Эй, отзовитесь! Страшен этот хаос.
Отважный, вольный слышала я голос,
Он раздавался, как лесное эхо,-
Теперь умолк. И тишина страшнее,
Мне кажется, вдруг стала, чем была.
Друзья мои, потомки Прометея!
Нет, не орел грудь гордую терзал вам,-
То в сердце змеи лютые впились.
Вы не прикованы к той крутизне кавказской,
Что издали челом сияет снежным
И весть о Прометее подает!
Нет, вы схоронены в землянках, и оттуда
Не слышно звона кандалов, не слышно стона
И непокорных слов…
О ночи царь!
Наш самый лютый враг! Недаром ты боишься
Цепей кандальных музыки железной!
Боишься ты, что грозные те звуки
Пронзят собой и каменное сердце.
А чем же заглушишь ты дикий голос
Сплошного хаоса, и голод, и беду,
И те отчаянные вопли: «Света! Света!»?
На них всегда, как будто эхо в далях,
Отважный, вольный голос отзовется.
«Да будет тьма!» Но этого ведь мало,
Чтоб хаос заглушить, чтоб умер Прометей.
И если ты силен безмерной силой,
Последний дай приказ: «Да будет смерть!»
‹25 ноября 1896 г.›
ВЕЧНОЙ ПАМЯТИ ЛИСТКА, СОЖЖЕННОГО ДРУЖЕСКОЙ РУКОЙ В ТЯЖЕЛОЕ ВРЕМЯ
Горяча ты была, моя песня,
В дни, когда я впервые запела.
Очи ярким пылали огнем,
Пламя в сердце горело моем,
Я укрыть тебя в сердце хотела –
Только в нем тебе было бы тесно.
Горяча ты была, моя песня!
Так была ты тогда горяча,
Что подруга услышала зов.
Словно роза, она запылала,
И рука у нее задрожала
От встревоженных песенных слов,
Загорелась душа, как свеча…
Так была моя песнь горяча!
С давних пор моя песня простая
Горяча… Что же с нею вдруг сталось?
Слово вспыхнуло, как уголек,
И спалило заветный листок,
Только горсточка пепла осталась.
Ой, гляди, искра, вспыхнет, блистая!
Горяча моя песня простая!
‹26 ноября 1896 г.›
* * *
Слово мое, почему ты не стало
Твердым, как сталь боевого кинжала?
О, почему ты не яростный меч,
Головы вражьи срубающий с плеч?
Верный клинок, закаленное слово,
Я из ножон тебя вырвать готова.
В грудь ты вонзишься, да только в мою,
Вражьих сердец не пробьешь ты в бою.
Выточу, высветлю сталь о точило,
Только бы воли и силы хватило.
Будет сверкать мой клинок на стене
Всем напоказ, укоризною – мне.
Слово, оружье мое и отрада,
Вместе со мной тебе гибнуть не надо,
Пусть неизвестный собрат мой сплеча
Метким клинком поразит палача.
Лязгнет клинок, кандалы разбивая.
Гулом ответит тюрьма вековая.
Встретится эхо с бряцаньем мечей,
С громом живых, не тюремных речей.
Пусть же в наследье разящее слово
Мстители примут для битвы суровой.
Верный клинок, послужи смельчакам
Лучше, чем служишь ты слабым рукам!
77
- Предыдущая
- 77/151
- Следующая
