Христианская традиция. История развития вероучения. Том 1 - Пеликан Ярослав - Страница 36

В свете этой полемики еще более загадочным представляется удивительный отрывок из Иустина Мученика, который, по-видимому, отражает литургическую практику и официальное учение Церкви II века. Отвечая на обвинение в том, что христиане — безбожники, потому что не поклоняются официальным божествам римского государства, Иустин заявляет: «Сознаемся, что мы безбожники в отношении к таким мнимым богам, но не в отношении к Богу истиннейшему, Отцу правды и целомудрия и прочих добродетелей, и чистому от всякого зла. Но как Его, так и пришедшего от Него Сына и передавшего нам это учение, вместе с воинством прочих, последующих и уподобляющихся Ему благих ангелов, равно и Духа пророческого чтим и поклоняемся [им]». Реже обращают внимание на аналогичное заявление Афинагора который, изложив в ответ на такое же обвинение в безбожии учение о Троице, добавляет: «Впрочем, этим не ограничивается наше богословское учение, но мы признаем и множество ангелов и служителей». Совсем не «проясняя» утверждение Иустина об отношении ангелов к Троице, этот отрывок просто доказывает, что Иустин был не единственным христианским учителем, который постулировал какое-то сходство природ Бога и ангелов — сходство достаточно существенное, чтобы оправдать упоминание ангелов в одной строке с божественной Триадой. Поэтому нельзя считать неправомерным заключение, что в словах Иустина подразумевается какой-то культ ангелов, даже если этот отрывок и «повисает в воздухе».

Однако, переходя от такого рода obiter dicta [попутных замечаний] к содержанию учения и исповедания Церкви, мы должны сказать: основополагающим принципом в учении об ангелах является настойчивое утверждение, что они — не меньшие божества, а творения. Контраст между церковным вероучением и народным благочестием, который, судя по всему, присутствует в словах Иустина, совершенно поразителен. В то время как гностики вписывали противоречия вселенной в самое божественную реальность и при этом пытались отделить Высшего Бога от себя посредством целого рядов эонов, ангелов и других полубогов, Церковь в своем исповедании стремилась сделать недвусмысленным учение о Боге как о Творце. Из слов Ин 1:3 о том, что без Логоса ничего не начало быть, Ириней заключает: «Ангелы, Архангелы, Престолы и Господства устроены и сотворены Всевышним Богом чрез Слово Его». Приписывать сотворение мира ангелам значит искажать отношение между Творцом и тварью. У Ерма, кажется, присутствует подобная идея, но он пытается согласовать ее с учением о творении, говоря об ангелах как о первых созданиях Божиих, которым было вверено все творение. Ориген в предисловии к книге «О началах» выражает следующее мнение: учение Церкви ясно говорит и утверждает как официальное предание, что ангелы являются служителями Бога (и, как таковые, его созданиями), но оставляет предметом исследования и размышления вопросы о времени их сотворения и об их природе. Это официальное предание стало догматом после того, как Никейский собор принял исповедание, которое пошло дальше простого постулирования творения (это присутствовало в других символах веры) и с ясностью определило, что Бог есть Творец не только неба и земли, но и «всего видимого и невидимого». Умозрение в области ангелологии не прекратилось, но в своем учении о творении Церковь поставила предел, за который этому умозрению заходить не позволялось.

То же самое следует сказать и о демонологии. Демонологическое умозрение оказалось даже более привлекательным для отцов II и III веков, чем учение об ангелах, ибо оно давало очень много для учения о человеке как грешнике в языковом и структурном отношении. Развивая космологическое и экзегетическое направления иудейской мысли, христианские авторы размышляли о природе и деяниях падших ангелов, особенно о Быт 6:1–4 — пассаже, который считался первым ясным на них указанием. По-видимому, именно этот пассаж послужил Тертуллиану источником для его описания «отступившихся ангелов» как «ангелов-богоотступников, вступавших в связи с женщинами», и изобретателей астрологии. Вожделение к девственницам настолько распаляло их, что они отказались от близости к Богу и впали в грех. Вслед за этим они посвятили себя тому, чтобы сбивать людей с пути. Теперь сатана и его ангелы наполнили весь мир и растлили человека и остальное творение. Описанная картина происхождения демонов стала общим местом в литературе; это явствует из утверждения Минуция Феликса, что падшие духи были испорчены своей похотью и теперь стремятся испортить человека, из повторения Афинагором того, что «пророки» сказали об ангелах, похоть которых была причиной грехопадения, и из отождествления языческих божеств с блудными ангелами.

Христианское внимание к опасностям общения человека с демонами, падшими ангелами и Сатаной резко усилилось с началом монашеского благочестия, которое вызвало к жизни также и новый тип христианской литературы — жития монахов. В первом и самом влиятельном из этих жизнеописаний — «Житии святого Антония» Афанасия — конфликт между христианским героем и демоническими силами является, можно сказать, главной темой. Приписывая демонам сверхчеловеческие способности понимания и действия, Антоний, тем не менее, называет их «бессильными», особенно перед крестным знамением, которое берет верх над всей магией и колдовством. Не только из житий святых и подвижников, но и из комментариев менее посвященных наблюдателей мы знаем, насколько важным считалось крестное знамение в качестве средства отвращения злых духов; император Юлиан считал, что «суть их [христиан] богословия состоит в двух вещах: освистывать демонов и осенять знаком креста свои лбы». Хотя собственная демонология Оригена была тесно связана с его идеями о доисторическом падении, он определенно выражал веру и благочестие Церкви, когда говорил, что злые духи поджидают людей, чтобы сбить их с пути, и что верующий должен искать помощи управляющих духов Божиих, чтобы отражать нападения враждебных бесов. Неудивительно, что, когда это христианское благочестие соединилось с дуалистическими теориями, как в различных гностических, манихейских и присциллианских системах, диавол с его царством стал соперником не только для христианской души, но и для божественного владычества. Постоянное присутствие на протяжении всей христианской истории популярного дуализма и сатанинского искусства доказывает: христианское вероучение не преуспело в искоренении давнишнего убеждения многих верующих христиан, что «бог века сего» и на самом деле является богом. Но учение Церкви было ясным и недвусмысленным уже в реакции на гностицизм и еще больше — в ответе на манихейский и присциллианский дуализм. В монашеских рассказах о бесах также делается акцент на том, что они бессильны, ибо крест Христов лишил их оружия. Выступая против манихейского дуализма, Августин определил зло в неоплатонических категориях — как отсутствие добра; поэтому Бог есть источник всякой силы, даже силы вредоносной, а демоны суть падшие создания единого благого Бога. И против присциллиан собор в Браге в 563 году постановил: «Тот, кто отрицает, что диавол был первоначально добрым ангелом, сотворенным Богом, и вместо этого утверждает, что он произошел из хаоса и тьмы и не имеет Творца, но сам есть начало и сущность зла. да будет анафема». И снова повторим: хотя реальность сверхъестественного порядка принималась, вера в единственность Бога и благость творения, которую христианство утверждало, опираясь на Ветхий Завет, удерживала представления о сверхприродном мире в жестких рамках, по крайней мере в области христианского вероучения.

Антоний в своем противостоянии бесам нередко проявлял чудодейственные способности. Он изгонял бесов из одержимых ими и мог исцелять многих приходивших к нему больных. Однако в житии Афанасий настойчиво, вновь и вновь указывает: Антоний «исцелял не повелительным словом, но молитвою и призыванием имени Христова, желая для всех соделать явственным, что творит это не он, но Господь через Антония являет Свое человеколюбие и исцеляет страждущих». И были случаи, когда чудодейственные силы Антония не действовали, потому что не было на то воли Божией. Еще раньше появились рассказы о том, что есть христиане, наделенные сверхъестественными способностями, а именно легенда о «молниеносном легионе». Тем не менее, христианское учение о чудесах почти полностью было разработано в процесе истолкования и защиты библейских повествований. Когда Цельс утверждал, что Бог не желает ничего противного природе, Ориген противопоставил этому учение что всё совершающееся в соответствии с Словом и волей Бога не может бытьпротивно природе, и особенности это относится к так называемым чудесам. В своей собственной экзегезе сообщений о чудесах в Библии Ориген судя по всему, придерживается и их буквального понимания, в то время как в сочинениях «Против Цельсия» и особенно в трактате «О началах» он подробно доказывает, что эти истории следует принимать не как они есть, но как мистические утверждении духовных истин, Тертуллиан, с другой стороны, отмахнулся от критики чудес на основании природного закона, поскольку философы, говорившие о природном законе, отрицали всемогущество Бога. Принимая правило веры и безошибочность Библии, Тертуллиан воспринимал истории о чудесах как буквальную истину. Следует отметить, что и Оригена, и Тертуллиана учение о Боге как Творце удерживало от определения естественного и увлечения сверхъестественным