Ночь, которая решила все - Смит Карен Роуз - Страница 13

• Предыдущая
• 13/28
• Следующая

Мать Оливии всегда говорила, что приличным женщинам ругаться непозволительно. Но Оливия помнила, как ругался ее отец. И громким шепотом с яростью произнесла его ругательства. Потом решила, что Лукас Хантер — самый несносный человек на земле.

И она в него влюблена.

Всю ночь Оливия пролежала без сна, прислушиваясь, не пришел ли Лукас, но ничего не услышала. На рассвете, выскользнув из постели и набросив на себя халат, она направилась к его спальне. Дверь была закрыта. Она постучала, но ответа не последовало. Открыв дверь, она увидела, что постель не смята. Нигде не было и следа его присутствия.

Наспех одевшись, она съела кусочек тоста и поспешила к своей машине. Уже в машине ей пришло в голову, что нужно было ему позвонить. Но ей не хотелось, чтобы он думал, будто она шпионит за ним. Лучше подойти к его кабинету и незаметно выяснить, там ли он. И в «Баррингтоне» ли он вообще… Может быть, он снова улетел навестить своего «друга»…

Войдя в здание, Оливия почти сразу же направилась к лифту восточного крыла. Она приехала рано, поэтому служащих было немного. Ее сердце глухо стучало, когда она вышла из лифта и прямиком направилась к офису Лукаса. Около его кабинета она заставила себя замедлить шаг, сделала глубокий вдох, постучала в дверь и, не дождавшись ответа, повернула круглую ручку. Дверь была не заперта.

Сначала ей показалось, что в кабинете никого нет. Но затем ее взгляд наткнулся на ноги в носках, свешивающиеся с дивана. Лукас лежал на кушетке в одежде. Манжеты расстегнуты, белая рубашка помята, узел на галстуке приспущен и сбился на бок. Когда она тихонько обогнула стол и подошла к нему, Лукас открыл глаза. Взгляд его был затуманен со сна.

— Доброе утро, — мягко произнесла Оливия, не зная, какой ответ ее ждет.

Он спустил ноги с дивана и сел, взъерошенный и такой сексуальный… Посмотрел на часы, потянулся:

— Ты сегодня рано.

— Я волновалась. Не знала, что думать, то ли ты работаешь, то ли решил не приходить домой.

— Мы собрались поздно ночью, а потом мне нужно было продумать условия будущего контракта. Наверно, следовало позвонить, но я боялся, что ты уже спишь.

— Я плохо спала этой ночью потому, что тебя не было, — призналась она.

Какое-то время он внимательно смотрел на нее, затем покрутил шеей и поморщился.

— Давай помассирую, — предложила Оливия.

— Все в порядке, — отозвался он хрипло.

— Все же позволь. — Ей необходимо было почувствовать его рядом, снять напряжение не только в его мышцах, но и в их отношениях. Оливия подошла к нему и положила руки ему на плечи. — Повернись боком. — На этот раз он не сопротивлялся. — Если ты снимешь рубашку, мне будет удобнее.

— Ты совсем не думаешь о последствиях, пробормотал он, стягивая галстук. Затем одним движением выдернул рубашку из брюк, расстегнул и скинул ее.

Размах плеч и широкая спина Лукаса, чувственная сила туго натянутых мышц и загорелая кожа притягивали Оливию как магнит, манили ее прикоснуться к нему, вызывая приятную и томительную тяжесть внизу живота. Жар его тела передался ей, когда кончики ее пальцев коснулись его плеч. Большими пальцами она начала разминать узлы его мышц, с наслаждением вдыхая запах его кожи…

Лукас тихонько постанывал. Он наклонил голову, чтобы ей было удобнее массировать. Глядя на его шею, ей хотелось прекратить массаж и покрыть ее поцелуями. Что с ней происходит? Что за чувства бурлят в ней, разливаясь по всему телу подобно жидкому огню?.. Когда пальцы Оливии скользнули в его волосы, чтобы добраться до затылка, он выпрямился и, повернувшись, перехватил ее руку.

— Хватит, — его голос был хриплым.

— Я еще не закончила, — пролепетала она, не в состоянии ни двигаться, ни дышать. Она не понимала, что заставило ее отдаться импульсу, страстно захотеть того, что могло навредить ее планам и просто противоречило здравому смыслу.

— Если я позволю тебе закончить, то ни один из нас не приступит к работе в ближайший час.

В его глазах горело желание, и перед Оливией возникла картина рождественской ночи: разбросанная в спешке одежда и яростные поцелуи, которые породили шквал страсти, пугающий и одновременно сметающий все на своем пути. Пытаясь обуздать свое воображение и свои воспоминания, она спросила:

— Ты поедешь домой?

Он встал и снова посмотрел на часы.

— Нет. У меня в шкафу есть чистые рубашки и бритва. Через пятнадцать минут я должен быть в кабинете у руководства, будет еще одно совещание.

Она не могла оторвать взгляда от волос на его груди, они завораживали ее.

— Ты приедешь домой к ужину, или это включено в твои уроки? — спросил он ровным голосом.

— Стенли знает магазин, который доставляет заказы на дом.

— Не сомневаюсь, — огрызнулся Лукас и, подойдя к шкафчику, стянул рубашку с вешалки. Вешалка упала на пол, но он не стал ее поднимать. — И когда тебя ждать домой?

— Около девяти.

— Тогда до вечера. — И он стал застегивать рубашку, намеренно игнорируя ее присутствие.

Напряжение между ними возросло до предела. Оливия развернулась и вышла. Она слишком долго и упорно добивалась адвокатской карьеры, чтобы позволить одному сексапильному мужчине в одну секунду спутать все ее жизненные планы.

Лукас сидел на кухне перед раскрытым компьютером, то и дело посматривая на часы. Было уже больше девяти, когда он его выключил и принялся расхаживать по квартире. Оливия пришла в девять тридцать, и он не знал, то ли схватить пульт и притвориться, что смотрит телевизор, то ли забросать ее вопросами, на которые она, возможно, и не захочет отвечать.

Он выбрал ворчание:

— Что, урок затянулся?

Положив учебник и тетради на край стола, она посмотрела на него:

— Это был последний урок. У меня осталась эта неделя и выходные, чтобы убедиться, что я ничего не забыла с лета.

— Ты все прекрасно сдашь.

— Я в этом не уверена, Лукас, пока не придет уведомление. — И с опаской взглянув на него, добавила:

— Стенли считает, что мне следует накануне экзамена переехать в отель, поближе к тому месту, где он будет проходить. И, я думаю, он прав.

— Но это совсем недалеко отсюда.

— Невозможно предвидеть всего, что может произойти. Я несколько лет готовилась к этому моменту, но по прихоти судьбы в августе не попала на экзамен и пришлось ждать еще шесть месяцев. Стенли говорит, известны случаи, когда люди застревали в лифте по дороге на экзамен. Я не позволю чему-либо помешать мне на этот раз.

— Он делает из тебя параноика, — оборвал ее Лукас. Ему не нравилась идея переезда в отель, не нравилось, что советы Стенли для нее имеют силу закона.

— Он вовсе не делает из меня параноика. Ты должен понять, что значит для меня этот экзамен.

И без Стенли…

Должно быть, ее остановило выражение его лица, хотя он всегда считал, что прекрасно умеет контролировать свои чувства. До этого момента.

— Продолжай, Оливия. Что без Стенли? Как ты полагаешь, сможешь ли ты жить без него?

— Что ты хочешь этим сказать? — Оливия распрямила плечи.

Он приблизился к ней:

— Если мы думаем о создании семьи, а мне казалось, что именно этим мы и занимаемся, раз живем вместе, негоже выставлять напоказ свои чувства к Стенли.

— Я не выставляю.

— Я прекрасно вижу, какие взгляды ты на него бросаешь. Я наблюдал ваш интимный разговор во время танца. Вы были так увлечены друг другом, что, казалось, и землетрясение не разлучит вас. Что же мне сделать, чтобы заставить тебя забыть его?

Оливия стояла в растерянности, не в состоянии произнести что-либо, но Лукас сам решил, что делать. С чувством собственника, от которого он никак не мог избавиться, он смял ее в своих объятиях и страстно поцеловал.

Целовать Оливию всегда было неземным блаженством для Лукаса, но этой ночью взрыв чувств был такой силы, что это потрясло и даже испугало Лукаса. Чем он вызван? Тем, что он боролся за создание семьи, которой у него никогда не было? Тем, что она была такой нежной, сладкой и полной страсти? Тем, что она носила его ребенка? Или тем, что на карту было поставлено слишком много, больше, чем просто удовлетворение физического желания?

• Предыдущая
• 13/28
• Следующая