Мэдук - Вэнс Джек Холбрук - Страница 14
- Предыдущая
- 14/129
- Следующая
«Я вам не верю! — топнула ногой Мэдук. — Мой отец — благородный рыцарь, потому что я его дочь! Как может быть иначе?»
Девонета смерила принцессу взглядом с головы до ног и обронила: «Очень просто».
Мэдук не совсем понимала, что имели в виду, когда говорили о «родословной». Пару раз она уже слышала это слово, но до сих пор от нее ускользало его значение. Несколько дней спустя она зашла в конюшню, чтобы причесать своего пони, Тайфера. Неподалеку два знатных господина обсуждали жеребца и упомянули о его «впечатляющей родословной». У вороного жеребца, статного и сильного, наблюдался выдающейся величины член, но это свойство, судя по всему, не было основным фактором, определявшим качество родословной — по меньшей мере в том, что касалось родословной Мэдук. Не могли же Девонета и прочие фрейлины предполагать, что у принцессы должен вырасти подобный орган!
А тогда что именно подразумевалось под «родословной»? Может быть, знатные господа намекали на роскошную пушистость конского хвоста? Вряд ли. Мэдук отвергла эту теорию по тем же причинам. Она решила не гадать, а расспросить кого-нибудь при первой возможности.
У Мэдук сложились более или менее приятельские отношения с принцем Кассандром, единственным сыном короля Казмира и королевы Соллас. С годами Кассандр стал самоуверенным удальцом, искавшим развлечений хотя бы потому, что этого требовал присущий молодости избыток здоровья и энергии. Кассандр был силен, хотя скорее тяжеловат, нежели ловок. Он коротко стриг жесткие светлые кудри; его круглое лицо казалось слишком обширным для тонкого носа, маленького рта и близко посаженных голубых глаз. Кассандр унаследовал от отца — или, может быть, усвоил посредством подражания — целый набор резких коротких жестов и повелительных манер. Соллас, несомненно, наградила его тонкой, розовато-бледной кожей, маленькими ладонями и ступнями и характером более доступным и покладистым, чем у короля Казмира.
Мэдук нашла Кассандра сидящим в одиночестве в оранжерее и сосредоточенно пишущим что-то гусиным пером на листе пергамента. Некоторое время Мэдук молча наблюдала за принцем. Возможно ли, что Кассандр решил посвятить себя поэзии? Сочиняет оду к возлюбленной? Романс или балладу? Кассандр поднял голову и заметил племянницу. Отложив перо, он спрятал пергамент в ларце.
Мэдук осторожно приблизилась. Кассандр, судя по всему, был в приподнятом настроении и обратился к принцессе с витиеватым шутливым приветствием: «Тебе поем мы славу, о мстительная фурия Хай-Хайдионаоблаченная в сполохи лиловых молний! Кому суждено стать очередной жертвой, познавшей разрушительную силу твоего гнева? Или, другими словами, горечь перезревшей айвы, прилетевшей по лбу?»
Губы Мэдук покривились в некотором подобии улыбки; она присела на скамью рядом с Кассандром: «Его величество строго запретил мне бросаться фруктами». Помолчав, Мэдук вздохнула: «А жаль! Это было полезно для всех заинтересованных лиц. Но я решила быть паинькой».
«Мудрое решение».
Мэдук задумчиво продолжала: «Казалось бы, принцесса королевской крови должна иметь право бросаться айвой в кого угодно и когда угодно, если ей так вздумается».
«На первый взгляд так может показаться, но нельзя не принимать во внимание требования этикета. Благопристойное поведение — важнейшая обязанность любой принцессы!»
«А моя мать, принцесса Сульдрун — она вела себя благопристойно?»
Приподняв брови, Кассандр с любопытством покосился на маленькую собеседницу: «Что за вопрос! Как на него ответить? Честно говоря, я мог бы выразиться только таким образом: „Не совсем“».
«Потому что она жила одна в саду? Или потому что я родилась, когда она еще не вышла замуж?»
«Ни то, ни другое не считается достаточно благопристойным поведением».
Мэдук поджала губы: «Мне хочется больше о ней узнать, но мне никто ничего не говорит. Почему все молчат о моей матери?»
Кассандр невесело рассмеялся: «Потому что обо всей этой истории никто на самом деле ничего не знает».
«Расскажи — что ты слышал о моем отце?»
«Что я могу сказать? Я почти ничего не знаю, — осторожно произнес принц. — Судя по всему, какой-то проходимец, молодой и пригожий, нашел Сульдрун в саду и воспользовался ее одиночеством».
«Может быть, ей нравилось с ним встречаться?»
«Сульдрун вела себя неприлично, и лучше не придумывать ей оправдания, — с неубедительной чопорностью ответствовал Кассандр. — Но безродный бродяга, ее любовник, позволил себе невероятную наглость! Он насмеялся над достоинством королевской семьи и вполне заслужил свою судьбу».
Мэдук задумалась: «Все это очень странно. Сульдрун не жаловалась на поведение моего отца?»
Кассандр нахмурился: «Вовсе нет! Возникает впечатление, что бедная принцесса его любила. Но о таких вещах лучше помалкивать. Говорят, жрец Умфред застал их в саду и сообщил об этом его величеству».
«За что моего отца так страшно наказали? — пожала плечами Мэдук. — Не понимаю».
И снова Кассандр изобразил воплощение нравоучительности: «Как то есть за что? Нужно было хорошенько проучить мерзавца, чтобы другим было неповадно!»
С внезапной дрожью в голосе Мэдук спросила: «Он все еще жив?»
«Сомневаюсь».
«А где яма, в которую его бросили?»
Кассандр ткнул большим пальцем через плечо: «Где-то в скалах за Пеньядором. Это колодец глубиной саженей пятнадцать, а на дне колодца — темница, каменный мешок. Там кончают дни неисправимые преступники и враги государства».
Обернувшись, Мэдук взглянула туда, где над стеной Зольтры Лучезарного виднелась серая крыша Пеньядора: «Мой отец не был ни преступником, ни врагом государства».
Кассандр пожал плечами: «Таков королевский приговор — он обжалованию не подлежит».
«И все же! Моя мать была принцесса королевской крови. Она не полюбила бы первого попавшегося бездельника, перепрыгнувшего через ограду!»
Кассандр снова пожал плечами, показывая, что подобные головоломки превосходят его понимание: «Надо полагать — в том, что ты говоришь, есть какой-то смысл. И, тем не менее — кто знает? Королевская кровь, несомненно, имеет значение, но прежде всего Сульдрун была девицей на выданье, а девицы — непредсказуемые создания, повинующиеся мимолетным влечениям, как пух одуванчика — дуновению ветерка! Таково мое представление, основанное на собственном опыте».
«Может быть, мой отец — благородного происхождения, — задумчиво заметила Мэдук. — Его же никто не позаботился спросить?»
«Вряд ли, — махнул рукой Кассандр. — Воспитанный человек не решился бы на столь непозволительную глупость. Ты сомневаешься? Но таков закон природы! Каждый должен знать свое место, зависящее от происхождения, то есть от знатности предков — и единственная возможность улучшить наследственное положение состоит в том, чтобы заслужить королевский патент, выданный за доблесть и героизм, проявленные на войне. Никакую другую систему нельзя назвать целесообразной, справедливой или естественной».
«Какое же у меня положение? — растерянно спросила Мэдук. — И где моя родословная?»
Кассандр улыбнулся и развел руками: «Почему тебя это беспокоит? Тебе предоставили звание принцессы королевской крови — этого должно быть достаточно».
Любопытство Мэдук, однако, не было удовлетворено: «А моего отца бросили в яму вместе с родословной?»
«Надо полагать, — усмехнулся принц. — Если она у него была».
«А что такое родословная? Что-то вроде хвоста?»
Тут Кассандр уже не смог сдерживать веселье, задыхаясь от хохота. Мэдук оскорбленно поднялась на ноги и удалилась.
Королевская семья время от времени выезжала из Хайдиона за город: Казмир не прочь был иногда поохотиться — ему особенно нравилась соколиная охота — или просто проехаться по сельской местности. Как правило, для Казмира седлали вороного боевого коня по имени Шейван, тогда как королева Соллас ехала на смирной белой кобыле или — что в последнее время случалось все чаще — на выложенном подушками сиденье королевской кареты, благодаря многочисленным рессорам отличавшейся исключительно мягким ходом. Принц Кассандр гарцевал на норовистом саврасом жеребце Гилдрупе, а принцесса Мэдук весело носилась туда-сюда на своем сером в яблоках пони, Тайфере.
- Предыдущая
- 14/129
- Следующая