Мэдук - Вэнс Джек Холбрук - Страница 4

Герцог Кларактус слегка покачал головой: «Мы не просим аудиенции у короля Эйласа — это подобало бы делать только на территории его государства. В настоящее время король — посетитель даотского герцогства, и сувереном этого герцогства являюсь я. Таким образом, мой титул преобладает, и протокол должен определяться ситуацией. Я рассматриваю эту встречу как военные переговоры, а участники военных переговоров не разоружаются. Проведите нас к королю».

Друн вежливо отказался: «В таком случае я оглашу сообщение короля Эйласа, после чего вы можете вернуться к своему отряду без дальнейших церемоний. Слушайте внимательно, потому что вам надлежит передать это сообщение королю Одри, слово в слово:

„Король Эйлас обращает внимание на тот факт, что ска занимали Поэлитетц на протяжении десяти лет. Кроме того, ска контролировали земли выше Дальнего Данна. Все эти годы они не сталкивались ни с дипломатическими протестами, ни с каким-либо вооруженным сопротивлением со стороны короля Одри, вашего высочества или какого-либо другого представителя интересов Даота. В соответствии с нормами общего права, применимыми в случаях распоряжения невостребованным имуществом, ска, в результате своих действий и отсутствия противодействия со стороны Даота, приобрели неоспоримое право собственности на Поэлитетц, а также на земли выше Дальнего Данна.

Через некоторое время ульфская армия под предводительством короля Эйласа нанесла поражение ска, изгнала их с Хайбраса и приобрела их собственность силой оружия. Следовательно, эта собственность теперь присоединена к территории королевства Северной Ульфляндии, законно и полноправно. С учетом исторических прецедентов и практических правовых норм эти факты неоспоримы“».

Перед тем, как ответить, Кларактус сделал длительную паузу, вперив тяжелый взгляд в лицо невозмутимо стоявшего Друна: «Молодым петушкам негоже громко кукарекать».

«Ваше высочество, я не более чем передаю вам слова короля Эйласа. Помимо того, что уже сказано, следует учитывать еще одно обстоятельство».

«И в чем оно заключается?»

«Дальний Данн очевидно служит естественной границей между Даотом и Северной Ульфляндией. Оборонительные возможности Поэлитетца ничего не значат для Даота, но для королевств Северной и Южной Ульфляндии они чрезвычайно важны в случае нападения с востока».

Кларактус хрипло рассмеялся: «Особенно если нападут даотские армии, не так ли? И тогда мы горько пожалеем о том, что вовремя не потребовали вернуть нашу территорию. Поэтому мы и приехали — предъявить такое требование».

«В удовлетворении вашего требования отказано, — сдержанно ответил Друн. — Можно было бы добавить, что беспокойство у нас вызывают не даотские армии — несмотря на то, что их доблесть не вызывает сомнений — а намерения короля Казмира Лионесского, практически их не скрывающего».

«Если Казмир посмеет переступить границу Даота хоть на шаг, его постигнет катастрофа! — заявил Кларактус. — Мы будем гнать его вдоль Старой дороги до самого Прощального мыса, и там изрубим в лапшу его самого и всех его оставшихся солдат».

«Ваши слова внушают уверенность! — отозвался Друн. — Не премину передать их отцу. Так что будьте добры поставить короля Одри в известность о том, что Поэлитетц и Дальний Данн отныне принадлежат Северной Ульфляндии. У него нет никаких оснований опасаться нападения с запада, теперь он может сосредоточить все внимание на борьбе с разбойниками-кельтами, причиняющими ему столько неприятностей в Визроде».

«Чепуха!» — пробормотал Кларактус, не будучи способен сделать более осмысленное замечание.

Друн поклонился: «Вы выслушали сообщение короля Эйласа. Мне больше нечего сказать, и я разрешаю вам удалиться».

Герцог Кларактус ответил гневным взглядом, развернулся на каблуках, знаком приказал спутникам следовать за ним и покинул прихожую.

Глядя в амбразуру, Эйлас и Друн наблюдали за тем, как отряд всадников удалялся по Равнине Теней. «Одри отличается склонностью к праздному времяпровождению и, говорят, даже некоторой забывчивостью, — задумчиво сказал Эйлас. — Рано или поздно он вполне может решить, что его честь в данном случае не пострадала. Надеюсь, что это так — нам не нужны лишние враги. Королю Одри, между прочим, они тоже не нужны».

В далекие времена данайских вторжений Аваллон был укрепленным рыночным городом у самого устья Камбера, достопримечательным лишь благодаря множеству башенок, украшавших его стены.

От данайцев остались одни легенды — высокие чужеземцы с карими глазами, предпочитавшие сражаться нагишом и не носившие никаких доспехов, кроме бронзовых шлемов, поблекли и растворились в тумане прошлого. Стены Аваллона потемнели и местами просели; башенки, поросшие лишайником и плющом, защищали теперь только летучих мышей и сов, но Аваллон продолжали величать «городом высоких башен».

Перед тем, как наступили Смутные времена, Олам Третий объявил Аваллон своей столицей и, затратив сумасшедшие деньги, превратил Фалу-Файль в самый великолепный дворец на Старейших островах. Наследники не уступали Оламу в любви к роскоши, и каждый старался перещеголять предков богатством отделки новых интерьеров и пристроек королевского жилища.

Заполучив корону, Одри Второй принялся украшать и совершенствовать дворцовые сады. Он приказал устроить шесть фонтанов, испускавших по девятнадцать струй, окружив их бассейны дорожками и скамьями с мягкой обивкой. Придворных, идущих из дворца по центральной аллее, теперь встречали улыбками тридцать мраморных нимф и фавнов, а в самом конце аллеи виднелась круглая арочная беседка с куполом, где музыканты исполняли нежно трепещущие мелодии с рассвета до заката, а иногда и при лунном свете. Целое поле белых роз соседствовало с таким же пространством, пламенеющим красными розами; ряды лимонных деревьев, подстриженных в форме шаров, окаймляли прямоугольные газоны, где король Одри любил прогуливаться с фаворитами и фаворитками.

Но Фалу-Файль был знаменит не столько садами, сколько экстравагантной пышностью бесчисленных процессий и карнавалов. Всевозможные развлечения — балы-маскарады, празднества, зрелища — следовали одно за другим почти непрерывной чередой, и каждое казалось изобретательнее и расточительнее предыдущего. Галантные кавалеры и надменные красавицы толпились в залах и теснились на галереях в чудесных модных нарядах необыкновенной сложности; каждый внимательно оценивал других, в то же время пытаясь угадать, какое впечатление производит его тщательно продуманная внешность. Все стороны жизни здесь мелодраматически преувеличивались, каждое мгновение, преисполненное упоительной многозначительностью, становилось вязким и сладостным, как мед.

Только в Фалу-Файле умели так изысканно выражаться, только в Фалу-Файле демонстрировалось такое изящество манер. Воздух дрожал от бесчисленных разговоров вполголоса; за каждой дамой следовало дуновение аромата — жасмина, гвоздики с привкусом апельсина, сандалового дерева или розового масла. В полутемных салонах обнимались любовники — иные тайно, другие открыто. Почти ничто, однако, не оставалось незамеченным, и каждое происшествие, забавное, нелепое или жалкое — либо жалкое, нелепое и забавное одновременно — становилось пищей для сплетен.

Во дворце Фалу-Файль интрига была вопросом жизни и смерти. Под покровом блестящей парчи и сверкающих улыбок открывались темные глубины страстей и разбитых сердец, зависти и ненависти. В бледных лучах рассвета фехтовали дуэлянты, под безразличными взорами звезд совершались убийства, сплошь и рядом случались таинственные исчезновения, а когда поведение придворных становилось слишком неосмотрительным, они подвергались изгнанию по приказу короля.

В общем и в целом правление Одри отличалось мягкостью — хотя бы потому, что всеми судебными делами вместо короля занимался вдумчивый канцлер, сэр Намиас. Тем не менее, сидя на древнем троне Эвандиге с золотой короной на голове, облаченный в алую мантию, Одри казался воплощением благосклонного величия. Его внешность способствовала созданию впечатления царственности. Несмотря на то, что Одри раздался в бедрах и нарастил животик, он был высок и выглядел импозантно в роскошном костюме. Блестящие черные колечки завитых волос обрамляли его бледные щеки, а пухлую верхнюю губу украшали безукоризненно напомаженные черные усы; карие глаза под выразительными черными бровями, большие и влажные, были слишком узко посажены по сторонам длинного презрительного носа.