Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 36

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая

Озабоченный, но источающий доброжелательность, Родионов помахал Минину. Альбов повернулся к Аркадию, выражая всем видом, что готов играть по-честному.

– Мы же друзья и заботимся о вашем благополучии. У нас были все основания встретиться с вами и поговорить в открытую. Кто-то сейчас наблюдает за нами по телевизору и думает, что мы любители птиц или просто интересуемся историей.

– Боюсь, что Минин не похож ни на того ни на другого, – заметил Аркадий.

– Это уж точно, – согласился Альбов.

Родионов удалился, чтобы отослать Минина прочь.

– Спали? – спросил Аркадия Альбов.

– Нет.

– Ели?

– Нет.

– Плохо, когда все время приходится торопиться, – в голосе Альбова чувствовалась искренность. Но звучали и командные нотки, словно он председательствовал на собрании. Камера на воротах сталинской дачи изменила положение. Держа сигарету в зубах, Альбов добавил: – А со звонком сделано умно.

– Ваш номер был у Пенягина.

– Тогда это напрашивалось само собой.

– У меня лучшие мысли всегда приходят сами по себе.

К этому времени Альбову должно было стать известно, что Аркадий звонил и Боре. Возникал вопрос: чьи еще номера записал Пенягин?

Когда вернулся Родионов, Альбов вынул из кармана прокурора отчет.

– Телеграфные бланки, – сказал Альбов. – Он всю ночь был на Центральном телеграфе.

Родионов, взглянув на камеру, пробормотал:

– А мы-то перекрывали вокзалы, известные адреса, улицы.

– Москва большая, – сказал в оправдание прокурора Аркадий.

– Телеграммы посылали? – спросил Аркадия Альбов.

– Это мы узнаем, – твердо сказал Родионов.

– Через денек-другой, – согласился Аркадий.

– Он нам еще угрожает, – вышел из себя Родионов.

Альбов сказал:

– Смотря чем. В этом весь вопрос. Если ему что-нибудь известно о Пенягине, сыщике или Розене, он по закону обязан сообщить своему начальнику, то есть тебе, или ведущему дело следователю, то есть Минину. Иначе его сочтут сумасшедшим. Сегодня на улицах полно сумасшедших, так что никто его не станет слушать. Кроме того, он обязан выполнять приказы. Если ты пошлешь его в Баку, он туда и должен ехать. Может стоять под своей камерой хоть весь день. Выхода у него нет. Прожектора здесь не светят: захватите его сегодня ночью, а завтра он проснется уже в Баку. Ренко, скажу вам по собственному опыту: если нет ничего взамен, придется все время быть в бегах. А ведь у вас ничего нет, правда?

– Правда, – согласился Аркадий. – Но у меня другие планы.

– Какие еще планы?

– Я собирался продолжать расследование дела Розена.

Родионов посмотрел на дорогу.

– Теперь этим занимается Минин.

– Я ему не помешаю, – сказал Аркадий.

– Как это не помешаете? – спросил Альбов.

– Я буду в Мюнхене.

– В Мюнхене? – удивленно поднял голову Альбов, словно услышал пение незнакомой птицы. – А что же вы будете искать в Мюнхене?

– Бориса Бенца, – ответил Аркадий. Он не упомянул имя женщины, потому что не был уверен, так ли ее зовут на самом деле.

Родионов застыл на месте, словно сбился с шага.

Альбов посмотрел под ноги, огляделся вокруг, и наконец на его лице появилась удивленная и вместе с тем восхищенная улыбка.

– Ну, знаешь, это у него в крови, – сказал он Родионову. – Когда немцы быстро продвигались к воротам Ленинграда и Москвы, когда Сталин терял миллионы солдат, а Красная Армия в беспорядке отступала, один командир-танкист не отступил ни на шаг. Немцы думали, что поймали генерала Ренко в ловушку. Но они так и не поняли, что ему просто нравилось быть у них в тылу, и чем больше было крови и паники, тем больше его это устраивало. Сын – копия отца. Он в ловушке? Нет, он то тут, то там. Одному Богу известно, где он появится в другой раз.

– Завтра в семь сорок пять утра есть прямой рейс на Мюнхен, – сказал Аркадий.

– Вы в самом деле верите, что прокуратура выпустит вас из страны? – спросил Альбов.

– Абсолютно уверен, – ответил Аркадий. И у него действительно появилась такая уверенность, как только он увидел реакцию Родионова на имя Бориса Бенца – непроизвольное выражение злобы и страха, словно у загнанного в угол борова. До этого момента имя ничего не значило, но в одно мгновение Аркадий оценил, как сказал бы Руди, высокую рыночную стоимость Бориса Бенца.

– Если бы министерство и пожелало, от нас это не зависит, – сказал Родионов. – Заграничные расследования входят в компетенцию госбезопасности.

– На днях на Петровке вы говорили, что мы вступили в Интерпол и непосредственно сотрудничаем с иностранными коллегами. Со мной будет только сумка с личными вещами. Никакой проверки не потребуется.

– Лично я мог бы ехать хоть завтра, – сказал Родионов. – Но для вас ведь нужен заграничный паспорт и указание министерства. На это уйдут недели.

– В Центральном Комитете есть двенадцать комнат. Все, чем там занимаются, так это на месте делают паспорта и визы. Люфтганза, рейс 84, – сказал Аркадий. – Не забудьте, немцы народ пунктуальный.

– Есть выход, – вступил в разговор Альбов. – Можно лететь не в качестве следователя, должностного лица прокуратуры, а как частное лицо. Если министерство сможет сделать паспорт, да к тому же у вас есть американские доллары или немецкие марки, тогда вы просто покупаете билет и летите. Кстати, в Мюнхене только что открылось наше консульство. Можно связаться с ним и получить там командировочные. Вопрос только в том, где вы достанете валюту на билеты.

– И ответ?.. – спросил Аркадий.

– Я мог бы дать взаймы. В Мюнхене можно рассчитаться.

– Деньги должен дать прокурор, – сказал Аркадий.

– Тогда надо сделать, как он говорит, – согласился Альбов.

– Почему?

– Потому что это более деликатное расследование, чем мы думали раньше, – объяснил Альбов. – Иностранные инвесторы, особенно немцы, очень чувствительны к грязным скандалам среди новых советских капиталистов. Мы должны восстановить доброе имя каждого, даже тех, о ком никогда не слышали. Потому что, если даже следователь гоняется за призраками, мы не хотим ставить препятствия на его пути. Кроме того, мы не знаем всего, что знает следователь, или того, что он, по его мнению, должен срочно предпринять, чтобы утвердить свою самостоятельность.

– Он не сказал, что ему известно.

– Потому что он лишь доведен до отчаяния, но он не безнадежный дурак. Он набил тебе карман телеграммами, а ты даже не заметил. Я поддерживаю Ренко. Я все больше попадаю под впечатление его приспособляемости. И все равно у меня возникает вопрос, – сказал Альбов, обращаясь к Аркадию: – Подумали ли вы о том, что, как только вы сядете в самолет, вы утратите все свои полномочия? В Германии вы будете обыкновенным гражданином, более того, советским гражданином. Там вы будете не кем иным, как беженцем, потому что для них все русские – беженцы. Во-вторых, вам перестанут верить здесь. Вы перестанете быть героем в глазах своих друзей. Никто не поверит вашим рассказам, потому что и здесь на вас будут смотреть как на эмигранта. А эмигранты всегда лгут. Они наговорят что угодно, лишь бы уехать. Могу вам обещать одно – вы будете жалеть, что уехали.

– Я еду только в связи с этим делом, – сказал Аркадий.

– Видите, вы уже лжете, – Альбов сочувственно посмотрел на Аркадия. Казалось, он делал над собой усилие, чтобы не оставить без внимания менее интересного собеседника. – Родионов, тебе лучше заняться всем этим. Тебе нужно многое успеть, иначе твой следователь опоздает на самолет. Документы, деньги, что там еще. И все это за один день, – и снова, обернувшись к Аркадию, спросил: – А как насчет Аэрофлота?

– Люфтганза.

– Предпочитаете авиалинию, на которой пристежные ремни в порядке? Совершенно согласен, – подтвердил Альбов.

Родионов, оставшись не у дел, отошел в сторону, ловя взгляды, все еще ожидая дополнительной команды от Альбова. Далеко на дороге растерянные, всеми забытые Минин и его люди вновь сбились в кучу.

– Ступай, – сказал Альбов.

• Предыдущая
• 36/94
• Следующая